Ну, да ладно. Нет у меня особого желания впадать в политиканскую дискуссию. Бессмысленную и беспощадную, как русский бунт. Поэтому, выражу свои восторги по-другому.

Волшебным очарованием дышит летняя южная ночь!

Да. Так точнее.

Наша крымская ночь действительно находится где-то рядом с магией. В воздухе витает непередаваемое ожидание чуда. Кажется, что здесь до волшебства рукой подать. Сказочные герои, и злые, и добрые ― они повсюду: в шорохе листвы и пятнах света на асфальте, в стрекоте цикад и легком бризе с моря, пахнущем... Господи! Чем только не пахнет этот чудесный теплый воздух! Солью, фруктами, цветами... Чаще всего, наверное, кипарисом. Или розами. Или лавандой. Да что там! Эти ароматы можно перечислять бесконечно. Или вообще их не замечать, как это делают местные жители, давно уже привыкшие к чуду и смирившиеся со сказкой.

А я вот не желаю к этому привыкать! И смиряться не буду, и не просите!

Млея от удовольствия, я шагал по темным улочкам к месту встречи наших неадекватных подельников. Какое небо красивое! Звезды, как горошины. Руку, кажется, протяни ― посыпятся в ладонь блестящим горохом. А ведь хорошо, что мы эту дурь выдумали, я имею в виду ― ночную "охоту на ведьм". Я уже и забывать начал, какое это чудо ― южная ночь. Какая миленькая прогулка получается!

Не замечаем мы этой простой и бесплатной радости вокруг нас. Ох, не замечаем! И ведь не только ночных красот это касается. Здесь целая мировоззренческая проблема. "Что имеем, не храним...", подходит? Приблизительно, разве что. Или "за деревьями леса не видим". Да, так, наверное, точнее. Надо все-таки иногда останавливаться и смотреть в ночное небо. А для этого и нужно всего-то ― выдумать дурацкое ночное мероприятие и... сбежать от бабушки.

М-мда... Колобок хренов. Зачем ночник-то перед уходом выключил? Кто просил? Выходя гасите свет? А ничего, что бабуля может всполошиться? Где-то умным себя считаешь, а где-то ― тормоз тормозом!

Схема "самоволок" из бабушкиной квартиры элементарная. Для "переночевать" любимому внуку предоставляется целая комната с выходом на балкончик. Малюсенькая, правда, комнатенка, но разве в этом дело? Балкон весь зарос виноградом ― великолепный "Бычий глаз". Кроме того, что вкуснее винограда я в жизни не едал, ко всему прочему, у этого чудесного растения ― толстенная десятилетняя лоза, удобными уступами поднимающаяся на второй этаж "сталинки", где и располагается бабушкина квартира. Взрослого не выдержит, а вот меня ― милое дело! Достаточно лишь дождаться, чтобы бабуля заснула (а сон у нее не по годам крепкий), и ты свободен до утра!

Если бы только не этот ночник!

Ой, вы ручки мои шаловливые. Куда ж вы это на автомате-то потянулись? И сколько сэкономишь ты на электричестве, оптовик ты наш продуманный? Лопата не сломается, грошики-то скирдовать?

Я с досадой потер затылок.

Снова эта шизофрения. Две личности в одной башке ― серьезный диагноз. Один "косячит", другой "нудотствует". Помиритесь вы, наконец, когда-нибудь? Старый, да малый.

Непроизвольно я прыснул, представив себе эту парочку, сцепившуюся друг с другом в моей черепной коробке. Зачем-то схватился за рот, мол, как-бы спящих граждан не потревожить. И из-за этой очередной своей несуразности уже просто заржал над собой в полный голос, отпуская в ночь скопившееся напряжение. Что-то шарахнулось в сторону в темном палисаднике по левую руку. Кошку напугал, что ли своим хохотом? Или что там за зверь? Крупнее кто-то.

Интересно.

Я раздвинул ветви зловещего на вид кустарника и сунул туда свой нос. Да, ерунда! Нету тут никого. Да и кто бы тут стал прятаться? Особенно от школьника-малолетки, чудом оказавшимся на ночной улице, причем без взрослых! И куда только родители смотрят?

Я скептически фыркнул и... все-таки на всякий случай еще прислушался. Тишина. Чудесная летняя тишина, наполненная треском насекомых, шорохом листвы и еле слышным дыханием ночного южного города ― далекий шум одинокой машины, эхо сигнала с какого-то катера-полуночника, да отзвуки какой-то музыки, обрывками долетающей из вечно-бодрствующих курортных зон.

ќПараноик чертов!

Развернувшись в сердцах, я что есть ног припустил к месту нашего ночного рандеву. Тем более, что растворивших в романтике и сантиментах, я кажется слегка начал опаздывать. Еще подумают, что струсил. И тут же ― хвать последнюю мысль, как рачка, неосторожно высунувшегося из ракушки: а кто это сейчас про "струсил" подумал ― старый или малый?

Да, блин, хорош уже!

Хватит этих самокопаний. А то, глядишь, и до санитаров не далеко!

Раздосадованный и слегка возбужденный ночными впечатлениями, я пулей проскочил высокую стену летнего кинотеатра и выскочил на искомый пустырь.

Ага! Почему то, так я и предполагал: собрались все, кроме этого пустобреха Генки! Рыжий Славка, Вадька-Трюха и, о чудо, даже наш маменькин сынок заявился ― Димон, гроза разбойниц! Интересно, чего он там дома наплел?

― А я даже и не отпрашивался, ― словно услышав мои мысли, гордо заявил Димка, ― тихонько встал ночью, как в туалет, прокрался в прихожую, и дёру!

― Молодец, ― рассеянно похвалил я его и переключился на других двоих, которые, сидя на корточках что-то внимательно рассматривали на земле. ― Что у вас там? Уронили чего-то?

― Булка! Пришел? А у нас тут знаки какие-то...

"Булка" ― это я. Потому как, фамилия моя ― Караваев. И я действительно "пришел", тут Трюха, капитан-очевидность не ошибся.

А вот знаки...

― Ну, посторонись! Что за знаки у вас тут?

Я оттер плечом Славку-инодворца. Чужак все-таки, поэтому в нашей сопливой пищевой цепочке должон знать свое место. Так положено. Иначе сам без авторитета останешься!

Камушки какие-то, мелкие. Выложены в рядок. А, нет. В два рядка. И уголком в конце. С крылышками какими-то. А, типа, стрелка!

Стрелка?

― А как вы вообще это разглядели? В темени этой?

Я подозрительно уставился на Трюху.

― А это и не мы, ― как ни в чем не бывало заявил он, ― Это Димон.

Я не увидел, а просто почувствовал, как полыхнули красным щеки Димона. О нем снова говорят!

― Я просто... Камушек хотел... поднять... А тут...

Понятно. Камушки, жучки, травки-листочки, Димка всегда с чем-нибудь возится на корточках. Лишь бы стать ниже и не общаться с грозными собеседниками. Метода у него такая отгораживаться от окружающих.

― А где Генка?

― А не пришел твой Генка! Мамочка, наверное, не отпустила.

Почему это он "мой"? Трюха попутал что-ли?

Впрочем, в бутылку лезть ― смысла нет. Надо разгонять эту ночную шайку по домам, тем более, повод прекрасный ― главный заводила отсутствует.

― Ладно, проехали. Давай, ребя, расходиться, пока родители не хватились.

На меня изумленно уставились три пары глаз.

― А стрелка? ― неуверенно напомнил Славка. ― Она же не просто так. Она же что-то значит.

― Дети может, игрались днем, ― предположил я, забыв на миг, что мы эти самые дети и есть, тут же поспешил исправиться, ― я имею в виду, мальки детсадовские, дошкольники. Дошколота!

― А вот еще одна, ― флегматично заявил Трюха, успевший пройти шагов пять-шесть в направлении, куда указывали камушки. ― Стрелка. Мелом только нарисовали здесь. По асфальту. Гля!

Мы сыпанули в его сторону.

Точно. Еще одна стрелка. И, кстати, метрах в десяти, в пятне фонарного света ― третья, с изгибом, указывающая за угол летнего кинотеатра.

― Так, стоп, мужики!

Черт, "мужики" для восьмилеток как-то фальшиво прозвучало. Тут обращаются "ребя". Ну, да ладно...

― Я думаю, это Генка все намалевал, ― сказал я. ― Только он один знал, что мы в этом месте собираемся встречаться.

― А другие... что с нами на великах катались, ― неуверенно произнес Димон. ― Они тоже знали.

Логично!

― Те знали, что их ночью не отпустят. Хотя...

Ну, да. Если кто-то задумал над нами подшутить, вряд ли стал бы афишировать свои возможности. Получается, кто-то придумал эту каверзу еще там ― на зеленом склоне? Когда Генка про ночных разбойниц нам всем втирал?

Зачесался затылок.

Вообще-то речь идет о второклассниках. Это, кто не знает, дети такие, которым всего восемь лет от роду. Какие тут, на хрен, интриги? Какие, к чертям, каверзы и расчеты? Самое большее ― жука чернильного в велосипедную сумочку подсунуть. А тут ― стрелки, "туда иди", "сюда не иди". Необычно как-то. И загадочно. И... действительно тянет разобраться...

Я, сцепив зубы, молча двинулся в направлении стрелок. За угол, так за угол. Ага, еще одно художество. Эта стрелка указывает в темный проулок, между прочим. А там, что ― девчачья банда в полной красе? Как завещал нам великий Гендос?

Чувствуя, что начинаю раздражаться на бестолковость ситуации, я направился в искомый проулок. Слышно было, как за спиной неуверенно семенит моя гоп-бригада. Молча, надо сказать.

Дрейфим, мужички?

Еще одна стрелка с поворотом. Изгиб указывает на подъезд какой-то двухэтажки. Впрочем, почему "какой-то"? Типовая, барачная, с деревянными лестницами и перекрытиями. Мы на дню мимо нее раз сто пробегаем.

А вот еще одна стрелочка. Поменьше. Перед самим подъездом. Показывает направо. В сторону небольшого спуска в подвал. И дверь там внизу слегка приоткрыта. Кажется, в глубине даже где-то свет включен. Кто же нас там ждет? Интрига!

Не задумываясь особо, я шагнул по ступенькам вниз.

― А можно... я тут... сверху останусь, ― вякнул где-то сзади Димон.

Ему что-то буркнул в ответ Трюха, издевательски гоготнул и тяжело зашлепал вниз вслед за мной. Я, упершись ногами в пол, что есть сил, потянул подвальную дверь на себя. Нехотя с противным скрежетом она поддалась и распахнулась чуть шире. Мы осторожно сунулись вовнутрь. Подвал как подвал. Где-то что-то капает. У дальней стены из-за угла мелькают пятна электрического света. Лампа там явно покачивается, видимо, на длинном проводе, свисающем с потолка. Справа шмыгнула беспризорная кошка. Слева гулко заурчала канализационная труба. Кому-то, наверное, приспичило там наверху. Еще один полуночник.

― Вадим, проверь ― может, тут какие-нибудь указатели есть. Стрелки там, камушки...

Я просто знаю, что у поджигателя Трюхи всегда на кармане есть коробок спичек. Ну, правильно. Он уже ползает по грязному полу на четвереньках, подсвечивая себе огоньком.

― Не спали тут... чего-нибудь, ― с опозданием осознаю я собственное легкомыслие.

Сзади со знакомым скрежетом шевельнулась подвальная дверь. Я оглянулся. Славка и Вадим здесь, у меня за спиной. Димон спускается?

Нет. Дверь еще раз скрежетнула зловеще и вдруг резко захлопнулась, подняв пылевую круговерть в лучах электрического света. Снаружи что-то глухо звякнуло. Запор?

― Димон! А в ухо не дать? ― тут же предложил злоумышленнику Трюха, не вставая с колен. ― А ну, открывай! Мы знаем, что это ты.

Ну, я не был бы так категоричен.

Только, кто же еще, если не Димон? Трюха вскочил на ноги и гулко заколотил кулаками по крашенной жестянке, которой была оббита дверь.

― Димо-о-о-он!

― Тихо, Вадька! Весь дом разбудишь. Дай мне.

Я отодвинул в сторону начинающего не на шутку нервничать Трюху и подергал за ручку. Точно, закрыто. И звуки какие-то непонятные снаружи ― шорохи, топтания, повизгивания. Причем, не у самой двери, а чуть сверху ― у подъезда, видимо.

― Славка, а ну, глянь там, ― ко второму подъезду проход не заколочен? Ну, да, там где свет от лампочки, туда идти. Давай, мухой!

Куском доски я попытался отжать дверь наружу. Нет, плотно сидит в коробке, даже щели не видно. И запор, кажется серьезный, надо думать ― стальная полоса поперек. Убью Димона, если это его шуточки!

― Булка! Есть проход, не заколочен, ― это вернулся разведчик-Славка. ― Дырка там, в кирпичах, не успели заложить, наверное. Я только... один дальше не пойду... там света нету.

Детский сад! Впрочем, а кто же они еще?

― Давай за мной, ― окончательно взял на себя руководство я, ― Да осторожней ты!

Это я Трюхе, который на радостях так шустро за мной ломанулся, что чуть Славку не затоптал в потемках.

Пачкаясь в пыли, мы пролезли в стенной пролом и, пользуясь типовой планировкой подвала, быстро вычислили коридорчик, ведущий ко второму выходу. Дверь там тоже была закрыта, но на наше счастье ― без запора снаружи. Потому как с трудом, но все же подалась, издавая все тот же характерный скрежет. Двери-близнецы что ли?

Я высунулся на свободу и огляделся. Из приподвальной ниши много не разглядишь. Поднялся повыше ― никого. Только звезды безмятежно сияют в равнодушном небесном мраке. Шума тоже никакого не слышно. Только где-то недалеко щенок какой-то поскуливает еле слышно.

― Чего там? ― дрожащим шепотом дохнул мне в ухо герой Трюханов, едва не повиснув на моей спине.

― Сейчас посмотрим, ― поспешил я его обнадежить и шагнул на свет к подъезду.

И здесь никого.

А у соседнего подъезда, метрах в десяти от нас кто-то сидел на стуле. Прямо перед крыльцом. Странно. Нашел время устраивать посиделки. И лампочка почему-то не горит, хотя перед нашим спуском в преисподнюю жизнерадостно пылала во все свои пятнадцать ватт.

Мы подошли поближе и в оцепенении уставились на невообразимую картину.

На стуле сидел Димон.

И был он к этому стулу привязан эластичным медицинским жгутом. Мы из такого рогатки делаем, ― в любой аптеке можно купить за тридцать копеек рулон. И повизгивал это оказывается, не какой-то там посторонний щенок, а наш что ни на есть собственный подельник. Потому как рот у него был завязан какой-то тряпкой, и человеческие слова он произносить был не в состоянии. А вот глаза у него, вопреки его же прежним россказням, завязаны не были, а, напротив, были вытаращены и полны ужаса.

А еще у Димона в костюмном ансамбле явно не хватало одной детали.

Немаловажной. Для настоящего пацана, имеется в виду. Димон сидел на стуле... без штанов. Сидел и легкомысленно светил во мраке гламурными труселями вызывающего ярко-белого цвета, слегка подмоченными в некоторых труднодоступных местах. Мы в таких аксессуарах свое уже отмаялись ― в свое время и в разных там дошкольных учреждениях. Как водится, перешли теперь на суровые взрослые семейники. Ну, или почти взрослые...

Я протянул руку и отцепил тетрадный листок "в клеточку", пришпиленный к спине Димона какой-то дурацкой заколкой в форме Чебурашки. Там черным фломастером был намалеван череп с костями. Изящно, надо сказать, намалеван. Красиво и со вкусом. Точными и скупыми штрихами. Так дети не рисуют.

1234

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓