Блейк, стоящая на удаляющейся от него платформе.
— Прощай...
Блейк, говорящая с незнакомцем, фавном с обезьяньим хвостом.
— Нас принимали как равных, но не из уважения. Из страха. И я ушла. Я решила, что мои навыки не будут служить их насилию...
Блейк, стоящая посреди доков города Вейл. Фавны, его фавны, пресмыкающиеся перед Романом Торчвиком. Преступником. Вором. Отбросом среди отбросов.
— Почему вы помогаете этому отбросу, братья?
Блейк, сидящая на двуспальной кровати и обнимающая свои колени.
— Я видела, как меняется тот, кто был мне дорог. Это было не внезапно, множество маленьких выборов, что накапливались постоянно. Он говорил мне не волноваться. Сначала это была самооборона, затем — несчастные случаи. Иногда, мне даже начинало казаться, что он прав...
Блейк, стоящая в пылающем кафетерии академии Бикон. Блейк, смотрящая на него с ужасом. Блейк, слушающая его слова.
— То, что ты хочешь, невозможно! Но я понимаю, ведь всё что я хочу это ты, Блейк. И когда я обрушу на этот мир справедливость, которую так заслужило человечество, я приложу все свои усилия для того, чтобы разрушить всё, что ты любишь!
— Ложь! — в бешенстве прошипел Адам, — подлая, омерзительная ложь!
Блейк была единственной светлой стороной в этом жестоком мире! Мире, где монстры рыскали не только за границами цивилизации, но и в самом её центре, нося костюмы, ценой в миллионы льен! В мире, где сильные и богатые пировали и праздновали, вываливая горы денег на пустые проекты и бессмысленные фестивали, лишь чтобы потешить своё эго, в то время, как фавны задыхались в шахтах, не обеспеченные даже минимальной защитой! В мире, где богатеи и бизнесмены видели тех, кто стоит ниже, лишь как инструменты, как цифры в графах, цифры, которые можно с лёгкостью списать в расход и "попутные потери"!
Блейк была его спасением. Блейк была единственной девушкой, что заменяла ему всё. Блейк была живым напоминанием того, за что он боролся. За что он проливал кровь, свою и чужую. Блейк не могла его бросить. Она не могла его предать! Он не мог поднять на неё руку!
Адам встал с кровати и возбуждённо прошёл мимо стола, заваленного картами и донесениями, мимо вешалки с одеждой, мимо ящика с немногими пожитками. Маленькие, невзрачные факты начали складываться друг с другом, словно паззл, которому не хватало отдохнувшего взгляда. И получающаяся картина ему не нравилась.
Когда в последний раз она делила с тобой постель? Когда она в последний раз улыбалась тебе? Когда она в последний раз рассказывала о любимой книге?
Гримм побери, когда ты в последний раз держал её за руку?
Блейк отдалялась от него всё дальше и дальше, а он, увлечённый своей борьбой, даже не заметил этого! Хуже того, он не заметил бы этого до самого конца, до того момента, пока она не решилась бы оставить его, бросить всё то, что было её жизнью! И всё из-за него.
Быть может, если бы ему удалось поговорить с ней, всё было бы иначе. Быть может, ему бы удалось убедить её, что не бывает войны без жертв, что нельзя изменить мир, не испачкав руки в чужой крови, что корпорации и политики, укрепившиеся в обществе словно сорная трава, не уйдут со своих позиций без отчаянного боя... Быть может, тогда всё было бы иначе.
Теперь он был бессилен что-то поменять. Уже бессилен.
Блейк уже определилась со своим решением. Даже если он не возьмёт её на операцию, даже если он запретит ей уходить, даже если наступит на свою гордость и станет умолять её остаться с ним, Блейк всё равно, рано или поздно, но покинет Белый Клык.
Это Адам понимал точно. Он, в конце концов, хорошо её знал. А затем он придёт за ней и будет пытать её на глазах её лучшей подруги.
Ему хотелось снова назвать это видение ложью, отбросить его как бред, как помутнение рассудка. Но он слишком хорошо себя знал. Сейчас? Сейчас да, Блейк была в безопасности от его гнева. Но потом... После нескольких месяцев без неё, после многочисленных донесений о том, что Блейк бросила своих братьев, обернулась против них, забыла все жертвы, что они принесли на благо революции... Он мог понять, чем руководствовался тот, другой Адам. Меньшего отвращения подобному бесчестью это не вызывало.
Лезвие клинка тускло сверкнуло в темноте шатра и стол, лишённый ножек, рухнул на пол, рассыпая карты, документы и донесения.
— Шни! Дочь тирана! Она стала Блейк лучшим партнёром чем ты, — с горечью прошептал он, — так ты ценишь свою клятву Гире, Адам?
Некоторое время он смотрел невидящим взглядом на рассыпанные по полу бумаги. Затем, раздражённо фыркнув и покачав головой, опустился на колено и, собрав их в аккуратную стопку, положил на столешницу. Потратив пару минут, чтобы одеться — красная футболка, брюки, чёрный тренч, ботинки, маска — и закрепив Багрянец на поясе, мужчина вышел из шатра, отбросив рукой тканевую занавеску: весна была на удивление тёплой, и несколько дней назад бойцы Белого Клыка с радостью перешли на летнее обмундирование.
Он миновал общие шатры, в которых отдыхали бойцы, кивком поприветствовал часовых, стоящих у шатров с оружием наизготовку, вдохнул носом запахи с кухни и покачал головой — думать лучше всего было на пустой желудок. Остановившись у просторного тента, рядом с которым располагались несколько крытых контейнеров, Адам несколько раз стукнул по деревянной опоре и вошёл внутрь.
Единственный постоялец складского тента — пожилой фавн с морщинистым, сухим лицом отложил в сторону дробовик, ствол которого ещё секунду был направлен на вход.
— Адам, — констатировал старик скрипучим голосом, — я-то думал, что выдал всё, что нужно для следующей вылазки.
— Планы изменились, — ответил Адам, замолкнув на некоторое время.
Как говорилось в том, чужом мире: "Не можешь предотвратить — возглавь".
— Блейк отправляется в дальнюю ходку.
— Хм, — кладовщик заинтересованно склонил голову, махнув чешуйчатым, крокодильим хвостом, уходящим в проделанный в брюках разрез, — насколько долго?
— Пара недель, в городе, — вступительные экзамены в Бикон начнутся примерно через несколько дней. Остальное — на всякий случай.
Покивав головой, кладовщик встал и засуетился, собирая в рюкзак различные припасы и тихо бормоча себе под нос.
— Патроны, девять миллиметров... Прах, огонь, земля, лёд, по четыре унции. Мелочь для привалов. Солдатские пайки. Льены...
— Выделю из своих, — вмешался Адам.
Старик довольно кивнул, посмотрел на набитый рюкзак, взглянул на Адама и, улыбнувшись своим мыслям, наклонился и достал из-под полки три консервных банки.
— Консервированная сёмга, — заговорщически сообщил он Адаму, — пусть девочка себя побалует.
— Спасибо, — осторожно принял Адам рюкзак из старых рук.
— Эй, — наморщив нос, кладовщик снова уселся за свой столик, шелестя страницами учётной книги, — мы тут все надеемся, что у вас всё снова устроится. Такая ладная пара, вы двое.
Адам недовольно уставился на старика. Тот же, совершенно не обращая внимания на взгляд своего командира, лишь улыбнулся, оскалив зубы.
Нахмурившись на вопиющую недисциплинированность старого Бруно, Адам застегнул молнию рюкзака.
— Судачите о личной жизни командира вместо того, чтобы исполнять свой долг?
Бруно лишь захихикал:
— Долг здесь и никуда не убежит. Да и не переживай — поживёте недельку-другую друг от друга подальше, всё у вас и утрясётся. Я тебе железно говорю, с позиции, так сказать, опыта прожитых лет!
В ответ Адам лишь хмыкнул и вышел из шатра.
Вновь пройдя через лагерь, он тихо поприветствовал часового, охраняющего узкую тропу, ведущую вглубь леса.
Спустя несколько минут ходьбы Адам прибыл на поляну, окружённую деревьями с вечно красной листвой. Посредине неё торчал обломок скалы. Он положил рюкзак рядом с ним и принялся расхаживать из стороны в сторону по поляне, иногда останавливаясь, чтобы раздавить несколько сухих веток. Треск и хруст древесины помогли малость успокоиться, но этого явно было недостаточно.
— Марионетки! Игрушечные солдатики! — яростно взорвался он, оскалив зубы, — таково твоё сотрудничество, лживая ведьма?!
Адам не имел привычки лгать себе, прекрасно понимая, что иногда Белый Клык не гнушался сотрудничеством с людьми. Различные мелкие корпорации предоставляли организации деньги, прах и вооружение в обмен на диверсии против компании Шни — монополистов никто не любил. Однако обе стороны понимали, что подобное сотрудничество временно и что Клык сам выбирает, на кого обрушить свой гнев. Если под его удар попали конкуренты — что же, радуйтесь. Если вы сами — кто-то порадуется вашей неудаче. Сотрудничество с Синдер Фолл было совершенно иным. Конечно, им удалось бы совершить то, что не снилось ни одному командиру организации — поставить на колени город Вейл, разрушить академию Бикон, способствовать гибели множества военных Атласа, охотников и студентов. Даже сам директор не смог уцелеть!
Все эти преимущества перекрывал один, огромный недостаток — никто не чествует клинок, убивший чудовище. Люди восхваляют того, кто его держит. А в этой битве Белый Клык был лишь клинком, причём клинком расходным — ни Синдер, ни её покровительница явно не задумывались о жизнях фавнов и их борьбе, воспринимая дело революции лишь как источник дешёвого пушечного мяса.
Адам фыркнул. Не знай он этого, он, возможно, согласился бы работать "вместе" с Синдер Фолл. Но теперь, теперь он знал, что она хочет, и кто стоит за ней.
По городам и сёлам планеты ходило множество легенд. В некоторых из них рассказывали о созданиях, чьему зову подчинялись создания гримм. И сделки с такими существами никогда не сулили ничего хорошего глупцу, решившему поиграть с таким огнём. Адам, по его мнению, не был глупцом.
За спиной послышалось рычание и треск веток. Фавн ухмыльнулся, положив ладонь на рукоять меча. Похоже, у него появился шанс слегка развеяться.
Беовульф выскочил из зарослей, намереваясь запустить когти в ничего не подозревающую добычу. Мелькнуло красное лезвие, тёмное тело рухнуло на землю, а отсеченные лапы упали рядом с ним. С тихим щелчком меч занял своё место в ножнах. Склонив голову, Адам медленно обошел злобно рычащее создание гримм. Бич цивилизаций, погибель народов — создания тьмы и ярости, с безумным упорством нападающие на фавнов и людей с самого начала времён.
Ножны катаны врезались беовульфу в оскал, выбив из него несколько зубов.
— Не такой уж и грозный, м? — поинтересовался Адам, пинком ломая созданию гримм заднюю лапу, — марионетки и игрушечные солдатики, — повторил он фразу фавна-ассасина на службе у ведьмы, — вот мы кто для вас? Наша идея, наши жертвы, наши подвиги — для вас лишь набор пустых звуков? Вы лишь хотите бросить на ваших врагов как можно больше мяса, проворачивая за нашими спинами свои замыслы? — Адам вонзил клинок в спину скулящего от боли беовульфа, медленно проворачивая его в ране, — вы зря решили играться с пламенем революции. Оно лишь спалит вас дотла, и я лично прослежу, как горит всё, что хоть чем-то ценно для вас, Королева... Ха! Смерть королеве!
Прикончив гримм скупым взмахом клинка, Адам отвернулся от испаряющейся туши. Его мысли перешли на другое направление.
— И за всё это время Блейк была единственной, у кого хватило мозгов понять, куда катится наше дело. Великолепно, Адам. Просто, блядь, великолепно! Вместо того, чтобы думать головой, ты предпочёл лелеять своё ушибленное эго! Неудивительно, что Блейк решила уйти. Удивительно лишь то, что остальные не решились сбежать от такого некомпетентного идиота как ты. Поставьте их на колени, как же! На коленях, всё это время, стоял ты сам!
Шелест веток и близкие завывания оторвали мужчину от заполнивших голову мыслей и оповестили его о том, что первый беовульф был только разведчиком для основной стаи. Фавн улыбнулся.
Когда Блейк вышла на поляну, земля под деревьями была исполосована взмахами меча и разрыта когтями, а несколько деревьев были срезаны широкими выпадами. Адам сидел на куске скалы, а его клинок в ножнах стоял на земле, прислонённый к камню.
— Блейк, — Адам печально улыбнулся. Девушка недоумённо нахмурилась. Адам редко печалился. Она привыкла видеть его в гневе, в состоянии мрачной, упёртой решимости, в победном торжестве, но никак не в печали.
Он поднялся и, подхватив с земли набитый чем-то рюкзак, подошёл к ней, передавая свою ношу.
— Тебе пригодится, — сказал Адам, ожидая, пока она примет рюкзак.
Блейк недоумённо нахмурилась, заглядывая внутрь: пищевые рационы, патроны, несколько стопок льен, перехваченных резинкой. Несколько консервных банок.
— Сёмга, — пояснил Адам. — Бруно расщедрился из запасов.
Блейк продолжала настороженно смотреть на него, не понимая, чем можно объяснить такое поведение напарника.
Адам вздохнул, проведя рукой по лицу.
— Блейк. Послушай. Я знаю, что ты хочешь бросить Клык.
Её дыхание перехватило. Она отскочила от Адама одним длинным прыжком, ухватившись за рукоять клинка и судорожно осматриваясь по сторонам, в поисках засады. На первый взгляд Адам был один, без оружия — пока что без оружия. Он был быстр, быстрее её и ему ничего не стоило преодолеть несколько метров и схватить клинок. И уж тогда, её судьба была предрешена — Адам превосходил её во всём.
Вот только почему он стоит на месте, выставив вперёд руки, а на его лице написано нешуточное опасение и печаль?
— Блейк! Послушай меня, ради всех богов, Блейк! Я не причиню тебе вред! Я не стану тебе препятствовать! Пожалуйста, просто послушай!
Девушка остановилась, внимательно следя за Адамом. Части её хотелось доверять ему безоговорочно, хотелось выслушать его, хотелось, чтобы всё было как раньше, когда он был её героем, её защитником, тем, кто вечно стоял между ней и угрозами внешнего мира.
Но тот Адам исчез, заменённый новым — лидером вейльского Отделения Белого Клыка. Майором Таурусом. Жёстким, в чём-то даже жестоким лидером, не принимающим во внимание такие слова как милосердие.
Но почему же она осталась стоять, вместо того чтобы сбежать, спасая свою жизнь от возмездия?
Адам вздохнул, нервно проведя рукой по рогам.
— Послушай, Блейк. Я знаю, что ты начала разочаровываться в нашей борьбе, в наших идеях и методах. Ты считаешь, что мы погрязли в насилии, в войне, что мы перестали быть защитниками фавнов, превратившись в охотников на людей... — он грустно покачал головой и вздохнул: — в чём-то ты можешь быть и права. Пойми, Блейк, я не чудовище. Я... Я просто не знаю, что делать дальше. Я думал, что нас не уважают, что не принимают всерьёз лишь из-за того, что мы лишь протестуем и возмущаемся, вместо того, чтобы отстаивать свои права с оружием в руках. Что те, кто сидят у власти, начнут воспринимать нас как угрозу, если мы поставим их в наши условия. Заставим их понять, что за каждого фавна, задохнувшегося от праховой пыли, забитого насмерть толпой пьяных расистов, умершего из за того, что его отказались обслуживать в больнице... За каждого фавна мы можем забрать жизнь человека, солдата, что поддерживает их лживый порядок, надсмотрщика, стоящего над согнутыми спинами наших братьев! Я думал, что уж это заставит их одуматься, заставит зашевелиться, изменить что-то! Лихорадка Венкена — лекарство изобретено уже тридцать лет назад, но они всё ещё не дают нам права голоса без анализа крови! Налоги на владение бизнесом, торговые санкции и притеснения работников! Но нет же! Им так же плевать на своих людей, как и на нас! Что я должен сделать, чтобы они одумались?! Что я должен сделать, чтобы они прекратили жрать и гадить в своих хрустальных дворцах, под защитой армий и охотников? Что? Залить Ремнант кровью?
