Полулуние

− Что? − девушка встряхнула фиолетовыми волосами. − Я ничего не говорила...

Не успела я в который раз округлить глаза, как она добавила:

− Шучу! − и рассмеялась.

На улице было все так же серо, и воздух искрил от электричества. Небо по цвету напоминало раздавленные о дно пепельницы окурки. Гроза все не начиналась, хотя где-то на горизонте, в сизо-синих и черных пластах туч уже мелькали красноватые всполохи. Молнии.

− Сейчас поднимется ветер, − голосом ведущей прогноза погоды пообещала Вионне, несущая под мышкой задремавшую полускрипку-полукуклу. И, вне всяких сомнений, через пару секунд меня хлестнул по лицу порыв ледяного ветра, несущий пыль, песок и острые, словно вылитые из меди, опавшие листья.

Я прикрыла лицо левой рукой. Правая была спрятана в карман − в ней зажаты часы.

− А дождь пойдет?

− Дождь? − задумчиво повторила девушка. − Скорее уж ливень! Но не сейчас... Буря будет немного позже.

Я вновь глянула на небо. Оно клубилось и текло, оно жило, дышало и уже разевало огромную облачную пасть, чтобы сожрать двух тощих, заморенных болезнями девчонок. В нем уже и не было намека на скучную, успокаивающую серость − такого насыщенного фиолетового мне не доводилось видеть прежде на небосклоне.

Я задумчиво пожевала губу. Почувствовала пульс в висках — и в правой руке. В часах. Нехотя извлекла их из кармана, ощущая, как металлический корпус механизма нагревается − все больше с каждой минутой. Стрелки метались как бешеные, беспорядочно − минутная не сбилась с курса, но отмеряла уже секунды, часовая ни с того ни с сего поменяла направление и неслась в обратную сторону со все увеличивающейся скоростью, секундная же расплылась по циферблату серым призраком, крутясь, словно волчок. Я все смотрела и смотрела на это... на свихнувшееся время, которое спешило и опаздывало — вперед и назад, в прошлое и будущее, к рождению и к смерти... А потом оно вдруг остановилось. Все стрелки разом замерли на 12, и раскалившееся стекло треснуло, брызнув блестящим крошевом на брусчатку.

Ветер притих, не шелестела даже увлекаемая им вниз по улице листва. Все замерло. Словно из города высосали воздух, и он на какое-то мгновение оказался в абсолютном вакууме.

А после откуда-то сзади послышалось нечто, похожее на тихий скрежет стекла по камням.

− Сейчас! − взвизгнула Вионне не своим голосом и развернулась; передо мной взметнулся вихрь сливовых волос. А в следующий момент раздался характерный звук бьющегося фарфора.

Сама я словно прилипла к земле... Ноги вязли в сгустившемся воздухе. Я − пожалуй, впервые за все время путешествия − ощутила, что нахожусь во сне. Ведь только во сне ступни будто разбухают и наполняются свинцом, а движения затрудняются, словно ты пытаешься перемещаться внутри геля или желе. Когда моему телу, ни с того ни с сего ставшему неловким и чужим, удалось развернуться, я немедленно пожалела, что все же пересилила себя. Картина, отпечатавшаяся на сетчатке глаз, ужасала.

Они ползли по брусчатке, быстро перебирая руками и с трудом переставляя длинные, полуатрофированные ноги. Нижние конечности не подчинялись им и выгибались под немыслимыми углами; у любого существа кости уже переломались бы, но нет − эти лишь морщили уродливые, искаженные яростью лица и высовывали длинные гибкие языки, блекло-розовые, все в каком-то налете, из-под которого просвечивали синеватые сосуды. Языки жили отдельной жизнью − они, похожие на гигантских уродливых червей, постоянно шевелились и изгибались, стараясь ощупать воздух. Несмотря на некоторую нескладность, жуткие твари передвигались необыкновенно проворно.

И они действительно были балеринами.

Сочетание омерзительного и прекрасного потрясало и зачаровывало. У них было стройные и невероятно гибкие тела, обтянутое пачками − когда-то давно они были сиреневыми, но теперь ткань свалялась и испачкалась в дорожной пыли. Пучки на головах растрепались; у некоторых на волосах висела паутина, выглядевшая словно вылезшие седые пряди.

− Голодные, безумные, тупые твари, − прошептала Вионне.

То, что еще недавно было скрипкой девушки, валялось на камнях мостовой и голосило. Озверевшие девицы в изодранных сценических костюмах медленно подбирались к нелепому существу, перебиравшему в воздухе отростками-конечностями. От удара о землю кукла разбилась, символическую голову с огромной ямой рта прошила черная трещина. "Легкая луна" больше не могла сопротивляться.

"Они ее сейчас сожрут! − в какую-то секунду осенило меня. − Луна — это всего лишь... приманка... Всего лишь корм для демонов, живущих в Inside. Попытка обезопасить себя...". Мне было противно, страшно... и до слез жалко странное, фантасмагоричное создание, рожденное лишь для того, чтобы умереть...

− Беги, − хрипло прорычала Вионне. Вокруг нее сгущался фиолетово-синий туман, ни с того ни с сего в ее руке появился смычок, который она занесла, совсем как дирижер − свою палочку. − Беги. Его часы встали. Он умирает... − но не увидев моей реакции − я продолжала стоять на месте, круглыми глазами взирая на разворачивающиеся действие, − она закричала, срываясь на визг. − Чего ты медлишь, дуреха!.. Твой крестный сейчас сдохнет!!

Ее вопль, хлестнувший по ушам, привел меня в чувство. Я крепче сжала часы в кулаке, порезав подушечку указательного пальца о застрявший в металлической раме осколок стекла, и начала медленно пятиться.

Вионне уже было не до меня. Балерины с голодным рычанием набросились на вопящую куклу, та орала так, что барабанные перепонки грозились лопнуть. Девушка замерла на секунду, как-то ненормально выпрямившись − хрупкая черная фигурка − и взмахнула палочкой...

И что-то произошло. Визжало железо, в стороны летел щебень. Осколки фарфоровой куклы-скрипки разворачивались в воздухе, словно оригами, возвращаемое в состояние обычного листа. Балерины ревели и скребли обломанными когтями мостовую... На камнях темнела кровь. И Вионне возвышалась над этим безумием, смотря с императорским спокойствием и ледяной, жестокой улыбкой себе под ноги.

Я развернулась и побежала.

За спиной все бесновалось, словно чрево земное разверзлось, выплевывая на поверхность лаву, серу и обозленных чертей.

Я бежала, даже не видя, куда, но почему-то была уверена, что еще чуть-чуть, еще поворот, еще улица − и я достигну своего дома под Большим Тополем, смогу спасти Кэма, верну ему часы... Брусчатка озарялась алыми вспышками. Значит − молнии. Значит − гроза. Значит − время наконец пришло...

Дверь, лифт, идущий невероятно долго...

Я распахнула дверь в квартиру...

В другую квартиру.

Тут ночь. Еще, кажется − реальность.

Нет мусора и брошенного в прихожей чехла Вионне. Я иду в спальню, чувствуя, как сердце сжимается от страха, но продолжает проталкивать кровь в заледеневшие артерии. Легким не хватает воздуха, но, кажется, сейчас дыхание − что-то лишнее, отнимающее слишком много времени. Шаг, шаг.

Его дверь.

Его кровать.

Его пустая кровать.

Окно, за которым должен быть тополь... Но тополя нет. Он скрыт где-то за спиной огромной черной фигуры.

Незнакомец отходит от занавески.

Я узнаю его. Тот самый человек, чей портрет висел в кабинете мистера Элайзабелла. Я смотрю в бесконечные, словно черные дыры, пустые глаза мужчины и не помню, зачем пришла. У меня часы. Разбитые часы с остановившимся временем.

А Кэмерона больше нет.

− Это вы забрали его? − ужасаясь догадке, спрашиваю я одними губами.

Он улыбается мне в ответ, словно ничего не произошло. Словно не он убил моего единственного, последнего близкого человека. Словно я − любовь всей его жизни. Словно времени никогда не существовало.

− Пойдем со мной? − предлагает незнакомец и протягивает мне ладонь.

У меня щиплет щеки, потому что по ним текут слезы. Мое сердце нарочито громко выбивает последний удар, словно исполнитель чечетки в финале выступления, и замирает. И молчит. И я понимаю, что не могу ответить "нет".

Он пришел не за Кэмероном, а за мной.

Я со злостью кидаю сломанные часы на пол, они скользят по полу и закатываются куда-то под кровать.

− А где Кэм? − с детской наивностью спрашиваю я.

− Стоял все это время у твоей кровати. Ты так и не пришла в себя после той операции... А сейчас они отключат оборудование, − будничным тоном рассказывает мне черноглазый брюнет и снова приглашающе улыбается. − Идем. Обещаю, я подарю тебе новые часы. Те, которые никогда не сломаются...

Точно. Четыре года и два месяца назад мы попали в аварию. Сара Эш умерла сразу. Кэм впал в кому... Я думала, что уцелела. Меня оперировали. Так как пришлось удались одну почку, а у второй были нарушены некоторые функции, мне поставили трубки... И я думала, что жива... А все было наоборот. Жизнь додумал мой медленно угасающий мозг.

...Вот только мне не нужны другие часы. Те были − Сары Эш. В них память.

"Могу тебя поздравить. Тебе недолго осталось...".

Я беру незнакомца за руку. У него ледяные пальцы.

− Приношу вам свои соболезнования, мистер Стэнфилд. Мисс Ангелик Коу умерла в 18.43.

Сентябрь 2007 — февраль 2008