Тропою испытаний. Чужой мир

"Этот парень, похоже, идет вниз, к реке Холодной, где место поровнее и можно выбрести на тракт. Так и есть, след ведет в долину. Хм, у реки он немало натоптал! Направлялся? Значит, точно незнаком с этими краями... Дальше его след вилял около берега, кажется, он что-то искал или высматривал, причем брел из последних сил. Вон как ногами-то елозил по земле. Наверное, не спал. Значит искал укрытие, чтоб отдохнуть".

Через самое большее пару лиг вниз по реке Свенд обнаружил его укрытие — махонькую пещерку в каменной насыпи. На берегу обнаружились обглоданные кости сырой рыбы.

"Ба! Да парень в беде — без огня ему долго не протянуть!.. Есть сырую рыбу станет только очень голодный человек".

Дальше след тянулся ровно и не отклонялся от берега реки.

"Шел ходко! Похоже, решил спускаться вниз по реке в надежде найти людей".

Но как ни старался Свенд нагнать путника, к ночи он все же не успел дойти до его следующей стоянки. Поэтому он расположился под раскидистой елью, тянувшей свои нижние ветви мало не по земле. Быстро нарубив походным топориком веток, полукольцом расположил дрова, и разжег костер, навалив на сушняк несколько сырых бревнышек — чтоб угли до утра тлели. Наскоро прожевав несколько кусков вяленой лосятины и запив водой, он улегся на расстеленный плащ и немедленно уснул чутким сном бывалого солдата.

Чуть свет отправившись в путь, пополудни он дошел до следующей стоянки чужака. Странно, но тут были остатки большого костра! Так он ошибся? У неизвестного путешественника был огонь? Потом он увидел мелкие обломки использованных им камней и понял, что тот смог высечь огня. Дорожка к лачуге была посыпана пеплом на десяток шагов. "Сбивал след зверья, похоже", — подумал Свенд. И, побродив вокруг кострища, понял, что чужак делал все правильно — на земле осталось немало следов белой рыси, шкурками на которых сам Свенд промышлял, ставя капканы на звериных тропах.

И опять к вечеру он не поспел на следующую стоянку — парень бежал вперед, будто его сам бог ветра благословил! Устраиваясь на ночлег, Свенд поосторожничал и не стал разжигать костра — стоянка чужака могла быть всего за сто шагов от него. Мало ли кем может оказаться этот парень и что может учудить, обнаружив, что его кто-то преследует. Лучше напрасно не беспокоить, подходя к его ночевке после темноты... Кое-как переждав ночь, старый солдат опять пустился вдогонку. Пройдя несколько лиг, он вышел к небольшой реке, притоку Холодной — Рору. Речка была хоть и небольшая, но глубокая и с отвесными скальными берегами. Чужак через нее здесь не мог перебраться, если, конечно, он не умеет летать! Значит, будет искать переправу на другой берег. Ближайший мостик через речку — здоровенный ствол вековой лиственницы — был срублен самим Свендом пятью лигами выше по течению, недалеко от его зимника**.

"Вот уж промысел богов! Сам ко мне в гости забредет... Надо бы поспешить!".

(* Прим: останец — отдельно стоящая скала;

** Зимник — временное жилище заготовщика)

* * *

— Твою налево!.. — торжественно промолвил я, глядя на естественого происхождения преграду, перечеркнувшую мои планы добраться за сегодня до устья реки. Это тоже была речка. Не особо широкая, но наверняка глубокая — дна я не увидел, хоть вода была и прозрачная. Слишком крутые склоны — через такое мне не перебраться!

— Придется идти к истокам!.. — почему-то вслух сказал я, и мысленно дополнил: "Если раньше не найду где перебрести вброд". Пришлось с кислой миной поворачивать почти назад, к горам.

Вскоре пришлось идти лесом — склоны речки лежали в скалистых, крутых берегах, по кромке которых шел бы только самоубийца. Позже я набрел на едва заметную звериную тропку, тянущуюся параллельно берегу и идти стало легче. Забеспокоился я только когда она вдруг нырнула в густой лес. Некоторое время спустя тропа вывела к полянке. Я взглянул на солнце — светило явно прошло уже две трети пути по небосводу. Придется остановиться здесь. И снова мне пришлось бегать в поисках какой-нибудь сухой растопки для моего костра. И ее, как назло, не было! Совсем отчаявшись, я вышел к речному берегу — авось найду высохшие растения на каменистом склоне. Осторожно, чтоб не покатиться вниз на мелких осыпающихся от каждого шага камнях — до воды внизу было на глазок что-то около двадцати метров — я приблизился к обрыву и нашел то, что искал. По самому краю расселины тут и там торчали высохшие на солнце пучки трав, а на выглаженных ветрами камнях целыми шапками лежал старый сухой мох.

Торопливо собирая растопку, я невзначай бросил взгляд в сторону истоков реки и застыл на месте от удивления — через пропасть лежал ствол старой лесины! Он был в ста-ста пятидесяти метрах от меня, темнея в отбрасываемой горами тени своими старыми, потрескавшимися и обомшелыми боками. На радостях я так быстро заработал ногами, что чуть было не сорвался с края утеса. Вниз полетел гравий, но мне было все равно — меня переполняло ликование, что уже сегодня я смогу пересечь досадное препятствие и продолжить мой путь к устью большой реки... Конечно, уже завтра, но все же не тут, а на другом берегу!

Быстро собрав свой нехитрый скарб, я быстрым шагом, чуть ли не вприпрыжку, направился к естественному мостку на другой берег.

Но, не дойдя пяти шагов до цели, я остановился как вкопанный. И было от чего: ствол дерева, перекинутого через пропасть, был аккуратно, грамотно СРУБЛЕН. Комель упавшего дерева лежал рядом с обширным пнем. Было хорошо видно, как умело неизвестный дровосек подрубил массивный ствол, очистил лесину от веток... Сердце заколотилось в предчувствии встречи с цивилизацией. Не знаю где я, не знаю как сюда попал, но люди тут есть! Сразу захотелось бежать вперед, навстречу избавлению от этого кошмара, что я терплю уже трое суток, неизвестно как еще не сдохнув по пути!

Порыв был настолько силен, что я буквально взлетел на ствол-мост и бодрым шагом преодолел расселину с ревущим внизу потоком речной воды.

На другом берегу меня ждала вполне хоженая тропинка, протоптанная среди деревьев. Хотя солнце уже село, в наступивших сумерках я вполне сносно различал куда идти. В небольших разрывах туч иногда показывались все те же неправильные звезды, слишком ярко горящие на темнеющем небе. Где же Луна? Вдруг начал падать легкий снег. Он довольно уверенно начал покрывать все вокруг белой пеленой. Стало заметно холодать. Постаравшись плотнее закутаться в то рванье, что осталось от моей куртки, я прибавил шагу.

Пройдя очередной поворот, я вышел на обширную просеку; тут и там виднелись трухлявые пеньки, оставшиеся от матерого леса, стоявшего раньше здесь. Видно было разбросанные тут и там неубранные поленья. А посреди небольшого холмика, возвышавшегося над вырубкой, стоял крепкий, низкий сруб.

Секунду, целую секунду я смотрел на доказательство того, что я дошел-таки до людей, а потом, не разбирая дороги, минуя проложенную неведомыми людьми тропу, через пни и колоды побежал к дому. Я бежал по неровной земле, уже хорошо припорошенной выпавшим снегом, то и дело спотыкаясь в неверном сумеречном свете. Перепрыгивая через почерневшие стволы, я не сразу понял, что случилось. Миг скрежета стали о сталь, удар, и волна дикой боли в левой ноге бросила меня на снег. Дрожащими руками подняв себя над землей, я сразу же заорал, но успел заметить две зубастые полоски стали, охватившие ногу чуть выше ступни. Капкан! Накатившее чувство беспомощности выбивало из глаз злые слезы. Скуля как побитая собака, я глянул на так манивший меня раньше дом; до него оставалось всего метров тридцать... Крови пока не было. Похоже, она собиралась в ботинке, поэтому ногой двигать я не рисковал. Стараясь не беспокоить пострадавшую конечность, я поднялся и попытался сообразить, как избавиться от капкана. Тихонько постанывая от боли, я вцепился пальцами в стылый металл в попытке раскрыть пасть ловушки. Схватившись за голые дуги захватов, я стал растаскивать их в стороны, но замерзшие пальцы соскользнули и зубья капкана снова сомкнулись у меня на ноге. Страшная боль выгнула меня дугой и я потерял сознание.

* * *

Во сне мы часто видим кошмары. Просыпаемся, судорожно дернувшись всем телом, пытаясь уйти от ужаса, пришедшего в наше сознание во сне. Хрипло дышим, приходя в себя и нервно оглядываясь в поисках подтверждения тому, что мы в безопасности, что нечего бояться, и завтра наступит таким же скучным, но верным, как всегда.

Со мной так не случилось. Я очнулся рывком, и первым чувством была раздирающая ногу боль, но боль какая-то отстраненная, тупая. Тело словно одеревенело, было трудно пошевелить даже пальцем. Соображать получалось тоже с трудом. Обрывки мыслей скакали в забитом болью мозгу, ни на миг не задерживаясь на месте. Я судорожно вдыхал колюче-холодный воздух и смотрел сквозь высокие звезды в пустое небо, желая только прекращения всего того, что со мной происходит.

Не знаю, сколько я так провалялся около сковавшей меня ловушки. Время потеряло счет. Однако вскоре мне стало несколько легче.

"Продолжая лежать, я ничего не добьюсь! Надо хоть попробовать добраться до дома!"

Осторожно попытавшись сдвинуть ногу, я убедился, что она уже с трудом сгибается и двигать ее дьявольски больно. То и дело постанывая, я приподнял ногу над землей, чтобы сдвинуться с помощью рук в сторону сруба. Меня ждало неприятное открытие — за капканом тянулась увесистая цепь, соединенная с тяжелым бревном, лежащим на земле. Я посмотрел вокруг и понял, что принятые мной за неубранные поленья и обрезки есть ничто иное как множество капканов, разбросанных вокруг этой лачуги. Кто бы ни был ее хозяин, он зверский параноик! Немного полежав и собравшись с духом, я попробовал ползти. Цепь натянулась и дернула ногу, новая волна боли пронзила мое тело и я снова потерял сознание.

Глава 2. Другой мир

Идти было тяжело. Старая рана давала о себе знать тупой ноющей болью, и как Свенд себя ни подбадривал, к зимнику он добрался только ночью. Тяжело ковыляя по тропе, сейчас заметенной свежим снегом, и ориентируясь в неверном свете Алмазной россыпи по собственноручно оставленным меткам, он не забывал осматриваться. Огня в домике не было — значит пришелец не входил. Однако последний незаметенный след был направлен именно сюда... И только не дойдя одного перестрела до зимника, Свенд заметил лежащее за свежим сугробом тело.

— Вот ведь, парень, тебя угораздило!

Быстро сходив в дом и прихватив печную кочергу, Свенд осторожно сошел с тропы, тыча ею в снег и схлопывая попадающиеся на пути к нежданному гостю капканы. Едва приблизившись, старик взял в руки нож и быстро чиркнул по правой руке незнакомца. Выступила и побежала обычная алая кровь, рана не затягивалась сама собой и не чернела от прикосновения посеребренного лезвия. "Не нежить!" — с облегчением подумал Свенд. Умело выбив запор пружины, он снял капкан с ноги парня. Тот слабо застонал, но в себя не пришел. "Повезло парню... Не за мясо-жилы зацепило, за матерую кость... Выживет, калекой не станет". Крякнув, взвалил на себя незнакомца и протопал в избу.

* * *

Когда я снова пришел в себя, меня окружала полная темнота и ни намека на снег и морозный воздух. Только боль в ноге. Я осторожно пошевелился. Пальцы нащупали шероховатый край одеяла. Одеяла?! Где я?! Какого... Словно в ответ на мои вопросы, в темноте раздались чиркающие звуки и пыхтение. Сноп искр осветил неясный силуэт.

— Кто ты? — хотел окликнуть я незнакомца, но вместо этого только сухо заперхал. Неизвестный у очага молча чиркнул еще раз, сушняк в маленькой печурке разгорелся и осветил немолодое, бородатое лицо. Так же молча он добросил дров, затем вынул из огня горящую лучину и тяжело, слегка припадая на одну ногу, протопал ко мне. Я приподнялся на руках насколько мог, и, прокашлявшись, снова спросил:

— Кто ты?

Человек остановился, поднял лучину между нами, как бы показывая себя и заодно рассматривая меня.

— Ksilm enna rrom? — пробасил он, всматриваясь в мои глаза. — Robberin! Es inn enstr.

Я смог в ответ только недоуменно хлопать глазами. Седовласый богатырь вопросительно поднял брови, как бы говоря — не молчи, скажи что-нибудь!

— Э-э, — выдавил я, — Я... Это, заблудился... Где... Другие люди? Куда я попал, черт возьми?!

Старик до ответа не снизошел, молча глядя на меня и что-то обдумывая. Лучина в его руке догорела и потухла. Он вздохнул, протопал обратно к очагу, выудил новую, стал в ее свете копаться в низеньком шкафчике. Вернулся он с двумя свечами. Зажег их, сразу стало светлее. Поставив плошку импровизированного светца на табурет около моей постели, он придвинул другой, сел и продолжил изучать меня пристальным взглядом серых глаз. Мне стало как-то не по себе, и я нервно заоглядывался. У избушки было двое дверей и одно крохотное окошечко. Напрягшись в попытке подобрать ноги, я тут же завыл от боли. Сорвав грубое одеяло я увидел, что нога перебинтована чистым тряпьем и увязана в лубок из пары деревяшек.

— Stom, stom! — успокаивающе забубнил седой, указал на больную ногу и покачал головой.

От боли меня замутило и я тяжело упал на кровать.

— Больно, — простонал я и почувствовал, что снова позорно отключаюсь.

"Странный малый. Очень, очень странный. Коричневые глаза... Такие только у бомви. Но бомви малорослы и черны, как ночь. А волосы? Тоже коричневые. Таких уж точно ни у кого нет!.. Но кожа белая... Какой-то дикий метис? Маги, слышал, балуются смешением пород разумных, мать их через колено... А этот и сам похож но молодого мага. Уж больно странно одет. Черная кожа куртки. Непонятные застежки. Неизвестный упругий материал подошвы его ботинок. А чего стоит его язык? Я сам знаю три, еще пять сносно понимаю, слыхал и того более... Но такого — ни разу, хоть и помотала меня воля Девятерых по миру".

Свенд поднялся, еще раз глянул на бледное лицо пришельца, и погасил одну из свечей.

"Пусть спит. Поговорим завтра".

* * *

Я проснулся от покашливания. Глаза открывались с трудом. Немного придя в себя, я осмотрелся. Все тот же домишко, сложенный из кое-как пригнанных бревен. И все тот же старик у очага. Он что-то бросал в кипящий котелок, от которого исходил тяжеловатый, но приятный запах. Я приподнялся на локтях, удивившись про себя, как тяжело это оказалось сделать. Некоторое время понаблюдал за его манипуляциями, и наконец решил напомнить о своей персоне. Пора было задать главный вопрос.

— Э-э... Извините!

Старик повернулся и я понял, что ошибочно посчитал его старым — оказалось, что ему где-то под пятьдесят. Утреннее солнце, освещающее эту лачугу из крохотного оконца, позволило хорошо его рассмотреть. Суровый такой, с резковатым прищуром, как оказалось, не серых, а блекло-голубых глаз. Высокий лоб, прямые черты лица. Усищи по плечи, борода, шевелюра — все белое, как молоко. Этакий дядька Черномор... Или Беломор?

Тем временем он подошел к постели, подтянул табурет, вздохнул и спросил что-то на том же грубоватом языке. Я удивленно покачал головой. Такого языка я ни разу не слыхал. Что-то из скандинавских?..

— Нет, не понимаю...