Госпожа поневоле или раб на халяву

— Как-как? — удивилась она. — Ничего себе название. Нет уж, уволь, будет градусником, — мышь повернула прибор шкалой к себе и скептически хмыкнула. Потом посмотрела на меня.

Взгляд был спокойно-уверенный и немного ироничный. Все остальное надо было срочно приводить в порядок, если это реально, а вот взгляд у нее был вполне ничего. Только очки в квадратной темной оправе его портили.

— А теперь четко. Ясно. И по порядку. Кто ты, за что тебя так. Почему ко мне. Что за контракт.

И ведь не пошлешь... дьявол ее... Марбхфхаискорт! Сама ведь на такие мысли нарывается. Раскомандовалась тут!

— Контракт по передаче тебе меня.

Ну вот как тут сдержаться и про дуру не подумать?! Ведь при ней же и на ее глазах все происходило. Она пообещала меня перевоспитывать, денег даже их местных дала... надеюсь, много. Я должен много стоить! Глупое и невозможное подозрение, что меня продали за бесценок первой встречной, я отбросил сразу.

— Я — воин Тьмы. Попал в плен к Светлым. Они, вместо того чтобы меня убить, твари, черти их разорви, придумали эксперимент по перевоспитанию... Два уже провалилось. С твоим участием третий будет. А теперь, если ты не хочешь, чтобы миадерпиан снова зазвонил, самое время начать меня избивать, унижать и трахать. У тебя есть, — я задумался, прокручивая в голове времяисчисление этого мирка, — от силы полчаса. Тебе придется сильно постараться.

— Угу... — судя по взгляду, торопиться она никуда не собиралась. — Чаю будешь еще? Воин тьмы... Как интересно... С кем же ты воевал, что тебя перевоспитывать надо не в военно-патриотическом лагере, а как последнего шкодника, по заднице? А потом еще и в постели. Там тоже воевал, что ли?

Я аж дар речи потерял, только думал... много... и с ужасом смотрел, как мотает вверх и вниз столбики миадерпиана. Дьявол... Вниз их тянуло больше... Как заткнуть поток мыслей в голове?!

— Да как ты... Да как... Дур.. Черт! Я откуда знаю, почему они решили, что это поможет?! — я от возмущения даже со стула соскочил, полотенце развязалось, поймал, завязал снова, успокоился немного... и, почему-то оправдывающимся голосом, уточнил: — Первую сотню лет меня в их патриотическом лагере держали. Ад Светлых. Ясно?!

— Не очень, — она все так же спокойно смотрела на меня. — Не стой на полу босиком, он холодный. Садись. Успокойся, а то вон температура в твоем градуснике падает чего-то. И постарайся объяснить внятно, какие именно твои качества таким способом исправляют. Я вообще впервые слышу, чтобы военных противников перевоспитывали унижением, поркой и сексом. Или ты, — она прищурилась, — на этом фронте как-то особенно отличился?

Решив про себя, что эта ехидная тварь просто надо мной издевается, а значит, я должен сохранять терпение и хладнокровие. Думать только о том, как я ей благодарен за еду, теплую ванну, ну и... за что я ей еще благодарен? А, к дьяволу ее пирог и чай, она выставляет меня полным идиотом и еще и наслаждается этим! А я тут должен о благодарности думать? Марбхфхаискорт!

— Отличился! У меня в любовницах побывали почти все их пресветлые жены, ясно?! Я наставил рога пятерке светлых лидеров и они объявили на меня охоту с оплатой... за живого! И потом обозвали свою месть экспериментом по перевоспитанию, рогоносцы чопорные!

— Нда, — мышь окинула меня каким то оценивающим взглядом. — Ладно, это вопрос вкуса... А все остальное, как ты говоришь, месть за рога... Странные у вас Светлые, и методы у них... Тоже странные.

Я согласно кивнул, поглядывая на миадерпиан.

— А теперь начинай уже... А то он снова зазвенит... И... Я уже и так еле терплю, марбхфхаискорт! Делай давай что-нибудь, женщина! Из того, что обещала...

— Что значит еле терпишь? — она нахмурилась. — Звенит эта дрянь мерзко, конечно, но не настолько. И затыкается легко.

Меня уже начало потряхивать, боль все усиливалась, но в этот раз она шла по нарастающей, а не сразу лавиной и до потери сознания. Сейчас я мог всласть насладиться ее увеличением, ощутить каждой мышцей, каждой косточкой, каждой...

— Меня сейчас снова вырвет от боли и всем будет обидно, — процедил я из последних сил. — Больно мне, ясно?! И эта боль не засчитывается, как искупительная... марбхфхаискорт!

— Совсем весело, — вот теперь она выглядела недовольной всерьез. — Особенно учитывая, что я вообще никому ничего не обещала и никого воспитывать не соглашалась. Всего лишь ответила на идиотский вопрос психа, перегородившего мне дорогу к дому. И мелочь ему дала, чтоб отстал. И никак не ждала, что ты свалишься мне под ноги со своим чокнутым злыднометром и странной педагогикой. Как, говоришь, твой контракт расторгается?

Синяя стрелка немного подползла вверх, пока я вновь хватал ртом воздух и искал, чтобы такого ответить этой... мыши...

— Вызови Светлых и сдай им меня. Вот и все, — я тихо сполз на пол, обхватил руками колени и уткнулся в них лицом.

Обидно. Тошно. Устал. Тут хоть чаем напоили и пирогом накормили. Сейчас заберут обратно и опять будут голодом морить. Уроды светлые... Чертям их на мыло! И больно еще... хоть кричи! И про "мелочь" прозвучало добивающе-унижающе. Меня отдали ей за "мелочь", которую она всучила, чтобы от нее отвязались.

Обидно. Тошно. Больно. Устал...

— Делай же уже хоть что-нибудь! А то сейчас опять твой пол любимый облюю!

Go home

На халяву 2

Алена:

Мдааа... Так и хочется сказать что-нибудь непередаваемо изысканное и велико-русское. Отвязалась от психа, называется. Хотя в чем-то сама виновата: даже на психов срываться не самое умное занятие, а злость — плохой советчик.

Не говоря уже о полной абсурдности всей истории. Темные, светлые, перевоспитание методом... Кхм. Идиотизм. Но реальный. Доказательств мне хватило.

И что теперь? Сдать этот подарочек отправителям и жить спокойно? Тем более, что мягкостью характера и приятностью в общении сей индивидуум не отличается. Сколько лет его там перевоспитывали? А он все права качает, пытается командовать, как и чем его пороть. Я уже молчу про все остальное: мордель у секс-страдальца ну очень выразительный.

На нем аршинными буквами написано его отношение и к моей внешности, и к умственному развитию. Мальчик прямо светится уверенностью, что его заморенная тушка для меня недостижимая эротическая фантазия, только и мечтаю выпороть и поиметь.

Оно мне надо?

Хотя видеть, как его самоуверенность терпит сокрушительное фиаско при известии, что всучили мне сие сокровище за бесценок, да еще и обманом, как просроченные консервы, было даже забавно. Ровно до того момента, когда намерение вернуть его продавцам не исказило подвижное лицо парня гримасой такого откровенного ужаса... что стало не по себе.

Ладно. За один раз от меня не убудет, а завтра разберемся.

— У меня, знаешь ли, нет номера телефона светлой канцелярии. Так что вызов откладывается по техническим причинам, а там посмотрим, — сказала я суховато, поднимаясь из-за стола. — Встать можешь? До комнаты сам дойдешь? Не здесь же мне тебя... воспитывать.

Парень молча, тихо по стеночке поднялся и посмотрел на меня:

— Куда идти?

Выглядел он не ахти — лоб в испарине, под глазами темные круги. Но падать в обморок вроде не собирался, и пачкать пол тоже.

— За мной иди, ловелас несчастный. Будем импровизировать.

Поразмыслив пару секунд, я направилась в гостиную. Познания в области карательной педагогики у меня самые смутные, но общее представление имеется. Если уж его надо пороть... тьфу! Пусть хоть ляжет, что ли. Педагогическим местом кверху.

— Располагайся, — я кивнула в сторону разложенного дивана.

Наташка ночевала у меня неделю назад, но ликвидировать беспорядок как обычно руки не дошли. И очень удачно.

Парень с изумлением оглядел свалку постельного белья, подушку, одеяло и перевел вопросительный взгляд на меня:

— Здесь?!

— Ну не на пол же тебя укладывать? — я задумчиво теребила выбившуюся из хвоста прядку, оглядываясь в поисках чего-нибудь подходящего... для педагогики. — Сдвинь в сторону, если мешает, и ложись.

Хмыкнув, парень утрамбовал всю кучу на диване, обернувшись, еще раз подозрительно оглядел меня, и снова уточнил:

— Марбхфхаискорт! Ты точнее сказать можешь?! На колени и животом на диван? Целиком с ногами на диван? На живот? На спину?!

Я даже опешила на секунду. Ничего себе у него познания! Мне такое разнообразие и в голову бы не пришло. Нда... Воображение тут же дорисовало картинку. Брррр. Познания-то, судя по всему, ни разу не теоретические. Во что я ввязываюсь? Блин.

— Я в палаческом ремесле не спец, так что извращаться не будем. Обойдемся дедовскими методами. Снимай полотенце и располагайся просто лежа, попой кверху.

Блин, у меня даже завалящего ремня нет. Не люблю и не ношу.

И тут я вспомнила, что за шкафом, в мастерской, черт знает сколько времени уже пылится моток антенного кабеля. Ну, если это не заменит плетку, или чем там его воспитывали, то я уж и не знаю.

Страдалец молча улегся и следил за мной краем глаза. Полотенце он весьма неохотно размотал и пристроил поблизости.

Когда я вернулась в комнату с метровым обрезком кабеля в руке, сложенным пополам, он приподнял голову с дивана и посмотрел на меня ошалело-испуганным взглядом:

— Ты что, спятила совсем?! А еще доброй прикидывалась! Ты меня ЭТИМ избивать собираешься?!

— Слушай, у меня тут не филиал инквизиции! — рассердилась я, несмотря на то, что, взвесив в руке это орудие, почувствовала себя неуютно. — Ничего другого нет. Могу вообще не пороть!

Парень обреченно выдохнул сквозь зубы:

— Миадерпиан поставь, так чтобы я его видеть мог. Как только скажу, что хватит — прекращай.

Его ворчливая бравада и командный тон меня, как ни странно, приободрили. Несчастной жертвой он не выглядел, и пожалеть тоже как-то не особенно тянуло. Скорее послать подальше.

Я сунула градусник ему под нос и, мысленно передергиваясь, встала над распростертым телом. Блин, эти его высокосветлые зазнобы, жены рогатых мстителей, что, педофилией страдали? Пацан же еще совсем...

Вздохнула, посчитала про себя от десяти до единицы... Примерилась.

Упругая петля хлестко впилась в напрягшийся зад, я от неожиданности дернула кабель на себя и с ужасом следила, как наливается нездоровым багрянцем двойной рубец. Черт, да я почти не замахнулась даже! С трудом подавила желание отбросить гадость подальше и свалить нафиг.

— Сссу-у-у-ка... Черти тебя... Больно как!

Я даже не обиделась. Очень хорошо его понимала, мне смотреть страшно, а каково это чувствовать? Вдруг что-то негромко брякнуло, и я повернула голову на звук.

Брякал, судя по всему, градусник. Красная полоска вдоль шкалы странно дернулась вверх, и тут же скатилась вниз, кажется еще ниже, чем до начала экзекуции.

— Эй, у тебя там градус опять понизился. Так и должно быть?

— Марбхфхаискорт! Нет! Ладно, бей дальше, дьявол тебя...

Новое бряканье и красная полоска скатывается еще на одно деление вниз.

Уже догадываясь, что это означает, я с сочувствием в голосе посоветовала:

— Ты матерись как-нибудь... Безадресно. В пространство. А то мы так до утра будем изгаляться.

— Бей уже... Я и так стараюсь!

Я вздохнула, мысленно процитировала именно те эпитеты, что не понравились градуснику, и замахнулась, пытаясь бить не так сильно.

Вышло как-то криво, чертова петля захлестнула на бедро, украсив его полукруглым рубцом. Страдалец дернулся, выгибаясь от боли, шарнул кулаком по дивану.

— Дьявол всех... Черт! Ха-а-а-искорт!

— Терпи, постараюсь аккуратнее, — сквозь зубы процедила я. — Не специалист, уж извини...

С третьего раза я все же приноровилась соизмерять силу ударов и их адресность. Лупила только по сжимающейся от боли заднице, стараясь не попадать дважды по одному месту. Это было не так просто, поскольку попа дергалась и извивалась, а нетронутых мест оставалось все меньше. Несчастная жертва светлой педагогики шипел, матерился в голос, с каждым новым бордовым рубцом все громче, лупил кулаком в диван так, что пружины гудели и ходили ходуном.

Красная полоса медленно ползла по шкале вверх, я все время косилась на нее одним глазом.

Дурдом какой то. В очередной раз подумалось, нахрена оно мне все надо.

Владис:

Как только мышь, с лицом обреченной жертвы, которой противно и мерзко меня наказывать, но долг превыше всего... То есть ровно с тем выражением, с которым мой предыдущий "воспитатель" приступал к экзекуции, после которой я мог только, как червяк, доползать до своей каморки под лестницей. Так вот, как только мышь решилась совершить подвиг и объявила мне об этом, боль от неудовлетворенного миадерпиана сразу отступила. Это такой изысканный бонус от светлых садистов. Сначала больно, потому что норма боли за сутки не выполнена, и ты терпишь, злишься, смотришь, как тварь, считающая себя добрым и хорошим, наблюдает за тобой... ожидая, что ты начнешь его умолять о наказании, сам...

Марбхфхаискорт! Ни разу не дождался!

А потом боль отступает, потому что приходит время искупления. Это мой "воспитатель" так красиво свои издевательства называл, искупление вины. Ну хоть не обманывал никого, ни себя, ни меня, называя это "перевоспитанием". Какое, к чертям, перевоспитание?! Месть это их была... Месть всем воинам Тьмы, попавшим к ним в руки. Мы ведь тоже от души глумились над пленными Светлыми. Только мы красивыми словами о добре, чести и прочем бреде не прикрывались. А эти... Лицемеры, дьявол их всех раздери!

— Располагайся, — мышь привела меня в каморку, чуть поболее той, в которой я жил до этого. Хотя у нее весь дом не хоромы, прямо скажем. К тому же непонятно, когда последний раз эта женщина у себя убиралась. Давно, судя по всему.

Добила меня куча постельного белья на диване. Любовник тут спал, что ли? Хотя странно, что не с ней... С другой стороны вообще было бы странно, если бы у нее был любовник.

Я когда нервничаю, или злюсь, или... была бы она посимпатичнее — о сексе бы думал. С ней. Но ведь мышь же страшная... и тупая к тому же. Даже четко приказать, куда и как ложиться — и то не может... Ну не дура ли?!

Но не успел я лечь, как, обернувшись, увидел, что она притащила вместо плетки... Есть в их мирке такое выражение, связанное с мужским половым органом. Вот я вошел в состояние, четко выражающееся этим словом.

— Ты что, озверела что ли?! — заорал я.

На что мне выдали, что у нее не филиал инквизиции.

Это она себе польстила... Марбхфхаискорт! Я от первого же удара чуть пожар не устроил — такие искры у меня из глаз посыпались от боли.

Обматерил ее от души, не сдержался... И тут она меня озадачила. Вместо того чтобы лупить дальше, мышь решила разобраться, почему у миадерпиана стрелка столбца боли поползла не вверх, а вниз. Вот зануда! Да потому что у меня цензурных слов не было...

А потом она как в раж вошла... У меня от боли перемыкание случилось такое, что я даже забыл на миадерпиан поглядывать. Очнулся только когда она... мышь эта... сама остановилась:

— Все. КрасавЕц в полосочку. Выдыхай. Больнометр твой звякнул и больше не двигается.