От публикатора

Вопреки обыкновению, ни Глумова, ни другие сотрудники Института даже не рассматривали гипотезу ликвидации. Возможно, напрасно. Однако стилистический диссонанс с обычными методами КОМКОНа и ДГБ слишком уж бросался в глаза. С другой стороны, поступок Завадской, при всей его эксцентричности, не выбивался из образа — если вы понимаете, о чём я.

XIII

Я приближаюсь к проблеме, который будет вполне понятна только профессионалу. Тем не менее, я постараюсь изложить суть дела настолько ясно, насколько это вообще возможно.

Майя Глумова относилась к любому тексту, написанному человеком — или иным существом, чей разум сформирован эволюцией — как к смеси субъективной правды, сознательной лжи, предвзятости, бессознательных искажений, некомпетентности и внешней дезинформации, а также привходящих обстоятельств разного рода. Я считаю, что подобный подход является единственно верным. Скажу больше: утверждение, воспринимаемое его автором как "ложь", иной раз содержит в себе больше ценной информации, чем субъективно честное высказывание, в котором автор отчаянно пытался быть "правдивым". Я неоднократно в этом убеждался и на Земле, и здесь.

Это, однако, не снимает простого, интуитивно очевидного вопроса: является ли "мемуар Вандерхузе" правдой в самом банальном смысле этого слова? Грубо говоря, существовал ли субъект, от имени которого ведётся повествование в этой книге? Писал ли он о том, что с ним происходило на самом деле? Или же этот текст — порождение чьего-то творчества?

Я достаточно долго размышлял над этим вопросом — и на Земле и здесь — чтобы прийти к определённым заключениям. К сожалению, я вынужден воздержаться от того, чтобы их высказывать. На это существует ряд причин, вдаваться в которые я не считаю нужным. Впрочем, одну назову: невозможность дискуссии. Даже если бы у меня было больше сил и времени, я всё равно не смог бы привести аргументы, которые показались бы убедительными существу, не имеющему моего опыта. Как я уже говорил, я не могу абстрагироваться от своей professional competence. Ссылаться же на неё я могу лишь внешним образом, то есть призывать мне поверить лишь потому, что я — это я. Однако это скверный аргумент, и я не желал бы к нему прибегать. С другой стороны, у меня ещё меньше охоты читать или выслушивать некомпетентные суждения случайных читателей. Это отравит последние дни моей жизни.

В общем, достаточно того, что я счёл возможным опубликовать книгу. Выводы делайте сами.

Однако ничто не мешает мне изложить мысли Глумовой по тому же поводу. В конце концов, они важнее моих собственных.

Майя несколько раз меняла свою точку зрения. Сначала она восприняла текст с недоверием, потом увидела в нём источник интересных сведений. Какое-то время она верила "мемуару Вандерхузе" почти полностью, насколько это вообще возможно для её скептического ума. Но буквально накануне запланированного нами размещения книги в информатории Института она отозвала своё прошение. Мотивировала она это тем, что обнаружила в тексте некие тонкие противоречия в известной ей фактуре. Она изложила мне свою аргументацию. Не скрою, мне она показалась надуманной. Я не скрыл своего мнения и от Глумовой. Это обошлось мне — и ей — в полгода напряжённой работы над фактурой. В конце концов Майя со мной согласилась.

Тогда мы снова вернулась к тексту, попытавшись выжать из него всё, что возможно. С моей помощью Глумова написала комментарий к некоторым тёмным местам. К сожалению, он утрачен: на моей панельке его не оказалось. Несколько попыток восстановить его — предпринятые уже здесь — не пошли на пользу ни книге, ни мне.

Майя приложила к основной публикации школьное сочинение Льва Абалкина — я полагаю, из чистой сентиментальности. Статья Хан-Балык для книги вовсе не предназначалась: просто она сохранилась у меня на панельке в папке рабочих материалов. Но мне показалось хорошей идеей опубликовать и её тоже: в конце концов, она содержит интересные сведения о земной истории.

Наконец, о "Словаре имён и понятий". Эту работу мы не довели не то что до конца, а даже толком не начали. Впоследствии — то есть здесь — я дополнил его с учётом наших реалий. Нынешние читатели не то что не помнят, а по большей части и не знают, кто такой Менакер, какую роль сыграло в истории земной цивилизации Слепое Пятно, и даже представить себе не могут, как функционировал Коллектор Рассеянной Информации. Я постарался быть в этих вопросах максимально объективным. При этом я сохранил весь старый текст, включая ссылки на БВИ. Я также предпринял все возможные усилия, чтобы избежать эффекта послезнания, особенно в оценочной части. Даже статья "сидерализм" написана так, будто она писалась на Земле. Причём — задолго до катастрофы.

XIV

Прежде чем приступить к этой теме (неизбежной, увы), я хочу рассказать о судьбе некоторых людей, упомянутых в книге.

Я не нашёл возможным размещать эти данные в "Словаре": это нарушило бы принцип его составления. Но куда-то же их нужно пристроить? В конце концов, я потратил немало сил и времени на то, чтобы добыть и верифицировать эту информацию. Ради этого мне пришлось неоднократно пользоваться служебными полномочиями, а также брать на себя различные обязательства. Как я уже говорил, улов был жалок. Но я не хочу, чтобы мои усилия пропали втуне.

Я вынужден предупредить: основная часть добытых мною сведений основана на чужих воспоминаниях, причём большинство респондентов категорически отказались от ментоскопирования. Впрочем, некоторые из них не были готовы даже к личным контактам. Например, об обстоятельствах гибели Комова сообщил мне человек, чьего имени я не знаю — только позывной (при всём том у меня есть причины ему доверять). Год смерти Валькенштейна назвал мне другой человек, о котором я знаю лишь то, что он разбирал документы в случайно уцелевшем космофлотовском архиве. Так что привести первоисточники я не могу. Читателю остаётся поверить мне на слово. That's not a good enough offer, но у меня нет ничего лучше.

Итак, по порядку.

Август-Иоганн-Мария Бадер через год или два после описываемых в книге событий вышел из Президиума Мирового Совета и ушёл в частную жизнь. Насколько я понимаю, он не покидал Земли — во всяком случае надолго. Известно по крайней мере два места его проживания — город Мариенхайм (Танганьика, Африка-9, около 83 ғ) и Краслава (Латгалия, Европа-8, 99 ғ). Ходили слухи о мемуарах, которые он якобы писал последние двадцать лет и которые должны были быть изданы через какое-то время после его смерти. Возможно, на Земле они и в самом деле изданы. Но я не поставил бы на это и цента.

Точную дату смерти Бадера мне не удалось ни вспомнить самому, ни восстановить по чужим словам. Но это случилось не позже 120 г, когда Максим Каммерер выпустил дополненное издание "Чёрной пешки" с эпиграфом "Светлой памяти А.-И.-М. Бадера". Об этой книге я знаю от Глумовой, которая потратила два вечера на её прочтение и в результате написала Каммереру длинное и весьма оскорбительное письмо — которое, впрочем, не отправила.

Марк Ефремович Валькенштейн остался последним Председателем Совета Звездоплавания. Должность была упразднена решением Мирового Совета от 122 ғ. К тому времени Марк Ефремович был уже не в состоянии исполнять свои обязанности, да и какие бы то ни было обязанности вообще: он фактически не покидал Леониду, где и умер в 129 ғ. Оставался ли он зампредом президиума Мирового Совета, я так и не выяснил. Но, во всяком случае, никто другой после него эту должность не занимал. Что и неудивительно: после так называемой оптимизации Мирового Совета "группой Горбовского" эта должность превратилась в чисто номинальную.

Несколько слов о Комове. Тут придётся начать с темы его причастности к нашей катастрофе — или, точнее, о мере этой причастности. Я считаю её незначительной. В самом деле, он воспринимался многими как "лидер сидералистов", хотя никогда не был таковым. Его книга "Вертикальный прогресс" использовалась для пропаганды сидералистских идей, это правда. Полагаю, ему это какое-то время льстило. Однако в 134 ғ. Комов выпустил книгу "Человек и его притязания" с критикой сидерализма. Я не читал этого сочинения: мне хватило аннотации. Майя также не стала тратить на него время. Кажется, у читателей оно тоже успехом не пользовалось.

Что касается его общественных дел и обязанностей — упомяну главное. Комов сыграл ключевую роль в рассекречивании материалов по делу "Урод" (оно же "дело андроидов"). Не сомневаюсь, что его намерения были благими. Однако эти запоздалые признания были использованы против Земли — как ещё одно доказательство её порочной сущности. Стоит также заметить, что опубликованные Комовым документы, в сущности говоря, не содержали ничего ужасного. Внеземельцев оскорбил запрет для андроидов жить на Земле: они восприняли это как признание Внеземелья местом ссылки. Впрочем, они в любом случае нашли бы, на что обидеться.

Обжёгшись на молоке, Комов стал дуть на воду. Поэтому в 140 ғ. он заняли подчёркнуто нейтральную позицию, настаивая на прекращении враждебных действий с обеих сторон и скорейшем начале переговорного процесса. Это тоже было глупо: враждебные действия совершала только одна сторона, и никаких переговоров она не хотела.

Педантизма ради добавлю: Комов — как и весь Космофлот — принимал участие в ликвидации последствий разрушения Ожерелья. Вопреки собственной репутации, в пекло он на сей раз не лез, ограничившись руководящей рутиной. Высказывался на эту тему он очень осторожно.

В момент катастрофы Комов находился на борту "Анаконды" — тяжёлого корабля класса "терминатор" — и был выброшен в звёздное скопление, которое земляне назвали Альпинарием. Где оно находится, неизвестно. По какой-то случайной прихоти Мироздания омега-связь с Альпинарием возможна. Так что мы осведомлены об участи землян, заброшенных в это негостеприимное место. Увы, она незавидна. Что касается Комова, удача от него отвернулась. Он погиб вместе с кораблём в 2D, в битве за звёзды Бересклета. Если у него и были лаксианские артефакты, они его не спасли.

О судьбе Лены Завадской вы уже знаете. До этого она была активным членом Мирового Совета и входила в окружение Горбовского. Яркими выступлениями или инициативами она не запомнилась. В новые структуры, созданные Горбовским, она, кажется, не входила.

Несколько больше известно о Якове Вандерхузе. Он был известен как верный сторонник Горби и его линии. В Чрезвычайном Комитете он был начальником секретариата. Как сообщил мне некто, работавший в этих структурах, его прочили на должность главы аппарата Координатора Земли (то есть Горбовского). Но после смерти Лены Завадской Вандерхузе как будто утратил интерес к политике. В течение месяца он сдал дела, отказался от всех полномочий и покинул Землю. Как сообщил мне один компетентный человек, новым местом жительства Вандерхузе избрал Энцелад. Что он там делал и делал ли что-нибудь — неизвестно. Уцелел ли Энцелад и где он теперь находится — гадать бессмысленно.

Валентин Петрович Завадский прожил долгую и в каком-то смысле счастливую жизнь. Насколько мне известно, он оставался руководителем Главной архивной службы Мирового Совета вплоть до 119 ғ, после чего принял предложение стать Президентом Академии Наук. В том же году он вошёл в Президиум Мирового Совета. Но при этом — никогда не входил ни в Чрезвычайный Комитет, ни в другие одиозные структуры, созданные Горбовским. Последние годы жизни он посвятил работе с КРИ, который к тому времени уже почти перестал общаться с людьми, но для Валентина Петровича иногда делал исключение.

Завадский умер в конце 140 ғ, не дожив до катастрофы буквально полгода. Ему можно позавидовать.

Судьба Горби слишком известна, чтобы я тратил на него время. Замечу только, что мне претит, когда его выставляют единственным виновником произошедшего. Разумеется, я отдаю себе отчёт в том, что публикуемый текст будет способствовать именно этому. Но даже если принять его за истину — что Горби был тагорянином и готовил уничтожение земной цивилизации — это никоим образом не снимает ответственности с непосредственных участников событий.

В книге упоминается Пол Макартур. Я мог бы написать о нашем первом Президенте объёмистый мемуар, нимало не греша против истины и интересов Республики. Сейчас это порадовало бы многих. Но я не намерен радовать этих многих. Sapienti sat.

Как ни странно, но сохранились кое-какие сведения о такой непубличной фигуре, как Евгений Маркович Славин. Как я выяснил, в девяностых годах Галактической Эры он проживал на Мадагаскаре (Диего-Суарес, Африка-12), посвящая своё время реконструкции древней малагасийской кухни. У одного из моих респондентов каким-то чудом сохранилось несколько записей кулинарных передач с его участием. Я даже посмотрел одну из них, хотя просмотр земного кулинарного шоу в нашем положении отдаёт самоистязанием. Запись датирована 93 годом, Славин выглядел бодрым, загорелым и увлечённым. О его работе в КОМКОНе и участии в делах Горбовского у меня нет никаких сведений.

Об Араме Григорянце не осталось никаких свидетельств — кроме одного, о котором ниже.

Так получилось, что я лично знал Григория Серосовина, бывшего сотрудника КОМКОНовской "убойной команды", упоминаемого в книге. По неизвестным причинам он покинул службу, со всеми вытекающими из того последствиями. Помню, как он появился на пороге Института Бромберга — высокий, загорелый, совершенно ничего не помнящей о двадцати с лишнем годах своей жизни и жаждущий вспомнить хоть что-нибудь. Увы, в Институте ему помочь не смогли. Однако он сам оказался ценнейшим приобретением для нас. Григорий был остроумным и деликатным человеком, общение с ним доставляло мне удовольствие, уступающее разве что общению с Глумовой. Я отлично помню, как мы вечерами обсуждали захватывающие тайны земной истории, он — с сигарой в зубах, я — грызя очередную кость. Не знаю, что с ним случилось во время катастрофы, но, вероятнее всего, он остался на Земле. Надеюсь, он жив и помнит меня.

Что касается пресловутого Рудольфа Сикорски. Его судьбой я занимался ещё в Институте по личной просьбе Майи. Впрочем, у меня был и свой резон: я никак не мог понять, почему никто не интересуется тем, куда он исчез и что с ним стало. Все мои попытки что-либо выяснить у людей, хоть как-то причастных к теме, наталкивались на демонстративное отсутствие интереса. Самый развёрнутый комментарий по этому вопросу дал мне заместитель помощника информатория Института Бромберга. По его словам, "абсолютно неважно, куда комконовцы засунули этого своего Сикорски. Наверное, издох в какой-нибудь норе". Такое отношение к вопросу — абсолютно нехарактерное для сотрудников Института, увлечённо расследовавших мельчайшие подробности давно забытых событий — так и осталось для меня загадкой.

Что-то вроде объяснения предлагает теория "наведённой когнитивной тени", с которой я ознакомился во время работы. Теория представляет собой развитие старых идей Ноэль-Нойман о "спирали молчания", и сводится к тому, что само обсуждение или попытка обсуждения каких-то вопросов может при известных условиях стать предосудительным. Возможно, в этом есть рациональное зерно. Иначе я не могу объяснить тот факт, что, при широчайшей известности "казуса Сикорски-Абалкина", никто, включая открытых диссидентов, не предпринял никаких шагов для того, чтобы хоть что-то узнать об их дальнейшей участи. Информация на эту тему просто отсутствовала.