Новатерра.Часть 5. Вервольф

Но самой интересной была судьба двенадцатого члена группы диверсантов. Этот бравый воин ислама оказался природным афроамериканцем, работу в любом виде презирал, зато обожал музыку и 'травку'. Его-то Васильков, что называется, приблизил, ввёл в барский дом. Правоверного Джемаля Малика, известного в миру как мистер Джордж Майллс от штата Алабама, обрядили в юбочку из местных злаков и кожуры трофейных бананов, расписали нитроэмалью — хотя трудно сказать, какое отношение к традиционному исламу, хип-хоп культуре или магии вуду имела надпись на его груди 'Я пидор!' — и заставили играть для русских витязей на губной гармошке. Самое интересное, что Джорджу Малику аль-Монтгомери понравилось в плену. Тем паче, что марихуаны у майора оказался целый сеновал... Его даже не били. Ну, почти не били. Разве что когда фальшивил... Его даже кормили много чаще, чем других рабов. Аж раз в день, а не в два... Его даже водили в туалет по первой просьбе, а не после пятого намаза. Велика сила Искусства!

— С одной стороны правоверные ортодоксы, с другой православные отморозки, — проворчал Валентинов. — Ты, Сашка, в Бога веруешь?

— Не верую, — тут же категорично заявил комбат.

И поразился собственным словам. К вопросам религии он относился сложно и неоднозначно, потому на подобный вопрос обычно либо отказывался отвечать вообще, ссылаясь на свободу совести и вероисповеданий, либо разводил заумную болтовню, что называется, турусы на колесах. Дескать, сегодня — больше да, чем нет, завтра — скорее нет, чем да, послезавтра — уж как карта ляжет... А тут вдруг — нате вам!

— Что же ты за донской казак, если не веруешь?! — удивился командир полка.

— Я не верую, я знаю, — чужим голосом отвечал комбат. — Знаю, что Бог есть. Какой смысл ещё и верить?!

— Ах, ты в этом смысле... Так уверенно заявляешь — знаю! — будто лично с Ним знаком.

Какая-то часть подсознания Александра вдруг заверещала на всю душу:

— Знаком, да ещё как знаком! Но не в этой жизни и не в этом мире...

Рассудок же солидно заявил: 'Как же не знать?! Только сегодня утром пообщался с ангелом-хранителем. Да и прямо сейчас. Кто мог его послать, если не Бог'?!..

Сам же Александр предпочёл отшутиться.

— Лично не знаком, бабушка рассказывала, — и поспешил уйти от щекотливой темы. — Василич, вы сказали, офицеров свиты будет трое. Кто ещё, кроме героического отморозка?

— Понятия не имею, знаю только фамилии и должности, — он полистал перекидной календарь. — Офицер разведотдела Северо-Западного Управления Внутренних войск МВД капитан Елизаров Константин Владимирович и старший оперуполномоченный по особо важным делам Управления ФСБ по Ленинградскому военному округу майор Коробицын Юрий Владимирович.

— Ни фига себе! — воскликнул комбат и даже присвистнул.

— Ты что, знаком и с ними?

— Нет, лично не знаком...

Если бы командир полка догадывался, что конкретно его удивило! Даже не удивило, а сразило наповал. Он знал этих людей... Ну, строго говоря, не знал, но первый почему-то тут же ассоциировался у него с должностью 'генеральный дозорный' и предстал в образе добродушного великана, а второй — с 'генеральным приставом', сухоньким, лысоватым, востроглазым мужичонкой. Но при этом готов был позакладывать лет десять из отведённых ему судьбой и Богом, что никогда прежде не видел ожидаемых гостей, даже не слышал их фамилий. По крайней мере, в этой жизни...

— ...просто подумал — ну и гости к нам! Странный какой-то состав делегации.

— Повторяю для тугодумов: не твоего ума дело! — ледяным голосом проговорил командир полка.

— Нет, что вы, товарищ полковник, — спохватился Твердохлеб, — я не о цели их приезда! Просто думаю, сколько же мне выпить придётся в таком содружестве силовых ведомств. Если ещё, не дай Бог, наш особист присоединится...

— Не присоединится. И знать о Коробицыне категорически не должен! Ещё вопросы?

Намёк на то, что аудиенция закончена, был тонким, как шмат сала с бутерброда щирого хохла. Твердохлеб встал.

— Всего один. Могу я, пока время есть, на час-другой отлучиться? Клапана нужно отрегулировать, а то как бы с моей дряхлой 'девяткой' конфуза не вышло.

— Саня, — отмахнулся Валентинов, — делай, что хочешь! Можешь проверить в батальоне ротную документацию... кстати, представишь в конце следующей недели начальнику штаба, а то вы распустились совсем! Можешь семью проводить, можешь хоть в женскую баню сходить... хотя — нет, это у меня, деда, туда бесплатный абонемент, а тебя по молодости лет не пустят. Но в девятнадцать ровно чтобы находился в аэропорту! И, кстати, кепи убери подальше, надень голубой берет, столичные штучки любят, когда их встречают при параде.

— 'Оборотня' снять? — спросил комбат.

Оборотень при Валентинове стал символом, если не тотемом, их парашютно-десантного полка. По мнению Анатолия Васильевича, десантники подобны именно этим легендарным существам, пусть и не в строгом соответствии с традиционным мифотворчеством, — падают с неба подобно орлам, на земле обращаясь в волков. Увы, официального одобрения Свыше тотем не получил. Кого-то Там, Наверху, покоробила ассоциация с германским собратом вервольфом ('вер' — кто, 'вольф' — волк), имя которого много лет назад носили гитлеровские зондеркоманды. Подчинённые же Валентинова заговорщицки, словно мятежники-инсургенты, крепили тёмно-зелёные значки неправильных оборотней — волк с головою и крыльями беркута — на голубых беретах, когда пряча их от глаз недоброжелателей, когда, наоборот, бравируя символом касты внутри касты.

— 'Оборотня', говоришь... Нет, оставь. Сейчас это не главное, — проговорил задумавшийся Валентинов. — Всё, делай, как сказал! И будет тебе счастье...

— Да, прямо там же, в аэропорту! — слегка поморщился комбат.

И тут же его по душе хлестнул мягкой своей конечностью ангел-хранитель.

— А ты не кочевряжься, дурень! Молод ещё. Таких, вон, даже в женскую баню не пускают... В вашем провинциальном аэропорту такое счастье встретить можно — на две жизни хватит! Да ещё на смерть останется, гы-гы...

— Очень смешно! — пробурчал он.

— Что? — насторожился Валентинов.

— Ой, нет, ничего! — комбата аж передёрнуло. — Это я так, задумался... Как скажете. Пусть будет счастье.

И командиру не дано было узнать, что почтительное окончание 'скажете' — вовсе не дань уважения подчинённого к его возрасту, прозвищу, должности, воинскому званию и заслугам перед Отечеством, но лишь обращение Твердохлеба к двоим собеседникам сразу. В большей даже степени — к плохо воспитанному ангелу.

— Ой-ой-ой, какие мы нежные да чувствительные! Скажи 'спасибо' за такого, интеллигент! Знал бы ты гетманского ангела, молчал бы в тряпочку. Он бы тебя так достал!.. А я ещё молодой. Как и ты пока что...

— Пока что молодой... Спасибо!

— Сашка, ты часом не приболел?

— Ой!.. Я приболел? Нет, что вы, товарищ гвардии полковник! Всё нормально. Я говорю... это... пусть будет счастье, пока молодой. Спасибо вам за пожелание!

— Да не за что. Езжай, давай, и ни о чём таком не думай!

Уже потянув на себя дверь, комбат обернулся.

— О каком таком?

— Сам знаешь, о каком таком, — шёпотом проговорил Валентинов, пристально глядя на него исподлобья.

Может быть, и ему тоже кто-то нашёптывает на ухо души? Например, волк. Или беркут. А то и оба сразу — как ипостаси воздушно-десантного вервольфа...

Из штаба Александр прямиком направился в столовую, рассчитывая тут же загрузить в машину 'прохладительные' напитки и закуску к ним, чтобы, до вечера не возвращаясь в полк, отрегулировать на СТО клапана, помочь жене со сборами в дорогу, проводить семью, а между поездом и самолетом часик-полтора понежиться в парной. Свежо было предание!

А вместе с ним — питание. Дабы хлеб не зачерствел, масло не прогоркло, икра не скисла, сервелат, буженина и сыр не протухли на жаре, начальник столовой прапорщик Сластин заявил — даже возиться сейчас не стану! Заезжай, дескать, не ранее шестнадцати часов. В чём его всей тяжестью медицинско-санитарного авторитета поддержал Шаталин. Комбат смолчал, хотя у него сложилось впечатление, что забота о свежести продуктов ни при чём. Просто он зашёл на пищеблок не особенно вовремя — розоволицые пройдохи, судя по бегающим осоловелым глазкам и стаканам под столешницей, как раз проводили анализ 'прохладительных' напитков. Смолчал ещё и потому, что Коля Сластин проявил заботу об его, комбата, личных нуждах — порекомендовал квалифицированного и при этом недорогого автослесаря...

Изрядно поколесив по гаражному кооперативу 'Ночной отстой' под дробный перестук клапанов, Александр нашёл в конце концов ворота бокса номер 69. На правой створке через трафарет чёрной эмалью поверх ядовито-жёлтого фона было написано: 'ИЧП Андреец В.Д. Обслуживание и ремонт автомобилей отечественного и импортного производства. Часы работы с 10.00 до 20.00. Выходной — понедельник. Тел...'. Левая створка металлических ворот тоже несла на себе информацию, не менее безграмотную, чем выражение 'импортного (?!) производства', зато куда более познавательную и эмоционально насыщенную, — жирную надпись по диагонали стального листа 'Пидарас'. Трудно сказать, почему автослесарь Андреец В.Д., столь горячо разрекламированный начальником столовой, не озаботился её стереть или, на худой конец, затушевать. Что это, лень, полнейшее пренебрежение условностями окружающего мира, правда жизни или тонкий маркетинговый ход в интересах дальнейшей оптимизации частного бизнеса? Попробуй-ка вот так, с наката, понять склад высшей нервной деятельности автослесаря-индивидуала!

А впрочем, бизнес ИЧП Андрейца В.Д., судя по всему, процветал. Пардон, судя не по всему, а конкретно по блестящему чёрным лаком внедорожнику BMW X6, застывшему у неоднозначных ворот, словно прижизненный памятник славному по всему миру германскому автомобильному брэнду. Александр, человек обычно равнодушный к чужому материальному благополучию, особенно благополучию того уровня, достичь которого честным трудом на службе Государю и Отечеству априори не сможет никогда, при виде сияющего красавца всё-таки завистливо сглотнул и с силой хлопнул дверью собственной 'девятки'. Из джипа тут же по-кошачьи ловко выпрыгнул водитель, типичный бандюга — крепкий парень лет на пять-семь его моложе, среднего роста, стриженный по колкий 'ёжик', с перебитым расплющенным носом в половину круглого улыбчивого лица. Правда, улыбка его более напоминала оскал неделю не обедавшего тигра, а под легчайшей кремовой рубашкой бугрились мускулы, каким бы позавидовал и губернатор штата Калифорния.

— Ты по мою душу, командир? — спросил 'пацан', неторопливо, чуть заметным зигзагом приближаясь и оценивающе оглядывая Александра.

— Да нет, — пожал плечами тот.

— Что, к этому, — он оглянулся на ворота, — пидарасу?

— К нему. Однополчанин порекомендовал, типа, быстро, качественно и недорого.

— Угу, понятно. Что недорого, то недорого. Для тех, кого он знает и боится. Тебе же, брат, залупит такой ценник, что хоть камуфляж в ломбард неси. А насчёт быстро и качественно... Вот долго и хреново — точняк в масть! Сергей, — протянул он широченную, как сковорода на шесть персон, 'ладошку'.

Они обменялись крепким, почти дружеским рукопожатием. И Александру вдруг почудилось, что он бессчётное множество раз, практически ежедневно, на протяжении долгих лет пожимал эту тяжёлую ладонь с цепкими пальцами. Да и вообще Сергей — какой Сергей, когда просто Серёга! — всем своим обликом, жестами, мимикой лица, манерой речи показался настолько знакомым и близким, что по душе тёплыми волнами расплескалось умиротворение: это друг! При всём при том трезвый рассудок подсказывал, что говорит он с этим парнем в первый раз. Ну, может, видел раньше мельком в городе, просто не обращал внимания.

— Очень приятно, — ему и впрямь было до одури приятно. — А меня Александром зовут.

— И мне, на удивление даже, чертовски приятно... — пробормотал Сергей. — Слушай, Саня, мы с тобой раньше не могли пересекаться? Что-то мне фэйс твой — прямо как родной.

— Ты знаешь, Серёжа, у меня аналогичное ощущение.

— Не, блин, в натуре интересно... Где же мы с тобой..? Но не в нашем занюханном Нилгороде, бля буду, я бы тогда помнил.

— Ну, если не в Нилгороде, то — на выбор: Армения, Грузия, Горный Бадахшан, Македония, Косово, весь Северный Кавказ от моря до моря.

— Богатая биография! От моря, говоришь, до моря... Я ведь морпехом был на срочной. Отдельный батальон морской пехоты Краснознаменной Каспийской флотилии, взвод разведки, командир отделения гвардии сержант Богачёв. Орден Мужества, две медали. Лёгкое ранение. В историческом десанте на Дербент участвовал. Может, там, а?

— Штурм Дербента, — многозначительно улыбнулся Александр. — Как же, как же... Это ведь там ваша братва одним стрелковым оружием выгнала аж за Белиджи самих 'янычар великого Турана'!

— Было дело... — скромно пожал плечами Богачёв.

— Да, брат, дали вы им тогда просраться! А мою роту как раз на Кумух сбросили. Неделю там жили, блин, как у Христа за пазухой.

— У Аллаха... Слушай, Старый, нам с тобой явно есть что вспомнить! Так, погоди, сегодня и завтра я занят... Ты чего, братан?!

— Ты сказал — 'Старый'... — обалдело глядел на него Александр.

— Я сказал? Да ладно, брось ты! — искренне удивился собеседник. — Старый... Ну, если даже и сказал, так что с того?

— А то, что это моя кликуха. Ещё с военного училища. Но самое интересное, что здесь, в Нилгороде, о ней знают человека три-четыре.

— Да, дела... — Сергей поразмыслил. — Нам с тобой точняк есть о чём подробно переговорить... Давай-ка, Саня, послезавтра вечерком подкатывай в 'Золотой якорь', посидим в уголке, за жизнь перетрещим, братву помянем, себя вспомним... — и тут, заметив, что комбат мнётся, хлопнул его по плечу. — Да ты не кочевряжься, десантура, к измене жене и Родине склонять не стану!

— Да я не кочевряжусь, — поморщился Александр. — Не в этом дело. Просто 'Золотой якорь' — заведение не по моим финансам.

— Что, мало платят?

— Платят много. Только очень редко, раз бы в пять почаще.

— Да, проблема... Взятки брать не пробовал?

— Пробовал. Целый месяц брал с утра до вечера. Но так никто и не подумал дать.

— А красть?

— Красть умею. Раз пару банок тушёнки домой утащил. Из своего же сухого пайка. Только продать не успел.

— Что, менты повязали?!

— Съел. Кушать очень хотелось.

— Да, брат, прямо беда с тобой! Не знаю, что и делать... — сокрушённо покачал головою Сергей. — О, блин, вспомнил! В 'Золотом якоре' я в доле бизнеса, так что стопарь тебе, так уж и быть, налью и тарелку каши скрепя сердце начислю.

— А я могу тушёнки притаранить, — рассмеялся Александр.

— Ну, гляди, как всё в цвет! Главное, красть тушняк тебя учить не надо... А к этому 'пидарасу' лучше не ходи, он даже моего пацана рискнул в наглую продинамить, ну, а уж тебя... Во, как раз Пеца идёт! Ну, что, хм, уточнил заказ?

К их странной компании, оглушительно хлопнув створкой ворот, подошёл худощавый высокий субъект. Вот его внешность точно не вызвала у Александра никаких ассоциаций.