Обретенная Эквестрия. Часть 1. Исток

— Это две мои старые знакомые, ты их не знаешь. И вообще тебе не кажется, что сейчас не время выяснять отношения? Твоя подружка лежит без сознания, а ты даже не пытаешься ей помочь.

— Она не моя подружка!

— Нет, так будет. В любом случае, давай поторопимся. Добрые дела нужно доводить до конца.

Беглянку удалось привести в чувство достаточно быстро при помощи холодной воды. Отец проверил, насколько хорошо движется возвращённый на место сустав и, сказал что обязательно нужно несколько дней покоя, аккуратный массаж и хорошее питание. Единорожка по-прежнему смотрела на него с видом побитой собачки, но похоже начинала понимать, что этот большой человек ей действительно не враг. Мы водрузили больную на носилки, пристегнули двумя ремнями, после чего я неожиданно хлопнул себя по лбу и повернулся к отцу.

— Чёрт, но мы ведь не можем просто так взять и пронести её через деревню! Сплетники вмиг донесут Фетисову, что у нас скрывается беглая поняшка.

— Верно. Но мы не попрёмся поверху. Пройдём оврагом и спрячем глупышку в схроне!

— Точно, там её никто не найдёт!

Гнилой овраг тянется несколько километров, извиваясь, словно гадюка. Местами в него "впадают" овраги поменьше, будто ручейки в реку. Один такой овражек весь заросший кустами ивняка и черёмухой подходит почти вплотную к нашему дому, разрезая огород на две неравные части. И вот на самом дне под прикрытием двух больших кустов мы вырыли в плотной глине небольшую пещерку. Укрепили стены и потолок досками, настелили пол, поставили крепкую дверь и, получилось тайное убежище, известное только нам двоим. Я несколько раз сходил на полигон, за колючей проволокой и маскировочной сеткой. Колючку мы натянули так, чтоб чужой человек не мог пройти, а сеткой замаскировали дверь. Вышло очень здорово. Батя ещё собирался прокопать туда подземный ход прямо из дома, но потом поленился, решив что и так сойдёт.

Это убежище он сделал на случай очередного конфликта с властями, а до того момента мы использовали его как погреб. Впрочем, сейчас, летом, оно стояло пустое и вполне могло послужить временным пристанищем для беглой лошадки.

Когда наша компания никем не замеченная прибыла на место, я снял замок и потянул ручку двери. В лицо ударил запах плесени и сырости. Мда, конечно жить здесь лучше, чем под открытым небом в овраге, но тоже не сахар. Боюсь, что если девчонка останется тут надолго, мы сможем неплохо заработать, продавая шампиньоны выросшие на её фиолетовой шкурке.

— Вот, — с виноватым видом сказал я. — Поживёшь в этой дыре, пока мы не придумаем, что делать дальше.

Единорожка посмотрела на нас долгим взглядом и, наконец, тихо спросила: — Вы действительно не отдадите меня Ему? Правда-правда?

— Конечно, нет! — бодро ответил я. — Разве мы убийцы?

— Здесь очень мило, — быстро сказала она, заглядывая в темноту схрона. — Я с удовольствием буду жить тут столько, сколько нужно.

Мы расстегнули ремни и помогли ей подняться.

— Главное не опирайся на больную ногу, и все будет нормально. Сын, придержи её. Только аккуратно.

С моёй помощью, единорожка вошла внутрь и со вздохом облегчения растянулась на полу покрытому слоем липкой глины.

— Тут грязно... — растерянно протянул я.

— Ничего, — улыбнувшись, сказала она. — Видели бы вы, что творится в наших стойлах, особенно во время уборки урожая, когда сил хватает только на то чтобы доползти до подстилки.

— Вот и хорошо, — кивнул отец, потирая руки. — Давайте устраивайтесь, а я пойду, кое-что сделаю. Думаю, Максим сможет организовать тебе роскошную лежанку набитую самым душистым сеном.

— "Пошёл пить" — с тоской подумал я, но вслух ничего не сказал, не хотелось припираться в присутствии гостьи, ей и без того досталось.

После того как его шаги затихли, я присел рядом на корточки и замер, не зная, что делать дальше. Мне раньше ещё никогда не доводилось болтать по душам с пони-единорогами. Она смотрела на меня своими огромными глазами и испытывала похоже схожие затруднения. Пауза затягивалась, но тут я вовремя вспомнил о хлебе за пазухой.

— Хочешь?

При виде еды, поняшка дёрнулась совсем как тогда, при виде воды, но быстро взяла себя в копыта и, изо всех сил стараясь казаться равнодушной, произнесла: — Если вам не жалко, с удовольствием попробую.

— Не жалко, — рассмеялся я, отломил кусочек и протянул на раскрытой ладони.

Яростно лязгнули зубы, и мои пальцы уцелели только благодаря хорошей реакции.

— Ты что, с ума сошла!

Единорожка втянула голову в плечи и подалась назад.

— Простите господин, — проскулила она. — Не смогла сдержаться! Клянусь, что больше не буду!

— Надеюсь, — пробурчал я, всё ещё не успев отойти от испуга, отломил второй кусок и осторожно положил на пол.

На сей раз, она действовала аккуратнее и смела угощение почти королевским движением губ. После того как с хлебом было покончено, я отряхнул ладони и с сожалением сообщил, что еды больше нет.

— Ничего, ничего, — неумело стараясь казаться искренней, ответила она, — Я сыта. Никогда не ела столько человеческого хлеба за раз.

— А что вы обычно едите?

— Комбикорм, — с отвращением пояснила она, вздохнула и, понизив голос, неуверенно добавила: — Говорят... говорят что в него для питательности добавляют мясо пони убитых на бойне...

— Ерунда, — соврал я, со слов отца отлично знавший из чего он готовится. — Глупые слухи.

Она покачала головой, но спорить не стала, а мне внезапно захотелось прояснить ещё один момент.

— Слушай, как тебя собственно зовут? Меня, к примеру, Максим, а отца Егор. Давай, наконец, познакомимся!

Единорожка как-то криво улыбнулась и, отвернув голову, нехотя произнесла: — У меня много имён: Тупое Дерьмо, Ленивая Задница, Рогатая Тварь, Мешок С Костями. Выбирайте, какое понравится.

— У тебя нет имени?

— Пони не могут иметь собственного имени. Только клички, которые им дарят уважаемые хозяева. Мой господин был настолько щедр, что не скупился на прозвища.

Я скрипнул зубами. Разве так можно? Поняшка вздохнула и принялась слизывать с пола невидимые глазу крошки.

— Разреши посмотреть твои передние копыта.

Она с изумлением взглянула на меня и вытянула вперёд правую переднюю ногу.

— Пожалуйста, господин.

Как же достало её раболепство! Ничего, исправим, впереди много времени. Я аккуратно взял копыто в руки и стал с интересом рассматривать. Меня всегда удивляло, как они могут брать передними ногами различные предметы, не имея пальцев. Оказалось, что копыта задних и передних ног сильно различаются. Задние — как у всех лошадей, сплошная кость, на которую удобно набивать подкову. Передние же разделены на четыре части крест-накрест, так что образуется нечто вроде четырёх костяных "пальцев", которые можно раздвигать и сжимать, словно клещи. Конечно, человеческая рука в тысячу раз удобнее, но если приноровиться то "копыторукой" тоже можно многое сделать.

Единорожка с интересом наблюдала за моими манипуляциями. Похоже, ей доставляло удовольствие такое внимание к собственной особе. В её зелёных глазах блестели озорные огоньки, и я внезапно подумал, что она не такая уж покорная и забитая как хочет казаться. И это замечательно. Меньше всего на свете мне хотелось, чтоб на любые слова она послушно бубнила — "Как скажете господин! Что прикажете господин?".

Огоньки в её глазах навели меня на хорошую мысль и я, напустив на себя важный вид, торжественно произнёс:

— Рогатая Тварь, кличка конечно длинная и красивая, но мне кажется, тебе подходит другое имя. Оно короче и не такое пышное, но зато приятно звучит!

Поняшка напряглась и подалась вперёд. Похоже, проблема отсутствия имени, занимала её гораздо больше, чем она хотела показать.

— Отныне и до скончания веков, твоё имя будет — Искорка! Носи его с честью и достоинством!

— Искорка... — повторила единорожка, медленно, словно пробуя слово на вкус. — Искорка... Да! Спасибо! Спасибо большое! Искорка! Искорка!.. Как здорово! Мне больше ничего не надо!

Забыв про больную ногу, она попыталась вскочить, я едва успел удержать на месте. Мне пришлось несколько раз повторить строгим голосом, что в её положении нельзя лишний раз двигаться. В конце концов, она немного успокоилась и не пыталась больше пустится в пляс. Погладив её между ушами, я встал и вышел из схрона. Нужно было организовать подстилку, принести воды для питья, губку чтоб хоть немного отмыть перепачканную пылью и навозом шкуру, раздобыть еду и главное, серьёзно поговорить с отцом о будущем.

Глава 3. Сделка.

Всё-таки я плохо разбираюсь в людях. Войдя, домой я был готов увидеть отца в обнимку с пустой банкой браги, но она нетронутая стояла на месте. Неужели, пока мы болтали в овраге он, вместо того чтобы как обычно надраться до чёртиков ушёл гулять. Но куда?

Тут из его комнаты донёсся громкий металлический щёлчок и лязг отпираемой дверцы. В два прыжка, я подлетел к перегородке и прильнул глазом к узенькой щели. Он стоял причёсанный и гладко выбритый около открытого сейфа, внимательно изучая его содержимое. Я давно мечтал посмотреть, что лежит внутри этого железного ящика, но никак не мог найти ключ, а при мне он никогда его не открывал. Негромко напевая какую-то песенку, отец переложил несколько потрёпанных папок и вытащил наружу небольшой предмет, способный легко уместится на ладони. Это была маленькая фигурка пони-пегаса жёлтого цвета с розовой гривой. Даже с такого расстояния я разглядел насколько качественно и старательно сделана вещичка. Ну и дела! Неужели на старости лет батя впал в детство?

Отец грустно улыбнулся, осторожно погладил указательным пальцем спинку и крылья пегаски, затем тихо сказал:

— Прости Флатти старого идиота, но нам придётся расстаться. Впрочем, если ты ещё жива, то, конечно, обрадуешься, когда узнаешь, как я распорядился твоей фигуркой. Кусок раскрашенного пластика не стоит жизни.

Произнеся эти непонятные слова, он аккуратно убрал игрушку в картонную коробочку, а ту в свою очередь положил в стоящий на столе раскрытый портфель. Затем скрипнули дверцы шкафа, из которого оказался извлечён единственный приличный предмет гардероба — чёрный костюм-тройка.

Когда отец с портфелем в руке вышел на веранду с видом свидетеля приглашённого на свадьбу, я сидел на стуле и нервно ковырял ногтем дырку в вытертой клеенке.

— Мне надо на пару дней уехать в город. Справишься один?

— Конечно, па.

— Вот и хорошо. Ты у меня всегда был самостоятельным. Да, вот деньги, — он бросил на стол толстую пачку. — Тут мало, всего двести тысяч, но вам должно хватить. Сходи к тётё Зине и купи молока, оно сейчас очень нужно нашей гостье. Ну, хлеб там, макароны или кашу, сам разберешься. Кашу обязательно свари, шкварок натопи, жир ей тоже не помешает.

— А овёс или сено можно?

— Нет, конечно. Их пищеварительный тракт не рассчитан на такую грубую пищу. В этом они устроены так же как мы.

— А я думал они лошади...

— Они выглядят как лошади, а на самом деле... Ладно, потом поговорим. Главное, ни в коем случае не дай Фетисову узнать, что мы её прячем. Если не получится, тяни время до моего приезда, понятно?

— Ага. Но куда ты собрался?

— Да так, хочу встретиться с одним знакомым коллекционером. Давай, не скучай!

Он ушёл, а я остался с вихрем незаданных вопросов в голове. Но мямлить было нельзя. Засунув в авоську трёхлитровую банку, я припустил на другой конец деревни к тёте Зине за молоком. Затем забежал в магазин, купил крупы, масла и две банки тушёнки. Денег хватило в обрез, но теперь можно было хоть не ломать голову над тем, где взять еду.

Сварив полную кастрюлю каши и заправив её тушёнкой, я нарезал хлеб, взял масло, молоко, целую стопку мисок и поспешил вниз. Искорка лежала на прежнем месте и, услышав мои шаги, резко вскинула голову. Увидев целую гору продуктов, она чуть не заревела от избытка чувств. Я уселся рядом, и мы принялись дружно уписывать угощение за обе щеки. Затем я вернулся домой, где из двух пустых мешков и сена соорудил мягкую подстилку. Врунишка могла сколько угодно распинаться, что ей нравится валяться на грязном полу, но на самом деле это естественно было не так. Вы бы только видели, с каким удовольствием она разлеглась на новой лежанке. Перебирала ногами, терлась щекой о чистую мешковину, закатывала глаза... Одним словом вела себя как кошка на хозяйской постели, разве только что не мурлыкала. Пожелав спокойной ночи, я поднялся домой и свалился в кровать как убитый. Ничего не скажешь, денёк оказался насыщен событиями сверх всякой меры.

Два следующих дня прошли в схожих хлопотах: я её кормил, мыл, массировал, как умел повреждённую конечность, а в промежутке мы просто болтали. Я рассказал ей свою историю, а она свою. На самом деле, жизнь Искорки оказалась не столь насыщена событиями, как можно было предположить.

Она родилась в питомнике и никогда не видела своих родителей. Всё её детство прошло в грязном загоне, где по вытоптанной до твёрдости камня земле носились несколько десятков жеребят и кобылок. Их не воспитывали и ничему не учили — они были полностью предоставлены сами себе. Время от времени подросших поняшек уводили навсегда, а на их место приносили малышей едва стоящих на тонких ножках. За порядком следили три старые пони неспособные к работе в поле. Именно от одной из них Искорка и узнала об Эквестрии. Та любила, собрав вокруг себя малышню рассказывать сказки о прекрасном утраченном рае, где в небе парят пегасы, солнце встает и опускается по воле мудрой и великодушной Принцессы Селестии, а жизнь весела и свободна. Поняшки постарше смеялись над её историями: выросшие в загоне, они просто не могли представить, что есть места, совсем не похожие на их убогий приют. В отличие от них, Искорка запоем слушала старушку, не пропуская ни одного рассказа. Над ней издевались, её награждали обидными прозвищами, обзывали грязными словами, а иногда даже колотили, но унижения не смогли сломить маленькую единорожку. Сколько раз, забившись в самый дальний угол, она грезила об Эквестрии. Когда её выводили из загона навстречу взрослой жизни, Искорка не плакала как другие, наоборот, ей хотелось поскорее оказаться на свободе, увидеть внешний мир и найти в нём своё место. К сожалению, реальность оказалась жестока и абсолютно, равнодушна к грёзам фиолетовой мечтательницы. Сначала, обшитый железом кузов скотовозки, жара, пыль, тряска, вонь плохо очищенного бензина, затем ветеринарный осмотр, где с ней обращались как с вещью и, наконец, аукцион: помост, покупатели, стук молотка и чувство бесконечного унижения. Её вместе с несколькими жеребятами купил Фетисов. Снова фургон, кузница, запах раскалённого железа, чудовищная боль и омерзительное клеймо на том самом месте, где у её предков — свободных эквестрийских пони гордо красовалась кьютимарка. С каждым годом тяжёлой отупляющей работы, когда нет времени не только на праздные мысли, но и на обычный сон, волшебная страна уплывала всё дальше, скрываясь в тумане безразличия и равнодушия.

Я слушал Искорку, и моё сердце сжималось от жалости. Почему люди настолько жестоки? Почему они позволяют себе так варварски обращаться с разумными существами? Раньше я никогда не задумывался над этим вопросом, но события последних дней раскрыли мне глаза. И если поначалу возня вокруг беглянки казалась весёлой игрой, то теперь всё стало вырисовываться в абсолютно новом свете. Искорку нужно было защитить любой ценой, иначе я никогда больше не смогу назвать себя человеком.