"Почему же вы не поставите другого вождя?" — вновь заговорил первый старейшина.
"Потому что наш народ — не воины. У них нет оружия. Трубки, стреляющие огнем, есть только у воинов вождя и у немногих охотников. У меня есть. Но в каждом селении только пять-шесть человек имеют такие трубки" — терпеливо разъяснял Обер.
Старейшины опять переглянулись и покачали головами. Первый старейшина произнес:
"Твой народ захватил нашу землю. И между нами не может быть мира. Но мы не держим зла на тебя. Ты можешь идти". Остальные старейшины дружно закивали головами.
"Лишь мир может спасти жизнь вашего народа. Я снова повторю эти слова, когда опять приду к вам" — с этими словами Обер снял с себя ружье, патронташ, пояс с ножом, вытащил из заплечного мешка две коробки с патронами и положил все это к ногам старейшин. — "Этой мой подарок вашему народу".
Второй старейшина внезапно оживился:
"А ты можешь добыть для нас много-много таких трубок, стреляющих огнем?"
"Еще одну. Может быть, две. Много воины вождя не позволят иметь никому" — с сожалением пожал плечами Обер.
"Как же ты пойдешь в обратный путь без своего оружия?" — удивился третий старейшина. — "Ты опять можешь встретить злых воинов своего вождя".
"Да. Если они встретятся мне, значит, боги отвернулись от них" — спокойно сказал Обер.
Старейшины вновь переглянулись и встали, давая понять, что разговор окончен.
Обратный путь Обера был довольно спокоен. Он без особых приключений добрался до одной из деревень топеа, а затем — и до Зинкуса, крупнейшего на Ахале-Тааэа порта на Внутреннем море. Небольшой колесный пароходик доставил его на Кайрасан, и по железной дороге, ведшей от побережья Внутреннего моря, он вернулся в столицу. Из Латраиды он отправился в Талса-нель-Драо, чтобы хотя бы несколько недель побыть с детьми, не видевшими его уже больше трех месяцев. Но затем настало время отбыть в инспекционную поездку, чтобы последний раз проверить готовность телеграфной сети перед ее официальной приемкой правительством Архипелага.
Уже в конце этого вояжа, проверяя телеграфные станции, расположенные близ Латраиды, Обер вновь увиделся с детьми и даже смог взять их с собой в одну из последних инспекционных поездок. Возвращаясь из нее в свое имение, Обер проезжал одну из многочисленных предгорных деревушек, населенных виноградарями, садоводами и пастухами. В деревне виднелись группы солдат, что было не столь уж редким зрелищем — воинские команды частенько сопровождали сборщиков налогов.
Когда коляска Обера проезжала по главной улице деревни, со всех сторон, то громче, то тише, доносились выкрики, брань, блеяние овец, мычание коров... Обер старался не замечать криков, но вот особенно отчаянный женский вопль, раздавшийся из ближайшего двора, заставил его остановить коляску и выскочить из нее.
Во дворе несколько солдат кулаками, прикладами и сапогами избивали молодого крестьянина, безуспешно пытавшегося подняться с четверенек. Другие солдаты пытались затащить в дом какую-то женщину, видимо, его жену. Светлое домотканое платье на ней было разорвано почти до пояса, а рубаха порвана на плече. Молодая женщина отчаянно извивалась, но уже не кричала, потому что один из солдат крепко зажал ей рот ладонью.
"Что это здесь происходит?" — властно воскликнул Обер.
"Недоимку собираем", — процедил один из военных с сержантскими нашивками, — "а этот решил за вилы взяться. Пришлось его проучить".
"Недоимка недоимкой, а с женой его чего решили баловать?" -грозно спросил Обер. Сержант зло посмотрел на него, медля с ответом, затем как-то весь подобрался и вытянулся во фронт.
"Кто ты такой? По какому праву решил командовать моими солдатами?" — Обер обернулся на грубый раздраженный голос. Довольно молодой, ладно скроенный парень в капитанских эполетах с недобрым прищуром смотрел на Обера.
"Обер Грайс, президент Тайрасанской телеграфной компании, к вашим услугам" — чуть наклонил голову Обер.
"Не лез бы ты не в свое дело, господин хороший!" — тем же раздраженным тоном произнес офицер, не представившись в ответ.
"Ваши солдаты творят форменный разбой..." — начал было Обер, но офицер тут же оборвал его:
"Молчать, штатская свинья! Убирайся, пока тебе не продырявили шкуру!" — С этими словами несколько ружейных стволов уставились на Обера.
"Застрелят или заколют штыками. И никакие деньги, никакие связи не помогут" — мелькнуло в голове у Грайса. Его собственные револьверы остались в дорожной сумке. Да и не мог он затевать стрельбу, когда в нескольких десятках шагов в коляске сидели дети. Обер понял, что если он попытается угрожать, ссылаясь на знакомство с префектом и даже с вице-протектором, это лишь ускорит его смерть.
"Что вы, господин капитан! Я вовсе не хотел вмешиваться в ваши приказы. И я не ищу никаких недоразумений между нами" — примирительно произнес Обер.
"То-то же!" — с заносчивой ухмылкой проговорил капитан. — "Убирайся-ка подобру-поздорову, пока я не передумал!"
Сопровождаемый ехидными смешками солдат, Обер повернулся и пошел к коляске, кусая губы и впиваясь ногтями в ладони. Крестьянин уже неподвижно лежал на земле под продолжавшим сыпаться на него градом ударов. Его жену повалили прямо на землю и старательно задирали на ней юбки.
Обер сел в коляску и коротко бросил:
"Гони!"
Прием у вице-протектора Паларуанского и Кайрасанского по случаю окончания строительства телеграфной сети, дал возможность Оберу осторожно намекнуть на виденные им злоупотребления. Вице-протектор (чей пышный титул складывался из названия острова, колонизованного фризами одним из первых, на котором первоначально находилась резиденция вице-протектора, и названия крупнейшего острова Тайрасанского ахипелага, где ныне располагалась столица) лишь горестно вздыхал:
"Знаю батюшка, знаю о сих прискорбных делах, и поболее вашего. Что делать! Бедны мы, и оттого всякие неправды и со стороны знатных, и со стороны простолюдинов. Капиталов не хватает, промышленность в застое, улучшения в сельском хозяйстве производить не на что. Селяне нищи, доход землевладельцев невелик..." — он еще раз горестно вздохнул и добавил — "Вот вы известный фабрикант и финансист. Вы могли бы посодействовать притоку капитала на Архипелаг. Сами знаете — с ростом промышленности исправляются и многие пороки. Если бы мы имели такое хозяйство как у вас, на Элиноре!"
Обер рискнул прозондировать почву:
"Чтобы ставить новейшие фабрики, Ваше высокопревосходительство, надобно иметь обученных мастеровых. Значит, школы нужны. Обученный мастеровой хорошо работает, если не изнурять его по двенадцать часов в день..."
Вице-протектор перебил его:
"Знаю-знаю! Да никто ж вам не запрещает и школу при фабрике завести, и рабочий день сокращенный установить, и эту... больничную кассу открыть. Ради бога! Но для наших отсталых промышленных заведений это, думаю, было бы несвоевременно. Вот когда поставим дела на самом высшем уровне, тогда и посмотрим, что можно сделать".
Стараниями Обера на Архипелаге было построено несколько новых крупных предприятий, в том числе и принадлежащих его фирме. Государственные ружейные мастерские близ Зинкуса были развернуты в настоящую фабрику. На Тайрасане, на берегу Внутреннего моря, вырос станкостроительный завод и завод прокатного оборудования. В горном городишке близ Латраиды был основан технический колледж и при нем экспериментальные мастерские и лаборатории. Появились основанные иностранными компаниями несколько новых текстильных фабрик, кирпичные заводы, химический и два нефтеперегонных завода, большая лесная биржа в порту Латраиды.
Пользуясь своим укрепившимся влиянием на вице-протектора, Обер стал приглядываться к либерально настроенным чиновникам из его окружения, с тем, чтобы подтолкнуть все-таки вице-протектора к реформам. Одна новация — запрещение ночного труда детей — после долгих хлопот и интриг, в усеченном виде, но все же была проведена указом вице-протектора. Обер познакомился с редакторами двух либерально ориентированных газет и с их помощью стал готовить общественное мнение в пользу введения больничных касс. Но эти хлопоты были оборваны на середине.
Новый вице-проектор, назначенный Генеральным Консулатом Долин Фризии, выказал себя решительным противником всяких реформ. Многие либеральные чиновники были уволены, ужесточена цензура. По Латраиде поползли слухи о жестоких расправах с крестьянами-арендаторами, протестовавшими против лихоимства землевладельцев. Вскоре оба редактора либеральных газет, с которыми свел знакомство Обер, были арестованы, а их газеты закрыты.
Обер безуспешно пытался добиться приема у вице-протектора. Вскоре он узнал у секретаря, что оба редактора отправлены на двадцатилетнюю каторгу на остров Паларуан, расположенный в экваториальной зоне, — гиблое место, где редко кто из заключенных выдерживал пятилетний срок. Оберу, наконец, удалось договориться о пятиминутной аудиенции у вице-протектора по делам телеграфной компании. Но едва он заикнулся о смягчении участи осужденных редакторов, как тут же натолкнулся на резкую отповедь.
"Меня не интересует", — заявил затянутый в мундир сухопарый чиновник с оловянными глазами в ответ на осторожное замечание Обера Грайса, что редакторы, вероятно, не успели понять, насколько более строгие требования к печатному слову предъявляет новый вице-протектор, — "как решал эти вопросы мой предшественник. Я требую повиновения, а кто не выказывает его в должной мере, тот у меня поплатится!"
"Я не ставлю под сомнение вашу политику, упаси меня Ул-Каса!" — воскликнул Обер. — "Если вы решили их наказать, так тому и быть, тут и говорить не о чем. Но, может быть, вы найдете возможным несколько сократить срок наказания?".
"Вы милейший, не забывайтесь! Вы что, возомнили, что ваши деньги дают вам право вмешиваться в дела государственные?!" — сухим дребезжащим голосом быстро проговорил вице-протектор, — "Мне известен опасный образ ваших собственных мыслей! И пусть судьба этих бумагомарак послужит уроком вам и вам подобным. Надеюсь, вы не поймете превратно ту мягкость, с которой я обошелся с вами лично, и не будете более позволять себе лишнего. Прощайте!" — и он отвернулся от Обера Грайса к окну, недвусмысленно давая понять, что аудиенция окончена.
Обер в бессильной ярости удалился в Талсо-нель-Драо. Но наконец у него появилось время побыть с детьми. Тиоро превратился в долговязого подвижного подростка, заканчивающего предпоследний класс гимназии, а племянница Обера, темнокудрая Лаймиола (сохранившая девичью фамилию своей матери Эльнерайи, урожденной Маррот) только начала учиться в местной школе.
Обер уделял своему сыну гораздо больше времени, чем раньше, обучая его основам социальных наук, которые не преподавались в школе, фехтованию, езде верхом, рукопашному бою и стрельбе из револьвера, которые тоже в школе, понятное дело, не изучались. Эти совместные занятия как-то очень быстро сблизили его с сыном, до этого относившимся к отцу с уважением (и с затаенной гордостью — как же, крупнейший фабрикант, да еще и герой Элинорских войн!), но и с некоторой отчужденностью. Теперь ледок отчуждения растаял, и Тиоро (Танапиоро Келину Грайс — таково было его полное имя) крепко привязался к отцу, раскрывшемуся перед ним именно с той своей стороны, которую Тиоро считал идеалом настоящего мужчины.
Отцу уже было под шестьдесят, но он по-прежнему ловко фехтовал, без промаха стрелял в цель, ездил верхом и мог пробежать десять километров. Сыновья некоторых окрестных помещиков тоже баловались оружием, ездили верхом и были отъявленными драчунами. Но Тиоро чувствовал неосознанное уважение к тому, как отец поставил их совместные занятия. Это вовсе не походило на развлечения золотой молодежи. Упорядоченные тренировки, уход за лошадью, чистка оружия, строгий распорядок дня, самодисциплина питания... Тиоро начал догадываться, что именно это позволяет отцу поддерживать такую превосходную форму. У него не было дорогих скакунов и богато изукрашенного охотничьего оружия. Отец пользовался новейшими боевыми образцами, суровая простота и целесообразность которых внушали подростку благоговейный трепет.
Однажды, — это был спокойный теплый вечер 6-го митаэля весны 1466 года, — Обер обратил внимание на зарево за окрестными холмами. Отправившись в коляске вместе с Тиоро в близлежащее селение, Обер застал перед трактиром кучку любопытствующих, строящих догадки относительно природы видневшегося пожара. Примерно через полчаса на площади поселка появился жандарм на взмыленной лошади. У него Обер узнал, в чем дело.
"Горит Талса-нель-Прайо! Шайка Мук-Aпapa напала на роту солдат, что должны были собрать недоимки, и тем пришлось занять оборону в имении. Когда разбойникам хорошенько всыпали из ружей со стен Талса-нель-Прайо, эти негодяи подожгли имение! Сейчас там кипит бой, но две роты наших парней уже на подходе. Надеюсь, на этот раз Мук-Апару с его сбродом не удастся унести ноги", — пояснил словоохотливый жандарм.
"Я помню", — громко зашептал Тиоро в ухо отцу, — "месяца два назад говорили о том, что шайка Мук-Anapa полностью истреблена, а за его голову назначили 150 золотых! Неужели никто его не выдал, и он смог собрать новую шайку?"
Обер едва заметно усмехнулся уголками губ, но промолчал, усаживаясь рядом с сыном в рессорную коляску, в которую был запряжен красивый каурый жеребец. Лишь когда конь взял с места, Обер задумчиво бросил:
"Полагаю, в этих местах его никто не выдаст..."
"Это потому, что он все награбленное раздает бедным, да?" — обрадованный собственной догадливостью, торопливо произнес Тиоро.
"Он мог бы и не раздавать ничего" — пожал плечами отец. — "Достаточно того, что он нападает на жандармов да на помещиков. Каждый крестьянин сейчас видит в них лютых врагов, и поддержит любого, кто осмеливается задать им трепку". Обер помолчал немного, потом заговорил снова:
"Учти, Тиоро, Мук-Апар — не просто разбойник. Он не только мстит за притеснения крестьян и грабит богатых. Он объявил, что будет вести войну за то, чтобы все помещичьи земли достались крестьянам, чтобы была отменена церковная десятина, а государственная подать снижена вдвое".
Тиоро задумался на несколько минут, потом медленно, с запинкой, промолвил:
"Но как же... Ведь он не сможет заставить вице-протектора забрать землю у помещиков и отдать крестьянам?"
"Не сможет" — подтвердил Обер. — "Один не сможет. Но он хочет поднять крестьянский бунт по всему Архипелагу".
"Крестьянам не одолеть армию" — убежденно заявил Тиоро.
"Это еще как сказать..." — протянул отец. — "Ты, конечно, не знаешь об этом. Всего две недели назад был расформирован 36-й полк, который комплектуется из жителей Кайрасана. Артиллеристы отказались обстреливать деревню, где был окружен крестьянский отряд, а один из батальонов не желал идти в атаку".
"Почему?" — удивился Тиоро. — "В армии же нельзя не выполнять приказов! И потом, это же не просто крестьяне — это бунтовщики!"
"Кроме приказов, есть еще и совесть" — коротко бросил Обер. — "Открывать огонь из пушек по деревне, где полно ни в чем не повинных женщин и детей... Ты отдал бы такой приказ?"
