Махнуть на прощанье славному Протопею Федотовичу или Корику, да что там, даже улыбнуться, — значило навсегда заклеймить их имя.
Одно дело в безысходном положении искать помощи ведьмы. Совсем другое — водить с ней дружбу.
В качестве оплаты мне досталась двухлетняя кобыла Маня. Отказаться я не могла. От бесов, то есть от ведьм и колдунов, положено откупаться. Хуже было бы, если бы я отказалась, тогда семья кузнеца осталась в должниках у нечистой силы.
Глава 3. Видение
Одни проклятья шепчет наше имя.
Но вы не верьте, господа!
Мы тоже любим, тоже грезим,
И тоже верим в чудеса.
Элини посылала сигнал всем, кто мог его понять. Бедная, несчастная, огромная и беспомощная планета, она взывала о помощи.
Зря считают, что Элини все равно, либо она, великая и древняя, не обратит внимания на возню своих глупых детей. Даже если эта возня оборачивается их гибелью или пролитой кровью. Они большие — сами разберутся. Нет. Напротив. Как чуткая мать, Элини чувствовала приближающийся хаос. Она аккумулировала информацию и посылала импульсами всем, кто мог её услышать. Всем, кто хотел слышать и мог помочь.
Сквозь очередной мутный сон с неясными образами и запахом дыма, в мое сознание прорвалось нечто чужеродное. Видение было ярким, насыщенным звуками и запахами.
Земля начала трястись от подземных толчков. Небо над Цветными горами потемнело. Поднялся сильный ветер, срывая листья, поднимая пыль и сухие ветки высоко над землей. Над пологим склоном горы начала формироваться воронка смерча. Вместо того, чтобы протянуть свое щупальце из набухшего неба к земле, воронка начала увеличиваться в размерах и зависла над склоном. Из её чрева с воем и клекотом вылетели птерозавры. Вслед за птерозаврами вывалился норлук, будто его хорошенько пнули с невидимой стороны воронки.
Горы завибрировали, загудели. Вдалеке раздались первые звуки обвала.
Стоящие у подножия гор клетки начали распадаться, как карточные домики. Запертые в них жестокие и изобретательные хищники, которые привыкли в своих мирах сражаться за кусок мяса с собственными сородичами, выбирались на свободу.
Ящеры, летающие и ползающие, вырывались из впаянных в горы железных пут, которые обрывались легко, словно в нужных местах разом рассыпался металл. Летающие ящеры взмывали в небо над Цветными горами, разрезая крыльями воздух и тревожа криками раннее утро. Ползающие ящеры множества подвидов, шипя и рыча, убегали в леса.
Выпустив с десяток птерозавров и покалеченного гомолункуса, в центре воронки раздался взрыв и воронка схлопнулась. Над противоположным склоном повторилась та же ситуация. Расширившаяся воронка клубящегося иссиня-черного тумана исторгла аронгов и эбони, змееподобных существ с щупальцами по всему телу. Аронги падали по склону, цепляясь когтями за базальт. Эбони присасывались щупальцами, тормозя падение. Перед тем как взорваться, в сером чреве воронки мелькнул темный силуэт широкоплечего существа с рогами.
Земля продолжала трястись. В воздухе летали уже тучи из листьев, камней, пыли и веток. После взрыва воронка схлопывалась, открывалась другая, опять же над горами, и выбрасывала новых хищников. Неизменно воронка закрывалась после взрыва, который порой сопровождался нечеловеческим ревом, полным гнева и ярости.
Тем временем, хищники разных видов, сталкиваясь, грызлись между собой, проверяя друг друга на скорость, ядовитость и живучесть. Все они были голодными и свирепыми. Все были жителями других миров.
Последняя воронка так и не исторгла из своего чрева никого. Не успев полностью раскрыться, она закрылась. Землетрясение начало утихать. Еще слышны были раскаты от обвалов гор, но и они постепенно сошли на нет. Участок Цветных гор, протяженностью в десяток верст, выбранный для варварства, превратился в серое месиво, заполненное сором от неба до земли.
Орейтур сел в постели, долго тер виски и лоб, пытаясь снять боль и прогнать страшный сон. Он знал, что видел не просто сон, а видение. Образование и положение вынуждали его скрывать свой дар. У него хорошо получалось. Жена, дети, теща и тесть, сестра и брат, домашние слуги и возница — никто не знал. Только запереть дар было невозможно. Прольется кровь, погибнут сотни людей, — только, что он мог сделать? Один.
Урена, проснувшись от такого же жуткого реалистичного кошмара, лежала в своей постели и смотрела в узкое оконце. Она боялась засыпать. Боялась возвращения в кошмар. Рядом сопел молодой муж. За стеной лачуги, в сарае, шуршали мыши. Урена лежала, залитая белым светом, и смотрела на яркий, чуть откусанный, диск Каллы. Калла успокаивала и обманывала, обещая тем, что раз взошла этой ночью, то будет всходить еще тысячи ночей. Она будто говорила: "Все неизменно, нерушимо, все будет, как прежде".
Многие, чувствующие сильнее, видящие лучше, знающие больше, получали тревожное видение. Кто накрывался одеялом с головой, кто плакал, кто пил успокоительные отвары. Были те, кто бросал дела и пытался доступными силами узнать подробности, принять меры по защите своей семьи, друзей и знакомых.
Нашлись и те, кто пытался предупредить всех, кого могли. Или кого считали возможным предупредить.
* * *
Я плелась по пыльной желтой дороге, которой не было конца. Старый Эндимион был в зените, Акидон — через четыре часа займет такое же положение на небе. Этот факт сулил еще большую жару, которую нужно было пережидать в каменном доме, погребе или, на худой конец, в тенистом лесу.
Великая Сила, ну и жара! Отвыкла я без лошади преодолевать версты сельских дорог. Ступни в суконных башмачках тонули в горячей пыли. Так и удар тепловой хватит. Хорошо в моей куртке есть капюшон, которым можно прикрыть голову. От жары он мало защищает, а вот от прямых лучей двух жадных звезд вполне.
Смирный, мой верный конь, погиб в трясине на Желтых Болотах. Маню я успела продать и купить всякой снеди, которая пропала вместе с конем. Не везет мне с лошадьми. Может, и верно крестьяне говорят, что не любят они колдовства? А, следовательно, колдунов. Кажется, еще пара верст и я поверю во все суеверия, расплодившиеся, как плесень в сыром подвале, после убийства императора Павла.
За полдня пути я не встретила ни единой живой души, если не считать божьей коровки, запутавшейся в моих волосах, и мух. Хотя по логике меня должно это радовать.
Отчаяние приступами накатывало на меня. Мне хотелось то плакать, то кричать, то упасть посреди поля и будь что будет — что я одна могу поделать? Как я, леший просвети, могу предупредить о беде, которая застанет врасплох абсолютно всех?! Нет, один вариант у меня есть. Но он настолько дик, что я даже пытаться не стану. Только напугаю всех.
Со времен магов в некоторых деревнях и слободах уцелели защитные камни, напитанные маной и наделенные заклинанием круговой защиты. Если старосты еще помнят, как активировать защиту, то у них будет шанс уцелеть. Я обрадовалась и одновременно огорчилась этому обстоятельству. Если бы в свое время народ не поддался панике и оставил хотя бы полезные магические изобретения, то у них было бы больше шансов выжить.
На горизонте, на склоне холма, показалось стадо коров и скопище темно-серых каменных крыш. Над крышами домов села Страхоборье сиял золотой крест в круге — символ новой церкви.
Страхоборье было окружено протяженными болотами, с одной стороны, и с недавних пор, одной из рот Семеновского полка. Гораздо западнее Смолянской губернии квартировались солдаты Витягского полка. По официальной версии войска императора составляли подробный картографический план местности. По версии деревенских мужиков взводы были брошены к границе для подготовки к войне. Только против кого мы собирались воевать? Против Антирии, нашего военного партнера и главного поставщика огнестрельного оружия? Вряд ли. Больше было похоже на тренировку новобранцев.
Можно было сказать, что село в относительной безопасности, если не считать летающих быстрых хищников, от которых вряд ли спасет даже элитная рота императора.
От Цветных гор до Смолянской губернии примерно шесть дней верхом, если не спать и менять периодически лошадей. Лететь и того меньше. Думаю, самые быстрые из тварей доберутся за три-четыре дня. Проклятье! За такое время я смогу предупредить разве что пару крупных поселений.
От предвкушения прохладной воды, я ускорила шаг.
Село было живописным: в спокойствии и томлении раскачивались плакучие ветви синих ижег, пели птахи; на окнах резьба, кружевные ставни, вокруг домов ладные оградки, но больше для красоты.
Ко дворам зажиточных купцов и ремесленников с двухэтажными каменными теремами, обшитыми деревянными рейками, примыкали миниатюрные обложенные камнем домишки крестьян. Сказывалась близость Цветных гор. Иначе вольнонаемный крестьянин не смог бы себе позволить обложить стены и крышу камнем. Для большинства жителей всех губерний, кроме Гористой и Богазской, камень — дорогое удовольствие. Но необходимое. Уходить в пещеры, как это делали наши прадеды, никто не хочет.
Коровы, со свойственной им неспешностью, шли в хлева. Подгоняя кнутом и крепким словом, за ними следовал пастух. Тут же бежала чумазая ребятня, перекрикиваясь и махая прутьями.
Я накинула капюшон. Страхоборцы были народом сытым и ленивым, и по большей части равнодушным, но все-таки хотелось избежать подлого камня в спину.
Колодец, как я и ожидала, находился в центре, на вытоптанном до глянцевого блеска пятачке земли, с лавками по периметру.
Я запустила "журавля" в колодец. Кадка глухо ухнула в воду и с противным сосательным звуком вылезла на поверхность.
Пока я доставала кадку, ко мне подошел мужик с мятым лицом и красными глазами. Пожеванный вид не был естественным завершением веселой ночи, скорее вредного характера жены, выгнавшей его за водой. Он был не в духе — стоял и, молча, смотрел на то, как я, присев на корточки, пью дармовую воду. В мужике происходил внутренний конфликт. Ему очень хотелось выместить злость за потребление чужой водички. Но в тоже время, одолевало любопытство.
— Места у вас красивые, — я решила перетянуть его настроение на свою сторону.
Стрельнув искоса цепкими глазами, он благодушно оставил дилемму: поругаться или поболтать.
— Да, места у нас хорошие, — он говорил нарастяг, — а ты, стало быть, откуда будешь?
Я прищурилась.
— Из Михловки.
Михловка была одной из трех деревень, принадлежащих Ячминским. Когда отца разжаловали и лишили земель, крестьяне разбежались кто куда. Позже многие вернулись. Трудно расставаться с обустроенным домом и хозяйством. Но статус слободы деревни так и не получили. Хотя в деревнях по сей день болтают об этом как о своем скором будущем.
Конечно, в Михловке я не жила.
— Слыхал-слыхал.
Я скинула капюшон. Голова и без того взмокла. Темно-каштановые волосы были уложены на затылке и непослушными жесткими прядями спускались по плечам — наследство от матери, вместе с карими миндалевидными глазами, за которые могли обозвать узкоглазой, хотя они не были таковыми и отличались от глаз, присущих жителям Мона. Кожа сияла белизной, напоминая об аристократических корнях отца. Эндимион, если и оставлял след на ней, только в виде легкого золотистого загара, который смывался за считанные дни. Внешность моя сочетала благородство голубых кровей отца-вирганина, потомственного дворянина, и заграничную красоту матери, столь непривычную в здешних краях — мне было чем гордиться.
Но простой народ мало ценил чужое. Им подавать привычное и похожее на них. Среднестатистическая вирганка имела светло-русые волосы и светлые, голубые либо серые, глаза. Непривычная чуждая внешность в комплекте с даром к магии были взрывоопасным сочетанием для боязливого люда.
В анналах Акаши сохранились записи о том, что раньше наш мир помимо людей заселяли эльфы, гномы и вампиры. Расы людей вполне мирно жили бок о бок, не делая различий по цвету кожи и разрезу глаз. По прошествии веков все изменилось. Люди не признают магию, забыли другие виды разумных, и держаться обособленно. И даже такая особенность как иной разрез глаз настораживает и порой отталкивает вирганцев. Хотя находятся любители экзотики, не боящиеся ни магии, ни сложностей — от таких сложнее всего избавляться.
Мужик попятился, заостряя внимание на цвете волос и лице.
— У тебя, мужик, есть погреб или яма? — я решила пойти прямым путем.
Защитный камень страхоборцы под воздействием непонятной мне радости скатили в болота, поэтому остаются лишь погреба и землянки.
— Есть, как же без ямы то? Под хатой, всё как у людей.
Он отдернул мятую рубаху с таким видом, будто это я помяла её.
— Ты девка молодая, видная... вижу не из простых. Купчихина дочка, али заморского торговца? — его вопрос потонул в моем равнодушном молчании. — Только вот ни к чему девкам шляться одним-то! Или, может, к жениху сбежала?
Я посмотрела в воду. По лицу шла рябь, искривляя довольно гадкую улыбку. Как никогда я сейчас была похожа на ведьму из страшной сказки.
— Графиня Ячминская. Слыхал про такую?
Он сглотнул, уже другими глазами окидывая лицо и фигуру.
— Т-та с-самая?
— Та самая.
У него сделалось лицо несправедливо обиженного ребенка. И сверкали мысли, подобно алмазам на пышной груди богатой дворянки, что им воспользовались и подло обманули.
Я отняла руки от ведра.
— Можешь считать, что сегодня самый счастливый день в твоей жизни.
— Это отчего же? Графинь мы не видели что ли?
— А ведьм лесных видали?
Он как-то сразу поник, вспомнил слышанное про меня, Чарующий лес, который крестьяне прозвали Ведьминым, и начал пятиться вдоль тропинки.
Я ему скажу, а дальше пусть сам решает слушать меня или к лешему послать.
— Если хочешь жить, мужик, то не позже завтрашнего утра полезай в яму и сиди в ней дня три, не меньше. Возьми с собой всех, кто тоже хочет. И обязательно предупреди всю деревню. Пускай прячутся и вооружаются.
— Ты-ты...
— Если бы я навела этих тварей, то не стала бы предупреждать — помни об этом, хорошо? когда будешь рассказывать байки про меня.
Мужик перекрестился и побежал так быстро, как позволил ему хронический ревматизм. Он ни разу не оглянулся — я следила.
Тучи набежали на голубое, до некоторых пор безоблачное небо. Вот и как потом обижаться на суеверный и наблюдательный народ, который уверяет, что как только я появляюсь на пороге, Эндимион и Акидон прячутся и киснет молоко?
Самое пикантное, что у меня даже нет оружия, чтобы защитить свою собственную шкуру.
Всю ночь я ворочалась у костра, но так и не сомкнула глаз. Близилась анархия смерти. Предотвратить нельзя, смириться не получалось. Подкладывала хворост, ворочала тяжелые мысли.
К рассвету я приняла решение больше не откладывать, а идти домой, в Чарующий лес. Всех не предупрежу, а если еще чуть задержусь, то удача отвернется от меня. Собравшись в дорогу, я с первой зарёй, по росе, свернула на медвежью тропку, на данный момент самую безопасную из возможных дорог.
