Дорога в Минкин

Транссиб обходит Восточный Саян с севера. Линия Абакан-Тайшет пересекает северные отроги этого хребта, но в глубину горной страны не заходит.

Другой обход, с юга, возможен через Джунгарские ворота. Это долина между Балхашской и Джунгарской котловинами или, если смотреть по горам, между Джунгарским Алатау и хребтом Барлык, который обычно относят к Алтайской горной системе.

Первая железная дорога из России в Среднюю Азию была построена в еще в имперское время, в 1906 году, от Оренбурга до Ташкента. Дорогу от Новосибирска до Ташкента, Турксиб, начинали строить тоже при империи. К 1917 году довели рельсы до Алматы (тогда называвшейся Верный) с юга и до Семея (тогда Семипалатинска) с севера. Но замкнули эту дорогу только при советах, в 1930 году. И она проходила уже совсем недалеко от Джунгарских ворот.

В маоистское время в Китае построили Лансиньскую железную дорогу. Она шла из Ланчжоу в долине Хуанхэ, по Великому Шелковому Пути, вдоль хребта Рихтгофена (по-китайски Циляньшань), через Турфан и до Урумчи. Движение открыли в 1962 году. До соединения с Турксибом надо было проложить еще около 500 километров рельсов по равнине, через собственно Джунгарию и Джунгарские ворота. Но в это время советские коммунисты поссорились с китайскими, и почти на 30 лет о достройке дороги забыли.

И уже почти перед самым падением СССР, в 1990 году, китайцы провели последние четыреста километров, от Урумчи до станции Достык на границе между Казахстаном и Китаем. Только тогда и появился рельсовый путь на Восток в обход Тайшета. И по этому пути нам и предстояло ехать.

Хозяева нас разбудили за сорок минут до прибытия в Тайшет, чтобы мы могли сходить в туалет. Первой пошел командир, потом тетя Лена. Она потом говорила, что идея сортира, в котором дерьмо вываливается прямо на рельсы, вызвала у нее такой культурный шок, что она стала лучше понимать нас, когда мы безумными глазами смотрели на ее голую задницу.

Впрочем, надо отметить, что сортир в вагоне был как раз чистый. А вот остальные жилые и производственные объемы были завалены грязными запчастями, просто железяками и тряпьем. Тетя Лена виду почти не подавала, но я замечал, как у нее расширяются зрачки при взгляде на промасленные тряпки. Впрочем, это я замечал и раньше, когда она заглядывала в машинное отделение шхуны.

В общем, тетя Лена пошла в сортир, а командир остался в общем отсеке вагона, где стоял обеденный стол и сидели хозяева. А я лежал на своей багажной полке и хотел слезть, чтобы посмотреть в окно, но мне было лень. Через открытую дверь купе мне неплохо был слышен разговор.

— Слышь, как тебя, Игорь. — неожиданно сказала тетя Рита. — А пацан-то ведь твоей жене не родной. Даже на лицо не похож.

— Не родной. — согласился командир.

— Ну, понятно. Дело житейское. А ведь ты и сам на деревенского не очень-то похож.

— Не похож. — снова согласился командир. — Учитель я.

Я не на шутку перепугался, да и командир, как он потом признавался, тоже.

— Учитель? Понятно. И чему же такому ты научил?

— Я не хочу про это говорить. — сказал командир. Его голос мне показался совершенно спокойным.

— Ну... Твое дело. Может, оно-то и правильно. В наше время-то, это, меньше знаешь, спокойнее спишь.

Я расслабился было, но потом осталась мысль: если она так легко командиру поверила, то зачем она вообще завела этот разговор?

— Спокойнее. — согласился командир.

— Ты мне только скажи честно. — продолжила допрос тетя Рита. — Ты не из этих?

— Из которых?

— Не из распределенного фронта? — последние слова она сказала громким шепотом, так что я с трудом разобрал их.

— Нет, не из этих. — уверенно сказал командир.

— Ну ладно. — успокоилась женщина.

Я тоже успокоился. Вообще, космонавтам про распределенный фронт следовало бы рассказать. Но им и так много всего пришлось рассказывать и запоминать. А с распределенным фронтом я надеялся и вовсе не столкнуться. Полицай, люди в котеках и просто чрезмерно бдительные подданные представляли для нас гораздо более реальную опасность.

За Тайшетом дорога идет вниз, спускаясь с Восточно-Сибирского плоскогорья на Западно-Сибирскую равнину. Уклон здесь не такой крутой, как на Култукских петлях или на спуске по долине Олхи. Но есть одно очень колоритное место, где дорога делает две петли, похожие на то, как автодороги прокладывают по склону серпантином. Но здесь Транссиб делает это по двум гигантским насыпям, полностью перегораживающим глубокую долину небольшой речки. Лишь приглядевшись, можно разглядеть в основании насыпей водопропускные трубы.

Потом дорога спускается в долину этой речки, сначала по склону, а потом и по дну долины. Как и на подъездах к Иркутску, через некоторое время долина стала расширяться, а местность становиться все более и более обжитой. Как и в Шелехове, сначала появились развалины складов и промзон. Потом стали появляться промзоны, которые выглядели используемыми. И лишь потом, довольно внезапно, за крышами промзон я увидел жилые девятиэтажки на склоне холма.

На правом берегу Енисея есть товарные станции, но наш поезд прошел их без остановок, и вскоре мы выехали на мост.

Енисей — самая большая река, которую я видел до того. Да и после того, если честно. На Церере рек ведь совсем нету. В справочниках пишут, что в месте слияния Ангары и Енисея, первая несет 120 кубических километров воды в год, а Енисей — только 100. Поэтому, особенно на Байкале и в Иркутске, популярно утверждение, что это Енисей впадает в Ангару.

Ангара в Иркутске в самом узком месте (у вокзала, где был старый мост) всего триста метров шириной. А Енисей в Красноярске имеет ширину восемьсот метров. И течение там такое же быстрое, как в Ангаре. Правда, я не знаю, какая там глубина. Но те же самые справочники говорят, что Ангара выносит из Байкала 60 кубических километров воды в год. Значит, и в Иркутске расход воды должен быть примерно таким же. А Красноярск совсем недалеко от устья Ангары, и крупных притоков между ними у Енисея нету.

С моста хорошо виден город. И хорошо видно, что он со всех сторон окружен горами. Или, точнее сказать, высокими и крутыми холмами. А по левому берегу даже не такими уж высокими. Ну, не так уж точно со всех. Понятно, что в русле Енисея гор нету, и с запада в Енисей впадает речка Кача. В ее долине и размещен сам город. Но поскольку долина Енисея изгибается, то даже с моста кажется, что горы со всех сторон.

Небоскребы в Красноярске разобрали. Но многие довоенные высотки не только сохранились, но и продолжают использоваться. И движение на дорогах активнее, так что из поезда город выглядит живее и богаче, чем Иркутск.

В Красноярске мы простояли дольше обычного. От нашего поезда отцепляли часть вагонов и прицепляли другие. Не на горке, а просто маневровым локомотивом. Но отправили нас все равно быстро, уже после полудня, но еще задолго до вечера. Как сказали тете Рите, мы должны были достичь Новосибирска завтра утром.