Сквозь Космос

Уитли ждал ответа, но меня так ошарашило неожиданное предложение, что я пару минут не мог вымолвить ни слова. Очевидно, истолковав мое молчание в сторону несогласия, доктор добавил:

— Возможно, это наша единственная, пусть даже и слабая надежда на спасение Земли. А еще возможно, что происходящее на острове вообще никак не связано с приближением Марса. И даже если такая связь существует, всегда есть вероятность, что мы ничего не сможем изменить. Но все-таки, это шанс! И было бы глупо им не воспользоваться, когда на кону стоит целый мир.

— Я полечу с тобой! Конечно же, полечу! — воскликнул я. — Просто у меня уже голова идет кругом. Да и чертовщина, о которой ты рассказал...

И снова лицо доктора озарила добрая улыбка.

— Знаю, мой мальчик, — произнес он, а затем шагнул к окну и, распахнув его, подозвал меня к себе. Вместе мы выглянули наружу.

Солнце только-только взошло — и я увидел, что толпа исчезла, оставив улицы безмолвными и пустыми. Первый всплеск паники, вызванной чудовищными новостями, миновал, и теперь народ, застывший от всевозрастающего страха, тихо сидел по домам. Я думал об идиллии, царившей прошлым вечером на этой улице, и меня мутило от мысли, что вся та радостная безмятежность была сметена за столь короткий час и что люди, еще вчера задорно смеявшиеся в компании друзей, нынче с немым ужасом наблюдают за приближением кошмарной смерти.

На непривычно тихой улице пели и порхали с дерева на дерево птицы, весело приветствуя свет утреннего солнца. На своем плече я ощутил руку доктора Уитли, который тоже взирал, задумавшись, на солнечную благодать за окном, — и это придало мне сил. Так же как и его мягкий голос:

— Чудесная наша Земля! Безусловно, за нее стоит сражаться. И за тех несчастных испуганных детей! — Безмерная печаль и жалость слышались в словах ученого, и они, Господь свидетель, нашли отклик в моем сердце.

Пять часов спустя могучий гидроплан с ревом уносил нас на юг, к острову Пасхи. На всех парах мы мчались над Тихим океаном. Мчались спасать мир.

5

В оставшемся позади мире о нашем путешествии не знала ни одна живая душа, кроме должностных лиц военно-морского флота, к которым доктор Уитли обратился с просьбой выделить самолет, что смог бы доставить нас на остров Пасхи. Он лишь сказал им, что если мы попадем туда, то, возможно, у нас появится шанс предотвратить грозившее Земле разрушение, и они тут же без лишних расспросов передали в наше распоряжение большой бомбардировщик, вполне способный долететь до находившегося на расстоянии трех тысяч миль острова. Самолет, сконструированный специально для того, чтобы перевозить почту между Сан-Франциско и Гаваями, был полностью готов к своему первому рейсу. Лейтенант Райдер, наш пилот, уверял, что гидроплан может находиться в воздухе без малого тридцать шесть часов.

В общем, за исключением нескольких людей в Сан-Франциско, мир ничего не знал о нашей экспедиции или даже о нашем существовании. А если бы и знал, то не выказал бы особого беспокойства, ибо наша задумка напрочь терялась среди неисчислимых проектов по спасению Земли. Складывалось впечатление, что собственный план не поленился предложить каждый шарлатан на планете. И задумки эти были довольно-таки нелепыми и сумасбродными.

Некий находчивый американец даже предложил как можно быстрее изготовить огромное количество аэропланов и воздушных шаров, на которых люди смогут подняться на несколько миль в воздух и переживут таким образом столкновение с Марсом! И сей замысел поддержали миллионы перепуганных обывателей, которых так и не удалось убедить, что в результате удара обе планеты вспыхнут и превратятся в новое солнце.

Предлагались и другие, еще более фантастические идеи: что нужно навести на Марс гигантские пушки, и, когда тот подлетит поближе, разнести его на кусочки; что можно — правда, никто не знал, как именно — швырнуть навстречу красной планете Луну; что людям следует облачиться в водолазные костюмы или загрузиться в подводные лодки и спокойно переждать катаклизм на дне океана. Обо всем этом нам поведало установленное в самолете радио, пока мы неслись над Тихим океаном. Казалось, что с каждым часом новости становятся все безумнее.

Трепет надежды охватил мир, когда один итальянский астроном выступил в Риме с заявлением, что, проведя всестороннее исследование, он пришел к выводу, будто Марс не падает на Землю, а, наоборот, летит в противоположном направлении, и что астрономов из вашингтонской и прочих обсерваторий ввела в заблуждение занятная оптическая иллюзия. Весь мир, затаив дыхание, ждал дальнейших известий — а затем снова погрузился в бездну страха: выяснилось, что итальянский астроном оказался простым башмачником, ухватившимся в сей безумный час за возможность прославиться. Рассвирепевшая толпа разорвала бедолагу на куски.

Наступила ночь, а мы по-прежнему летели на юг. Наш крошечный мирок состоял из неумолчного пения трех могучих моторов, спины сидевшего впереди пилота и полотнищ тьмы вокруг. Позже высыпали звезды, и в их зыбком свете далеко внизу проступил неспокойный океан. Потянулось напряженное ожидание — и вскоре мы все ахнули. Над морем, сверкая багровым великолепием, воспарил Марс.

Появление этой пылающей звезды (самой яркой звезды из когда-либо виденных человеком) повергло мир в хаос — и мы ловили леденящие кровь репортажи о волнениях и беспорядках. Казалось, по всей Земле закон утратил власть, и, пока планета катилась навстречу року, люди творили жуткие вещи.

Убийства стали обычным делом. Обитатели преступного мира, собравшись в толпы, жгли и убивали почти беспрепятственно. Мы узнали, что Чикаго охвачен пожарами и что дороги запружены покидающими город людьми, стремящимися спасти свои жизни, пусть даже всего на несколько дней.

В Вашингтоне неистовая толпа взяла в осаду государственные учреждения, умоляя и упрашивая правительство предотвратить катастрофу. А когда президент отказался давать пустые обещания, вооруженная факелами орава хлынула в сторону Капитолия, намереваясь предать здание конгресса огню, но незамедлительно вызванные солдаты сдержали натиск озлобленных людей.

Повсюду — в больших и малых городах, в селах и деревнях — проходили огромные молитвенные собрания и всенощные бдения. По мере того, как надежда таяла, все больше и больше народу начинало искать утешения в религии — орды молящихся прихожан забили церкви до отказа. Многие из тех, кто раньше с улыбкой взирал на уличных проповедников, теперь и сами возносили молитвы, преклонив колени на мостовой. Любой человек, обращавший к небесам заплаканное лицо, видел над собой подлетавшую все ближе огненно-красную, зловещую планету.

Самым сумасшедшим местом оказался Нью-Йорк. Там тоже не обошлось без молельщиков и переполненных под завязку соборов, но в целом нрав населявших тот город людей был несколько иным. Отбросив всякую надежду, жители мегаполиса решили провести последние часы как можно беззаботнее и предались безудержному веселью. Огромные толпы отплясывали под ревущую музыку, и по ущельям Нью-Йорка носилась оголтелая ватага вконец распоясавшихся гуляк. Великий город шел на смерть в блеске огней и славы, и хоть творившееся там и было безумством, оно не могло не вызывать восхищения.

Изредка мы получали обрывки новостей из Европы и Азии. Телеграф, похоже, не работал, однако большинство радистов оставались на своих постах и время от времени передавали одно-два сообщения. Лондон полыхал. Банды гангстеров грабили и убивали в Париже. Вся Европа корчилась в страхе. Туманные слухи доходили из Индии, где Кровавой звезде приносили человеческие жертвы; из Китая, в котором падающую планету пытались отпугнуть невообразимым трезвоном колоколов и взрывами фейерверков; а также из Африки, в которой несметные орды обезумевших от ужаса чернокожих резали всех без разбору — и белых, и друг друга.

Всю ночь и весь последующий день мы продолжали ловить новости из внешнего мира — мира, который сошел с ума от страха перед мчавшейся на него смертью. В десять часов вечера мы отключили радио и сосредоточили внимание на море внизу, потому что к тому времени мы уже летели сквозь бархатную темноту последних ста миль нашего путешествия.

6

Напряженно вглядываясь в черную бездну, доктор Уитли внезапно подал пилоту знак рукой. Песнь моторов тут же смолкла, и дальше гидроплан летел уже тихо, точно листок на ветру. Повернувшись ко мне, Уитли, не говоря ни слова, показал за борт самолета.

Поначалу я ничего не видел в густой тьме, но мало-помалу мои глаза различили далеко внизу неровное пятно, смутно черневшее на поверхности озаренного звездным светом моря. К этому-то пятну и спускался по спирали наш самолет, скользя по воздуху, словно бесшумный призрак.

Мы подлетали все ближе и ближе, пока не стал отчетливо виден силуэт острова — неправильной формы треугольник, каждая сторона которого, по моим прикидкам, имела примерно по десять миль в длину. Наш пилот, очевидно, вел гидроплан к маленькой бухте рядом с одним из углов острова, и по мере того, как мы стремительно спускались туда, огромный вулкан, стоявший на самом краю мыса, казалось, становиться все выше и выше. Так что, когда мы снизились к поверхности воды, его чудовищная темная громада возносилась над нами на несколько тысяч футов. Широкий, диаметром в милю кратер скрадывал высоту горы, и та выглядела низкой и приземистой.

Пока я таращился на остров, доктор Уитли ткнул в сторону вулкана большим пальцем и прошептал:

— Рано-Кау.

Это название удвоило мой интерес. Гора определенно походила на что угодно, но только не на действующий вулкан: на темных склонах не было заметно ни единого проблеска света (как и повсюду на острове, если на то пошло). Неужели мы напрасно летели в такую даль? Я взглянул на доктора Уитли, но тот не сводил глаз с быстро приближавшегося берега.

С легким всплеском гидроплан вспорол гладь океана, скользнул через бухту и остановился рядом с небольшой полоской суши, которая, выступая из берега, образовывала естественную пристань. И пока лежавший на воде самолет мягко покачивался из стороны в сторону, мы, перешептываясь, обсудили план действий.

Было решено, что лейтенант Райдер останется в самолете, а Уитли и я отправимся на разведку в обитаемую часть острова и постараемся связаться с местными жителями — если таковые найдутся. Мы не видели света или каких-нибудь других признаков присутствия людей, но полагали, что хоть кто-то должен здесь быть: они попросту не имели возможности покинуть остров.

Итак, пристегнув к поясам крупнокалиберные пистолеты, мы спрыгнули на небольшой мыс и двинулись в сторону берега. Вокруг стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь плеском набегавших на пляж волн и воздыханием ветра. Следуя за доктором Уитли, я поднял взгляд и увидел Марс, висевший почти прямо над нами; его багровая, зловещая красота затмевала прочие звезды, и те выглядели тускло и немощно. Пока я брел вперед, мне даже показалось, что я вижу, как планета становится все больше и больше, — мысль об этом приводила меня в отчаяние.

Вскоре мой напарник покинул берег и, подав мне безмолвный знак следовать за собой, направился вглубь острова. Несколько минут я шагал позади доктора вверх по длинному, заросшему травой склону, а затем резко отпрянул назад: в темноте впереди нас внезапно вырос огромный силуэт!

Я выхватил пистолет, однако тихий смех Уитли остановил мою руку. Доктор стоял рядом с гигантской фигурой и жестом приглашал меня подойти поближе. Я осторожно приблизился и увидел, что монстр — это всего-навсего одна из тех больших каменных голов, которые сделали знаменитым сей остров.

В тусклом свете звезд я рассматривал изваяние, и его вид ни в коей мере не развеивал моих страхов. Полагаю, высота истукана составляла примерно двадцать пять футов — из почвы торчала лишь огромная каменная голова, остальная же часть статуи скрывалась под поверхностью земли. 'Насколько же она большая, — подумал я, — если одна только голова имеет такие колоссальные размеры!'

И это было дьявольское зрелище. На длинном, узком лице с глубоко посаженными глазами застыло угрюмое выражение — подобного мне никогда не доводилось видеть. Впрочем, при взгляде на истукана на память приходили некоторые из тех грубых средневековых демонов, что украшают собой европейские соборы. Едва слышным шепотом Уитли обратил мое внимание на вытянутые уши статуи (если это и в самом деле были уши) — продолговатые, напоминавшие веревки наросты, выступавшие по бокам лица, и которые, начинаясь у лба, спускались к челюстям. 'Безусловно, доктор прав, — подумал я, — утверждая, что уши истуканов не имеют ничего общего с ушами людей'. И теперь я крепко сомневался, что статуи эти вообще изображают людей.

Взбираясь вверх по склону, мы прошли мимо еще нескольких каменных изваяний (все они стояли, обращенные лицом в сторону моря). Каждый раз, когда на пути попадался очередной идол, в голове у меня зарождались причудливые образы. Но я и думать о них забыл, когда в поле нашего зрения возникло скопление небольших домиков, лежавшее перед нами в полнейшей тишине и без единого признака человеческого присутствия между постройками.

Пригнувшись, не издавая ни звука, мы прокрались в поселение. Предосторожности наши, впрочем, оказались излишними, ведь мы не обнаружили там ни одной живой души. По словам доктора Уитли, на острове проживало более сотни рабочих, но в крошечной деревушке, безусловно, не осталось никого из них. Также мы не заметили ни одного стада овец, чей выпас являлся единственной отраслью хозяйства на острове.

В хижинах, однако, нашлись следы того, что не так давно люди там были. К тому же, все указывало, что уходили они в отчаянной спешке. Сгоревшая еда стояла на давно потухших очагах, одеяла валялись, отброшенными в сторону; многочисленные признаки свидетельствовали, что часть работников исчезла совершенно внезапно.

Нашли мы и еще кое-что, о чем я должен упомянуть. Снаружи, на земле вокруг хижин, тут и там белели пятна странного, слегка жирного порошка. На единственной улочке деревушки обнаружилось несколько десятков подобных пятен, видневшихся также и между домиками. Ни мой друг, ни я не смогли определить на глаз, что же это было за вещество, а потому, оставив порошок в покое, мы ушли из погруженного в темноту мертвого поселка и теперь направлялись в местечко под названием Матавери, где, по словам доктора Уитли, находились офис и дом управляющего островом.

От хижин работников до Матавери было меньше мили. Когда мы подошли достаточно близко, чтобы разглядеть в тусклом свете цель нашего путешествия, я заметил, что длинная низкая постройка стоит в окружении деревьев — по сути, единственных деревьев на острове. Прямо позади бунгало темнела могучая громада Рано-Кау; его склоны возносились наверх обрывистыми кручами. Мы подошли к бунгало, и я, погрузившись в свои мысли, уставился на вулкан. Но тут меня окликнул доктор Уитли, и я поспешил к нему.

Перед ученым, на краю веранды, красовалось еще одно пятно белого порошка, прямо поверх которого валялась новейшая магазинная винтовка. Как заметил мой спутник, оружие лежало там уже какое-то время, потому что успело довольно сильно заржаветь из-за росы.