Аномальная зона

Оторвавшись от страницы, Хрустов обнаружил, что бородач из-за соседнего столика стоит у него за спиной и тоже внимательно разглядывает книгу. Уличенный в любопытстве мужчина смущенно закашлялся и, сворачивая на ходу газету, быстро двинулся к выходу. В это время подошел Семигорцев. На его подносе, по соседству с кружкой пива скромно пристроилась маленькая чашка черного кофе.

-С некоторых пор больше одного бокала организм не принимает,— сообщил он с виноватой улыбкой — По молодости я пиво очень уважал. В студенческие годы под воблу две-три кружки только так пролетали. А после стипендии обычно раков брали.

Прищурившись, он, наверное, представил веселый солнечный луч над краешком белоснежной пивной пены, дымящийся развал горячих раков и молодых загорелых парней в кепках и футболках. Потом продолжил вспоминать вслух: -Подобные заведения тогда проще были. Народ тоже ходил всякий. Но все-таки таких гадюшников, как под конец "застоя", не припомню. Как-то, в начале восьмидесятых, приехал из академгородка в командировку. Зашли с бывшим сокурсником пропустить по кружке по старой памяти, так еле ноги унесли! После чего зарекся больше на подобные авантюры не пускаться.

— А как же аномалии? — полюбопытствовал Хрустов.

— О, это уже судьба! От нее никуда не денешься. Кстати тогда я уже начал этим заниматься.

Разговор плавно перетек к прежней теме. Теперь он уже касался эпохи близкой и не понаслышке знакомой.

...Конец семидесятых. Замкнутый благополучный мирок академгородка. Некий прообраз счастливого будущего. Хотя в жизни не все так просто, и даже среди людей высокого интеллекта процветают общечеловеческие страстишки и пороки. Подковерная борьба, заедающая проза быта, неизбежное для ограниченного пространства переплетение любовных треугольников и интрижек. Где-то далеко в большом мире, выстраиваются очереди за дефицитом, как гигантские удавы ползут к Москве "колбасные" электрички. В торговых ПТУ и в "зоне" на первой отсидке набирает жизненный опыт будущая неофициальная элита страны. Но в тепличную атмосферу городка долетают только легкие сквознячки зарождающихся вихрей. Мир кажется устойчивым и нерушимым, как поросшая мхом скала. И эта скучная стабильность неизбежно раздражает бурлящий энтузиазм молодости.

Пока в интимном полумраке под шепот французских шансонье кружатся влюбленные парочки, на кухнях кипят споры. Вольнодумство в моде, благо, что на эшафот за него больше не отправляют. Конечно, неосторожным высказыванием еще можно подпортить себе карьеру, но это лишь создает привкус риска. Кого-то же влечет состязание с еще не покоренной до конца природой. Будущие гении науки завсегдатаи на альпинистских базах Алтая и Кавказа. Их часто можно встретить на туристических тропах и байдарочных маршрутах. Под звездным небом в расколотой костром темноте старенькие гитары, надрываясь, бренчат про речные перекаты, таежные тропы и крепкую как гранит мужскую дружбу.

Семя упало на хорошо подготовленную почву. Статья Лентье оказалась в руках подающего большие надежды молодого ученого. В чем-то Александр Ланской походил на самого создателя модели. Он тоже авантюрист и романтик. Обнаружив, что одна из предсказанных аномалий должна появиться всего лишь в сотне километров от академгородка, он естественно решает проверить гипотезу. В итоге на ближайшие майские праздники молодежная компания отправляется в многодневный турпоход. В существование аномалии никто, конечно, не верит, но ее призрак придает аромат тайны. А бездонная глубина майского неба и присутствие в команде представительниц лучшей половины человечества только усиливают романтический эффект путешествия.

Однако возвращение оказывается куда менее веселым. Товарищи по походу старательно избегают встречаться, словно стесняются друг друга. А потом начинаются и вовсе странные события. Сначала внезапно заболевает инициатор поиска аномалии. Официальная версия — нервный срыв, но по институту ползут слухи о шизофрении. Одна из походниц, молоденькая лаборантка, когда-то красневшая от фривольных анекдотов, вдруг ударяется в разврат, шокирующий даже людей далеко не пуританских взглядов. Другая участница похода, обаятельная и милая дама, в одночасье становиться законченной стервой, и даже самые преданные воздыхатели начинают избегать ее общества. С остальными вроде бы не происходит резких изменений, но разговоров о том злосчастном майском походе они избегают словно чумы. И только один человек пытается осмыслить, что же все-таки произошло.

В той первой экспедиции Семигорцев не заметил каких-либо сверх естественных явлений. Однако некоторые странности в поведении людей, мелкие нарушения законов физики, гнетущее ощущение зыбкости окружающего мира были им зафиксированы и скрупулезно описаны в дневнике. Самым странным оказалось поведение товарищей по походу после возвращения, и тогда он сделал вывод, в последствие не раз подтвердившийся:

"Аномалия воспринимается совершенно не однозначно. Одни и те же явления внутри этого пространства могут вызвать у разных людей совершенно разные ассоциации. И для многих пребывание в аномальной зоне просто опасно."

В следующий поход Семигорцев собирался пойти один, но неожиданно у него объявился сподвижник. Петр Сидорин в научном исследовательском институте был на особом положении. От талантливого механика и мастера "золотые руки" зависело проведение многих экспериментальных работ, но к "высокой" науке по складу ума и характера Сидорин не имел никакой склонности. Потому для многих он был человеком другой касты. В научных институтах, несмотря на знаки подчеркнутого уважения, на таких людей смотрели свысока. Обычно от этого развивается защитный комплекс, но Сидорин неизменно оставался человеком веселым и доброжелательным. А в первой экспедиции обнаружилось и еще одно ценное качество. Он, наверное, был единственным, на кого встреча с аномалией совершенно не подействовала. Правда, в ночь с первого на второе мая что-то померещилось. Но ведь всем известно, что по пьяному делу какие только чудеса не происходят!

Таким образом, в лице старшего техника Сидорина будущий председатель российского отделения клуба обрел себе надежного помощника, за психическое здоровье которого можно было не опасаться. С частотой предоставления очередного отпуска их дуэт начинает регулярные экспедиции по изучению зоны "Ланского". Так окрестили активно развивающуюся сибирскую аномалию. Под этим название она и войдет потом в картотеку международного клуба.

Несмотря на жгучее желание поделиться с человечеством результатами исследований, Семигорцев хорошо понимал, что этого делать пока не стоит, но по институту все равно ползли слухи о его чудачествах и даже психическом заболевании. Особо усердствовали в этой клевете бывшие товарищи по экспедиции. Однако, потом неожиданно появилась поддержка и весьма могущественная.

Вопреки бытовавшему мнению, сотрудника госбезопасности Семигорцев распознал с первого взгляда. Похожий на бойкого комсомольского вожака молодой человек подошел в коридоре и назвался представителем какой-то научной комиссии. Но почему-то сразу стало понятно, кто на самом деле заинтересовался его хобби. Они поговорили в институтской курилке, потом посидели в кафе, и достаточно легко пришли к согласию. Семигорцев обязался в полном объеме предоставлять "комиссии" материалы о своих исследованиях, получая в обмен всю необходимую помощь. С тех пор, словно по команде, замолчали язвительные языки. Начальство без звука выписывало командировки и предоставляло аппаратуру. Появилась возможность привлекать кроме Сидорина и других помощников. У женщин Семигорцев вдруг обрел ореол романтического героя. Именно в те годы он и обзавелся семьей, что, впрочем, не помешало продолжать исследования.

Зато "эпоха перемен" практически положила конец его работе. Материальные проблемы вынудили перебраться в столицу. Компаньон и объект исследования оказались за многие сотни километров. Билеты стали недоступно дорогими. Аномалия, которая к тому времени уже начала "закукливаться", оказалась предоставленной самой себе. Правда, как говорят, худа без добра не бывает. Именно в те смутные годы стало возможным знакомство с недоступной раньше информацией. Семигорцев обнаружил, что в мире действует не меньше десятка ячеек его единомышленников. С некоторыми удалось завязать переписку, и он уже почувствовал себя членом некой общности. А шесть лет назад, объявился и его покровитель. Располневший и обрюзгший защитник тайных интересов отечества, теперь представлял службу безопасности одного из новых хозяев жизни. Общение с этим типом, мягко говоря, не доставляло удовольствия, но именно он предложил финансовую поддержку.

Неожиданная спонсорская помощь позволила посетить парижский съезд международного клуба исследователей аномалий, где Семигорцев был избран председателем российского отделения. В целом посещение "столицы мира", ученого разочаровало, что часто бывает при близком соприкосновении с мечтой. Однако, вступление в клуб позволило теперь получать субсидии по международным каналам. На эти средства удалось снять небольшой офис, куда стекалась отчеты об экспедициях в аномальные зоны России и ближнего зарубежья. Но главным для Семигорцева было то, что он снова смог принимать участие в "полевых работах". Вскоре, за большой личный вклад в организацию и проведение экспедиций, руководство международного клуба даже пожаловало ему почетный среди аномальщиков титул "командора".

Главным подшефным объектом теперь стала аномалия в трехстах километрах к северу от Москвы. В ближайшее время он собирался организовать туда очередную экспедицию, но пока удерживала нехватка средств.

Услышав о поисках новых спонсоров, Хрустов словно очнулся от гипнотического сна. Подоплека происходящего предстала во всей очевидности.

"Вроде бы нормальный человек уже с полчаса слушает рассказ о каких-то мифических аномалиях, а случайный знакомый охотно читает лекцию с историями якобы из собственной жизни."

Хрустову доводилось встречать патологических болтунов, но Семигорцев под этот тип не подходил. Так что вывод напрашивался весьма прозаичный:

" Раскручивают тебя, дурак! Банально и пошло раскручивают. Хотя, надо заметить, что способ не лишен оригинальности..."

После этой неприятной догадки разговор как-то очень быстро свернулся. Когда выходили из заведения, Хрустов ожидал, что сейчас ему намекнут на возможность принять участие в спонсорской поддержке, но Семигорцев просто крепко пожал на прощание руку и сказал, что будет рад продолжению знакомства. На том и расстались. За ближайшим поворотом Хрустов достал визитку нового знакомого и демонстративно разодрал ее пополам. Но, когда хотел выкинуть обрывки, произошло нечто странное. Показалось, что за ним внимательно наблюдает какой-то худой долговязый тип в грязной потрепанной куртке. Почему-то испугавшись, Хрустов быстро зашагал прочь, а половинки разорванной визитной карточки машинально засунул обратно в карман.

После встречи с аномальщиком мир вдруг утратил жесткие контуры. Над городом по-прежнему висела пасмурная дымка. Время от времени редкими каплями начинал брызгать дождь. Встречные прохожие то открывали, то зарывали зонтики. Иногда приходилось убирать лицо, чтобы в него не угодили острием или спицей. И все вокруг казалось неустойчивым, суетливым и опасно зыбким.

Глава 3: Неожиданное решение.

Петр Иванович Хрустов прибывал не в лучшем расположении духа, и появление сына встретил раздраженным ворчанием.

— Стыдно молодому мужику целыми днями ни черта не делать, да еще с утра пораньше накачиваться пивом!

Обычно Антон встречал такие выпады молчанием, но сейчас вдруг взорвался. Не узнавая своего голоса, он кричал, что будет делать все, что захочет. Потому-то его деньгами оплачивается квартира, спутниковое телевидение, а также деликатесы к общему столу, которые простые российские пенсионеры вряд ли себе могут позволить.

Выкрикивая последнее заявление, он уже осознал, что перегибает палку. Но слово не воробей. Павел Иванович еще сильнее сгорбился, обиженно забормотал себе под нос и скрылся в своей комнате. Антон чувствовал раскаяние, однако сразу же идти извиняться не хотел.

" В конце концов, сколько же можно брюзжать! Лучше бы посоветовал, как жить на этом свете. А то тоже мне, отец называется!"

Грузно опустившись на диван, он ощутил, как в желудок давит на грудную клетку, от чего сердце неприятно защемило. Состояние было на редкость омерзительное. Пивное опьянение успело перерасти в похмелье. Заниматься чем-либо не было ни сил, ни желания, а до вечернего телесериала еще оставалось безмерное количество времени. Переодевшись в старенькие джинсы и широкую импортную майку, наверное, сшитую для толстяков из американских комедий, он походил по комнате, присел, а потом и прилег на диван. Сознание сразу же провалилось в пустоту, выйти из которой удалось только несколькими часами позже.

Просыпаться в сумерки всегда отвратительно. Вырвавшись из естественного ритма, организм не знает, переходить ли к окончательному пробуждению или снова погружаться в сон. Некоторое время не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой. Наконец, он заставил себя подняться и отправился готовить кофе. Проходя мимо гостиной, обнаружил, что телевизор не включен. Петр Иванович из принципиальных соображений отказался смотреть свой сериал по спутниковому телевидению. Подавив грызущее чувство раскаяния, Хрустов-младший поплелся дальше на кухню. Он уже признавал, что был со стариком по-свински груб, но упрямство еще мешало попросить извинения.

Кружка кофе помогла окончательно проснуться, но настроение все равно оставляло желать лучшего. Прихлебывая горячий напиток, он смотрел на уродливые силуэты железных гаражей на другой стороне дороги и думал о том, что с каждым годом мир для него теряет краски. Пейзаж за окнами, словно специально, усиливал депрессию. Полная некрасивая женщина тащила тяжелую сумку. Два мужика, подняв капот старой "Волги", копались в двигателе, семейная пара алкоголиков, нетвердо ступая по тротуару, поливала окружающее пространство грязной руганью.

Лето было в самом разгаре, но он уже представлял, что через пару месяцев зальют дожди. И без того нерадостная картина утонет в серых осенних красках. А с середины ноября ляжет снег. Колючий холод будет чередоваться со слякотью оттепели. И так до апреля. Да и весна, которую так ждешь, тоже бессмысленна, как и все в этой жизни...

Такого тяжелого приступа меланхолии Хрустов не мог припомнить. Пожалуй, даже когда Нина объявила о своем уходе, состояние было куда бодрее. Во всяком случае, злился, ревновал, да и в глубине души еще на что-то надеялся.

"А тут прямо тоска смертная. Хоть в гроб ложись!"

Единственным человеком, с которым еще хотелось общаться, была дочь. Он уже снял трубку, но звонить все-таки не стал. Решил, что сделает это позже, когда пройдет пик депрессии.

"Нечего девчонку своими соплями грузить! Завтра с утра позвоню. Хотя лучше в обед, когда из школы придет."

Тут же он вспомнил, что на дворе конец июня. Дочь наверняка отдыхает с отчимом и матерью где-нибудь на средиземноморском курорте. Мелькнула мысль и самому отправиться куда-нибудь к лазурному морю, но большого энтузиазма это не вызвало: