Письма из Атлантиды

Я изнеможенно выхожу из женщины и спиной попадаю в его объятия. Запрокидываю голову на его плечо. И в этой чрезвычайно неудобной и двусмысленной позе мы целуемся. Его губы горьки и пахнут горячей южной степью.

Впервые.

И я знаю, что этот поцелуй будет единственным.

Он должен запомниться.

... Я думаю, Кирке понравилась бы такая чувственная панихида.

Мы расстались. Они ушли на полдень, я на полночь. Но они всегда со мной. Я давно принял их в свой круг. Даже те, которые не желают пойти мне навстречу, и те, ушедшие навсегда, остаются в этом круге. В моих воспоминаниях и мыслях, в чувственных снах и холодных размышлениях.

Кирка остается со мной.

Послесловие к Атлантиде. Бывают ли дети у музы. Депрессия Љ 2.

Очередная попытка осени наградить нормальным дождем превратилась в крохотные капельки слезного огорчения по своей несостоятельности.

Когда я очередной раз в слабой надежде на прорыв небес посмотрел на окно — на подоконнике уже сидело это создание, время от времени протыкало пальцами стекло и слизывало дождинки с ладони.

— Ну как, вкусно?

— Не ехидничай. Тебе вредно болеть. Тексты только мысленно сочиняешь, а записывать не хочешь. Ты кому отдал музу, а?

— Она тебе не муза, а в некотором роде мать.

— А ты в некотором роде отец? — зашелся он ехидным смехом. — Интересно только, кто в каком роде... Тебе чаю для ребенка жалко?

Вот же зловредное существо! Недоделанный гомункулюс без одного крыла, из жалости дорисованного мной и по гуманным соображениям выпущенный в форточку — к весне, стал вполне человеком. Худющим юным парнем с беспорядочно отросшими волосами, свитером с чужого плеча и норовящими соскользнуть с костлявых бедер джинсами. Разве что кожистые крылья отличали его от ангела. Нежные розовые перепонки кое-где были покрыты коричневыми пятнами.

— Загорать не умеешь.

— Кто бы говорил! А кто попалил себе шкуру на море?! Я-то хоть в небесах. Там, над облаками, всегда солнце...

— Ангел нашелся! А крыло где порвал? Неужели я схалтурил?

Он внезапно засмущался.

— Это как раз порвалось то, что при рождении. Твое такое, что я не могу даже подложить его под щеку, укрываюсь, как плащ-палаткой...

— Подозреваю, что поэтому и возник? За помощью? Как просишь вас, так никого не дозовешься...

— А почему ты ее отдал? Почему не написал эпилог?

— Тааак, дружок, я тебя зашиваю, а ты дописываешь, что хочешь. Мне ваши инфернальные и вдохновляющие проблемы — во, где стоят! Поперек горла, скоро кислород перекроют совсем.

Он молча распахивает изодранное на ленточки крыло — с котами или демонами дрался, что ли? Наблюдающие за моими приготовлениями к операции-штопке глаза постепенно распахиваются и становятся слишком похожими...слишком синими. Пока я не растерял решимости, раскладываю на крышке от стерилизатора цыганскую иглу, суровые нитки, заливаю спиртом.

— А наркоз?...болеутоляющее? — бессвязно лепечет он, невольно пряча крылья между сомкнутых ног. Ни дать ни взять, напроказившее дитя, прячущее шаловливые ручки от материнских шлепков.

— Тебе нельзя, потерпишь. Ты мужчина или нет?

Опять заливается краской.

— Нет?! Вот тебе на! Учишь их, учишь любить мир, а они...

Заговаривая пациенту зубы, делаю первый стежок. Он почти не дергается. Молодец.

— А что мне за это будет?

— А я разрешу тебе мой текст закончить.

Он смотрит на крыло, которое капельки крови из проколов иглой обновляют на глазах, удовлетворенно вздыхает и...в сладком юношеском обмороке обрушивается в мои объятия.

Музы и музята спят, а мне что делать?

Незавершенное — так незавершенное. Когда у нас молчат музы?

Правильно, когда идет война. Не на смерть, а за жизнь.

...Она проснулась от привычного уже чувства распирания в груди и сквозящих пятен молока на сорочке. Но примешивалось что-то еще. Скользкий след между ног и запах уксуса в смеси со сливками. Он так давно не любил ее, боясь потревожить хрупкое равновесие...почему не почувствовала? Она села в постели и с удивлением увидела темноволосого мужчину, который улыбался во сне. И безошибочным женским обонянием определила, что пахнет он ею, ну и собою, конечно. Но он не мог быть здесь! А где же?... Послеродовый психоз?

А...фонтан в незнакомом городе? Но в его спальной не было колыбельки...

Требовательными котятами запищала детская кроватка. Она подскочила и увидела...вместо одного светловолосого младенца-девочки двоих близнецов, рыжего и темноволосого. Что они мальчишки, было ясно, потому что легкие пеленки от нетерпеливых движений сбились к ступням.

Она невольно потянула прядь своих рыжих волос, посмотрела на нее, как впервые, а потом сравнила волосенки второго младенца с шевелюрой мужчины, безмятежно раскинувшегося в ее постели.

Две сферы сознания, сферы вселенной никак не могли соединиться в ее разуме. Дети...семена Атлантиды? Почему? Отчего это с ней, почему, вне ее желания, ведь было всё иначе...

— Ини, ты же обещала, что в это кормление я буду давать им сцеженное молоко, а ты должна отдохнуть.

Муж, любимый, светловолосый, свет в окошке — бойнице, прорезанном в стенах...в доме спасение от полуденного зноя... стоит за плечами с двумя теплыми бутылочками с сосками в руках.

— Им?

Ее голос возвысился до истерических интонаций.

— Дорогая...нашим мальчикам. Ты устала.

— Я не устала! Я не понимаю! Я просто хочу, хочу любви, а он...в моей постели...я не донна Флор из эротической книги Амаду, я просто...я мать...я твоя жена...

...Он, разбуженный словесной перепалкой, распахнул серо-зеленые глаза с карими крапинками, потянулся, как удовлетворенный кот, так же неожиданно вскочил и стал за спиной друга...мужа...черт знает кого теперь!

...Они ведь шли навстречу друг другу. Они видели друг друга во сне.

И созерцатель опять ушел первым.

А светловолосый, получив совет, уложил близнецов на живот жены — и каждый из них нашел свой сосок. Как и всякая первородящая, Ини начала получать не только материнское — ментально, но и сексуальное — физиологически, удовольствие от кормления. А когда одновременно муж занял то единственно правильное положение, которое позволяет получить женщине при этом максимум наслаждения, она получила весь мир и все миры в придачу.

Так, при полном согласии и радости закончилось послесловие к Атлантиде.

(с) Март 12.06.06.