-Нет там никаких чар, — хмуро сказад Хэльтис. — В его творениях часть его души, это верно, но того, что вы называете чарами, — как те же "чары облика", — этого нет.

— Не будем спорить, — примирительно сказал Финрод. — В конце концов, это не так уж важно. А песни твои и вправду опасны, Хэльтис.

-Почему? — спросил Хэльтис в упор. — Нет, ну я понимаю, — они правду говорят, и убедительно, но опасность-то тут причём? Мы ж никого не призываем пойти и резать кого-то.

Финрод налил себе в кубок вина.

— Нолофинве вчера пел ту песню, — сказал он. — Вот на этом самом стуле, где сейчас ты, он сидел, играл на твоей лютне, и пел твою песню. Как ее поешь ты — я не слышал, но...

Он залпом выпил вино.

— Эта песня прекрасна. И совсем непохожа на наши. Но и она, и та, другая песня... Они лгут.

Хэльтис горько усмехнулся.

-Так и знал, что ты скажешь нечто подобное. Нет, Финдарато. К вашему сожалению, — нет. Я понимаю, вам проще так считать. Но увы.

— Я не о том, — Финрод допил вино и поставил кубок на стол. — Я не об эллери.

-Да какая разница. Знаю я ваши речи. Ах, он себя выставляет невинной жертвой, а на самом деле он убийца.

— Тебе приходилось слышать речи эльфов? — с интересом спросил Финрод. — Ты раньше уже общался с эльдар?

-Конечно, — усмехнулся Хэльтис. — Пленные эльдар, как вы называете, в Ангбанде.

— Знаешь, в таком положении было бы удивительным — доверять тому, кто тебя пленил, говорить о нем хорошее... Да ты сам, вот сейчас, ведешь себя по тому же принципу. И это неудивительно, — Финрод кивнул, словно своим мыслям, — Нолофинве успел тебя напугать, по-моему.

-Да нет, — протянул Хэльтис. — Ничего неожиданного. Абсолютно. Правда, был момент, когда он хотел меня убить, но я понял, что он погнушается. В общем, больше было противно, чем страшно, особенно когда он захапал мою лютню...

— Он бы тебя не убил. Никто из нас не убил бы тебя. Откуда у вас такие представления об эльдар... "Волею грозных владык плата за правду — проклятье", — Финрод процитировал, прикрыв глаза, строчки недавно звучавшей песни. Нахмурился, и на казавшемся юном лице проступила боль; покачал головой.

-Оттуда, — упрямо сказал Хэльтис. — Многих наших казнили. Таких, как я. Потому что, видите ли, считаете, что наша любовь к Мелькору подпитывает его силы, которые он тратит на управление орками и прочей нечистью. Скажешь, я лгу?

Финрод помолчал. Потом сказал:

— В Нарготронде такого не было. И не будет. Феаноринги... Карантир и Куруфин особенно — твое счастье, что сейчас от всего Первого Дома здесь один Майтимо. Я не все знаю о том, что происходит в их землях, но — верю. Эти могли бы. А вашим нужно было бы иметь голову на плечах и думать, кому петь какие песни. Что вам, так хочется найти себе смерть, в самом деле?

-Мы, по-твоему, самоубийцы? Их хватали в Дортонионе как шпионов. А наши шли к людям. Вот и всё.

— Если все они были такими же, как ты — самоубийцы и есть, — возразил Финрод. — Ну зачем тебе понадобилось петь нам ТАКИЕ песни? Ты же знал, что рискуешь. Если бы эльда пришел в ваши земли и стал бы рассказывать, что ваш Учитель — на самом деле Моргот, как бы это понравилось и людям вашим, и... самому Мелькору?

-А ты думаешь, такого не бывало? — рассмеялся Хэльтис. — Пели. И самому Мелькору тоже.

— И как? Мелькор говорил — да, я Моргот, а вы молодцы?

-Если очень доставали, то так и говорил, — с вызовом сказал Хэльтис.

Финрод засмеялся.

— Расскажи мне о Мелькоре, — попросил он. — Когда-то давно, еще в Валиноре, мне приходилось говорить с ним....

-В Валиноре? — изумился Хэльтис. — И ты... и... нет, ну я, конечно, могу рассказать, только — что? Ты хочешь знать — какой он сейчас? Или как?

— Ну да, — кивнул Финрод. — Я же вижу, как ты к нему относишься.

Хэльтис перевёл дух и решительно налил себе вина.

-Он... Он очень разный. Он и Властелин, который правит твёрдой рукой. И творец... Эта лютня — его рук дело. Иногда мне страшно думать, как можно что-то делать, когда у тебя ТАК сожжены руки... А ещё — он за своих может что угодно сделать. И убить тоже. И убивал — за своих.

— Кого? — тихо спросил Финрод.

-Ну, Финве... раз ты говорил про эллери, значит — знаешь. И не только. Я сам видел.

— Я про это и говорил: Финве — я знаю... Феанаро. Но чтобы — сам?..

-За каждый приказ убивать ваших он считает ответственным себя, — жёстко сказал Хэльтис. — Даже когда воинами командует не он.

— Правильно считает, — кивнул Финрод. — Только лучше бы таких приказов было поменьше.

Хэльтис развёл руками. Помолчал.

-Я для тебя пленник, ведь так? — спросил наконец.

— Как сказать, — ответил Финрод после паузы. — Здесь — лучше пусть будет так. Тебе же самому лучше. А дальше — посмотрим. Мне никакого удовольствия не доставляет лишать людей свободы.

Глаза Хэльтиса загорелись, он тут же отвернулся.

-Спасибо. Если я вернусь домой, Мелькор будет тебе очень благодарен... если для тебя это что-то значит.

— Вернешься, думаю. Если по своей вине снова в какие-нибудь приключения не влезешь, — Финрод тоже не смотрел на Хэльтиса. — Но, с другой стороны, тебе не на что жаловаться. За тем ведь ты сюда и шел.

-Да не за приключениями я шёл, — с досадой сказал Хэльтис. — А за песнями. Вон насобирал — куча тетрадок. Хотел ему потом показать. Да это многим интересно будет, у нас же все грамотные.

— У вас память иная, чем у эльдар, и свойства фэар другие, — серьезно сказал Финрод. — Потому письменность вам нужнее. Мне-то покажешь, что сумел собрать?

-Да можно и показать...

Хэльтис кивнул, быстро сбегал в отведённую ему комнату и принёс тетрадки.

-Вот, смотри. Только вряд ли ты что-то поймёшь, это же ах-энн.

— Отчего же, — сдержанно ответил Финрод. — Кое-что из этого языка мне знакомо. Хотя и не все, конечно...

Он принялся, не торопясь, листать тетради.

— Интересно, — проговорил Финрод задумчиво, — я знаю много легенд, но такого больше нигде не встречал. "Зимой, в самую долгую ночь в году, иногда случается это. Но не везде, а лишь в одном месте, где земля ближе всего к небу. В эту ночь небо сходит на землю, и если найдется смельчак, чтобы подняться туда, то сможет услышать голоса звезд.

А иногда, никто не знает, может быть, раз в сотню лет — в эту ночь с неба падает звезда, но не просто звезда, а живая, и тот, в чье сердце она войдет, сможет слышать голоса неба, и говорить со звездами сам..." — Финрод поднял взгляд на Хэльтиса. — Где тебе это рассказали?

-А, это... — Хэльтис улыбнулся вдруг открыто и ясно. — Есть народ, который живёт в горах Эред Ломин, что почти на побережье. Возле долины Ламмот. Эти люди никогда не видали эльдар, ни ваших, ни северных, они живут уединённо и замкнуто, и о войнах до них доходят лишь слухи. Костюмы красивые у них...

Хэльтис мечтательно зажмурился.

-А ещё у них есть обряд, что при достижении совершеннолетия девушки должны принести главе этого народа вышитый платок, и если её считают достойной, то принимают. Такую красоту вышивают, что закачаешься...

— А что должны совершить юноши? — с интересом спросил Финрод.

-Юношам при рождении не дают имён, они должны зоваевать их сами. Если к совершеннолетию не завоюет себе имени, это позор на всю семью.

— Интересно, — согласился Финрод. — Знаешь, я ведь тоже — вроде тебя: люблю бродить по незнакомым землям. На востоке был — заходил дальше всех наших. Жаль, что я старший из Третьего Дома. Обычным эльдар легче.

-Почему легче-то? — не понял Хэльтис. — У тебя же власть, как раз с этим проще.

— Власть, — произнес Финрод со странной интонацией. — Думаешь, она мне нужна? В Валиноре с этим было проще. А здесь — на тебя смотрят, как на живое знамя. Символ. Это несвобода, Хэльтис.

-Если не нужна, зачем же ты всё равно король? Когда кому-то что-то не нужно, он этим не занимается или избавляется как можно скорее. Зачем лукавить?

Финрод улыбнулся скептически и покачал головой.

— Да кому интересно, что мне нужно, а что нет? Кровь Финве, Хэльтис. Я не выбирал, кем родиться. Что ты предлагаешь — бросить свой народ, всех, кто верит в тебя, кто видит в тебе опору и надежду? Это было бы предательством.

-Ну, тогда не жалуйся, — резко сказал Хэльтис. — Мелькор никогда не жалуется никому. Даже Гортхауэру.

Финрод хмыкнул.

— То-то вы так любите в своих песнях скорбеть о тяжести его великой ноши.

-Нам можно, — тихо сказал Хэльтис. — Мы-то понимаем.

— Ребенок ты все-таки, Хэльтис... Слушай, а что, обычные песни, не про скорбь и память, у вас совсем не в чести? Ведь это тоже нужно всем.

-Конечно, в чести, — Хэльтис пожал плечами. — Но такое — оно просто _есть_. И от этого не отмахнёшься.

— Эллери, эллери... — Финрод встал, подошел к окну. Солнце за ним стояло уже почти в зените, и через витражные окошки наверху бросало разноцветные лучи золотистые волосы эльфа. — Об этом народе мне известно. Но какими они были в действительности — почти ничего. О многом, правда, можно судить по языку... очень музыкальный язык. Песенный. У вас, на Севере, остался кто-то из этого народа?

-Их мало осталось, — тихо сказал Хэльтис. — Остались дети, которых Мелькор отправил прочь из Хэлгор перед Войной Стихий. И среди ваших они тоже есть. В Валиноре им закрыли память... Я знаю, кто это. Назвать?

— Да, — помедлив пару секунд, сказал Финрод. — Хотя кое о чем я догадываюсь и сам...

-Тайли — королева Мириэль, — сразу сказал Хэльтис. — Эйно — ваш воин, Глорфиндейл. Много их... И... Йолли. Амариэ.

— Амариэ?! — Финрод резко повернулся к нему.

-Йолли, — кивнул хэльтис. — У них был праздник — праздник ирисов, летний... выбирали королеву. На последнем празднике выбрали её. Она красивая... Мелькор говорил, — он танцевал с ней в Валиноре, тот самый танец, который был у эллери... она не помнит, но где-то там, в глубине души... вспомнила, и оттого танцевала так, как будто умеет.

— Она ведь моя невеста, — тихо сказал Финрод. — Была... Теперь уж нам, наверное, никогда не встретиться.

Хэльтис нахмурился. Задеть этого золотоволосого ему было неприятно.

-Слушай, ну почему же — никогда? Или ты считаешь, что тебя запрут в Чертогах навечно? вы же "возрождаетесь".

— Мы? — он усмехнулся снова, но на этот раз — наигранно, неестественно. — Мы прокляты. Чертоги — навечно. Даже если все будут молить за нас.

-Вот ведь угораздило, — как-то совсем по-простому сказал Хэльтис. — Мелькор говорил про Намо. Рассказывал, что его имя — Справедливость...

— Хочется верить, — в тон ему ответил Финрод. — А то ведь у него есть и другое имя: Тюремщик.

-Это его за Мелькора так прозвали, — согласился Хэльтис. — Первый, понимаешь ли, заключённый в Арте, и — у него. Ему не нравится, но куда деваться теперь.

— Вот он, Справедливость, нас и проклял. За то, что пошли против воли Валар... И за телери.

Хэльтис помолчал, потом взглянул в глаза.

-И что, скажешь — несправедливо? Что за невинную кровь?

— Не знаю, — честно ответил нолдо. — Они ведь оживут. А нас — навечно.

-Оживут. И что — раз оживут, то можно убивать? Вы хорошо устроились, эльдар, с этим "возрождением", — жизнь перестаёт иметь цену! Какая разница, убьют тебя один раз, два, десять, — подумаешь, возродишься ведь, и будешь по-прежнему творить зло, делать что угодно! а теперь — вы узнали настоящую цену жизни, как это — когда если ты умрёшь, то что-то будет "навсегда". Как с нами. Жестоко? Да. Но полезно.

— Может быть, — медленно сказал Финрод. — Ладно, не стоит об этом. Посмотри, какое солнце... Не хочется в такой день думать о плохом.

-Уходишь от неприятного, — кивнул Хэльтис. — Хорошо, не будем. Только ты же сам знаешь, что я прав.

— Ты категоричен, — ответил Финрод. — У тебя есть друзья? Те, с кем ты вырос?

Хэльтис пожал плечами.

-Есть, конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Для тебя и Нолофинве, и Майтимо, и остальные феаноринги — враги. Легко считать их жестокими убийцами, заслуживающими лишь воздаяния. А для меня — они такие же друзья. Я могу понять любого из них. Оттого и стократ тяжелее признать нашу общую вину... вернее, то, что нам нет прощения. Не понимаешь: как же это? за что? почему? да, совершили злодейство, да, виноваты... но чтобы — навечно? никогда не увидеть дневного света, звезд, не услышать пения птиц, шелеста травы... Даже Моргот не заслужил бы такого!

-А представь, что _мы_ вот так уходим навсегда, — тихо сказал Хэльтис. — Не потому, что прокляты. А потому, что так — правильно. Потому что только перед лицом Вечности ты можешь оценить те дары, которые дарит тебе Время. Перед лицом Смерти — оценить жизнь.

— Это мудрые слова, — согласился Финрод. — Но я все же не хочу покидать этот мир, куда бы ни вела дорога... я люблю его. Но ведь у вас, кажется, есть свои представления о том, что будет с вами после смерти?

-Есть, конечно, — тихо сказал Хэльтис. — и это не просто представления. Мы _знаем_, что с нами будет. Хотя вам в это, наверное, трудно поверить.

— Откуда знать наверняка, если никто из вас еще не возвращался? — возразил эльф.

Хэльтис усмехнулся — как будто только для себя, не напоказ, не для эльфа.

-Наши возвращаются. Но это сложнее, чем с вами. Потому что есть путь души, есть — ради чего вернуться, и с памятью... не всё просто. Вы помните всё, до последней мелочи, как будто это было только что. Мы забываем, и, возвращаясь, мы должны _вспомнить_. Главное.

Финрод сел за стол, облокотился — взглянул с возрастающим интересом.

— Людям Трех Племен такого не дано. Стало быть, все это вам дал — Мелькор?

-Да не то чтобы дал, — Хэльтис задумчиво покрутил бокал. — Он говорит: в нас, людях, это всё есть изначально, но во время Великой Музыки Эру пытался это закрыть. Привязать нас к Арде не удалось, а потом... Мелькор же приходил к людям перед их пробуждением.

— Вот как, — со странной интонацией проговорил Финрод. — Ну, как бы то ни было — а Мелькор изменил вас. Ты говорил — северяне живут по нескольку сотен лет?

-Да, именно так, — кивнул Хэльтис. — Ты думаешь, мне сколько лет?

— Выглядишь на двадцать, — сказал Финрод. — Ведешь себя, — улыбнулся, — примерно так же.

Хэльтис задорно усмехнулся.

-Мне сорок восемь. Это для нас юность, — для нас, живущих по меньше мере три века.

Взгляд Финрода пробежал по Хэльтису, словно тот оценивал его.

— Сколько лет тебе было, когда ты стал выглядеть так, как сейчас?

-Восемнадцать. Ну, около двадцати. У нас, как бы так сказать, тело взрослеет так же, как и у ваших людей, а вот старение его очень сильно замедлено.

Финрод кивнул.

— Знаешь, у нас, эльдар, дети рождаются не так уж часто... особенно здесь, в смертных землях. Многие женщины из Трех Племен успевают дать жизнь десяти детям... а то и больше. Раньше многие их дети погибали, так и не став взрослыми, — Финрод помолчал, — теперь мы помогаем им. А как с этим у вас?

-Долгая жизнь даёт больше возможностей для этого, — сказал Хэльтис. — Твердыня учит людей целительству, и те, обучившись, возвращаются к своему народу. За Эред Энгрин — огромная земля, до самых вечных льдов, и всюду живут люди. Вы ничего не знаете, я вижу...