Вихрь

— Послушай, Макс, такая длительная бессонница — это ненормально. Может, тебе обратиться к врачу? — подруга вывела Максима из раздумий.

На это предложение он отреагировал резко.

— А тебе не кажется, что этот аспект жизни студентов в сферу деятельности старосты не входит? — огрызнулся он, заставив Настю вздрогнуть.

— А вот сейчас обидно было! — бросила она и уже потянулась к своим вещам, чтобы пересесть от друга, но Максим удержал девушку за руку.

— Прости, — виновато опустив голову, сказал он, — это действительно было грубо. Я не хотел, ты же знаешь. Просто я…

— Не в себе? — хмыкнула Настя. Максим неопределенно покачал головой.

— Именно. Просто я иногда и так чувствую себя психом, а тут еще ты со своими врачами…

— А, то есть я еще и виновата? — Настя округлила глаза. Юноша застонал и потер руками лицо.

— Господи, женщина, ты меня с ума сведешь!

В аудитории вдруг послышался шелест множества закрываемых тетрадей, и больше половины потока студентов сорвались со своих мест и направились к двери. Максим, радуясь окончанию разговора, тут же схватил свои вещи и положил подруге руку на плечо.

— Я буду внизу, — сказал он с победной улыбкой и поспешил ретироваться.

Девушка закатила глаза и направилась к преподавателю, чтобы тот расписался в журнале. Даже подойдя к его столу и встав почти вплотную к доске, она не смогла понять, что на ней написано. Получив подпись, столь же недоступную для копирования, она невольно улыбнулась, вспомнив вопрос Максима: «Опять неудача дешифровки?». Бегло собрав свои вещи, Настя вздохнула и неспешно вышла из почти пустой аудитории, направившись к месту, где ее обычно дожидались друзья.

* * *

У самого входа в третий учебный корпус было не протолкнуться. В этом году в институте отменили вторую смену, и студенты всех курсов стали приходить на учебу рано утром, поэтому народу в очередях, столовых, палатках и местах для курения стало ощутимо больше.

Продираясь через непроходимое облако дыма, Настя недовольно морщилась, запах табака всегда вызывал у нее отвращение, но ее друзья курили, и девушка предпочитала проводить время с ними и не демонстрировать свое недовольство.

Найдя своих товарищей у узкой дороги метрах в десяти от входа в корпус, Настя поправила растрепавшуюся челку и прищурилась.

— Опять все без меня убежали, — с деланной досадой протянула она, — нет, чтобы подождать.

Ее лучшая подруга Катя сделала глубокую затяжку сигаретой, с наслаждением выдохнула дым и пожала плечами.

— Не дуйся, — улыбнулась она, обнимая подругу за плечо — зато мы заняли элитное место.

— Угу. Помню я, как меня тут первого сентября водой окатили. Тоже мне, элитное место, — с усмешкой отозвалась Настя, положив голову Кате на плечо.

Максим криво улыбнулся.

— Все не можешь забыть ту поливальную машину? — спросил он с хитрым прищуром.

— Легко тебе говорить, — Настя уперла руку в бок, — это же не ты тогда полдня проходил в мокрых штанах.

— Брось, никто не запомнил твои мокрые штаны, я же их не заснял, — вступил в беседу русоволосый высокий юноша Антон, надвинув очки на переносицу. Он как раз перестал просматривать какие-то снимки на своем фотоаппарате, который всегда носил с собой.

Настя хохотнула в ответ, а Максим погрозил подруге пальцем.

— Я бы на твоем месте оценил, — деловито сказал он и, картинно воздев руки к небу, заговорил почти нараспев, — о, гуру фотографии, благодарю тебя, что не запечатлел мой позор!

Катя и Настя прыснули со смеху, Антон заливисто расхохотался. Даже Денис — молчаливый юноша, до этого что-то упорно изучавший в мобильном телефоне, оторвался от своего занятия и улыбнулся.

— Учись, пока он жив. Макс дело говорит, — подмигнув Насте, сказал Антон.

Девушки ответили другу синхронным покачиванием головой.

Денис недовольно посмотрел на дисплей мобильного телефона.

— Черт, я поесть не успел, — сокрушенно произнес он. Катя уставилась на друга изумленно распахнутыми глазами.

— Опять ты о еде! Ты же ел на прошлом перерыве.

— Ну, я не завтракал, — пожал плечами юноша. Катя хохотнула.

— Тебя послушать, так твои родители кошку кормят лучше, чем тебя.

Денис сдвинул густые темные брови к переносице.

— Ну да, я много ем. Зато не поправляюсь, — с кривой улыбкой отозвался он. Катя возмущенно округлила глаза.

— Я тоже не поправляюсь! — воскликнула она, тут же повернувшись к Насте, — я, что, поправилась?

Настя снисходительно покачала головой, всем своим видом демонстрируя подруге, что ей незачем переживать из-за веса.

— Я бы тоже не отказался поесть, — заметил Антон, вопросительно кивнув Денису, — сколько до конца перерыва осталось?

— Десять минут, — мрачно отозвался Максим, опередив друга.

— А по расписанию у нас… — Антон прищурился, глядя на Настю или Катю в ожидании названия предмета. Катя недовольно фыркнула и извлекла из сумки сложенный вдвое лист бумаги.

— Вот для кого я, спрашивается, делала эти распечатки? — буркнула она, изучая расписание. Выражение ее лица вдруг сделалось мрачным и подавленным. Настя заглянула в листок и мучительно застонала.

— Михайлова, — протянула она, — и ее адская математика.

— Дифференциальные уравнения? — скривился Денис.

— Они самые, — кивнула Катя, — и кто додумался поставить это последней парой?

Антон с наслаждением потянулся и качнул головой.

— Кому последняя пара, а кому обед. Пойдем поедим? — он толкнул Дениса локтем в бок. Юноша просиял и кивнул.

Катя и Настя возмущенно оглядели друзей взглядом.

— Так нечестно! — воскликнули они в один голос. Максим почесал в затылке и пожал плечами.

— Жизнь вообще несправедлива, — сказал он, закатив глаза. Настя тяжело вздохнула.

— И ты туда же? Макс, ты когда учиться собираешься?

— На этот вопрос однажды ответил один античный мудрец, — с умным видом отозвался юноша.

Катя недоверчиво прищурилась.

— Что же он сказал?

На лице Максима заиграла кривая улыбка.

— Он сказал «не сегодня». Так что да, я пасс.

Настя нахмурилась.

— Ты с нами, Макс? — обратился Денис. Максим покачал головой.

— Нет, идите. Я лучше домой. А то я сегодня носом клюю, а этот изверг, — он указал на Настю кивком головы, — не дает спать на парах. Да и Михайлову моя "активность", — юноша изобразил пальцами кавычки, — не обрадует. Не оберусь потом проблем. А из двух зол, как говорится...

Антон и Денис пожали Максиму руку на прощание и спешно направились к столовой. Настя сочувственно посмотрела на друга и уже собиралась что-то сказать, но он опередил ее, подняв руки.

— Знаю, знаю, я безответственный отброс человечества. Но я перепишу лекцию, честное слово. Не переживай за меня, ладно? Я подойду к вопросу сессии со всей возможной ответственностью…

Девушка вздохнула.

— Все-таки я не так предсказуема, как ты думаешь. Я хотела сказать, что поспать тебе действительно надо. И если это получится, я буду только рада.

Максим просиял и обнял подруг на прощание.

— Увидимся завтра! — сказал он, закинув сумку на плечо.

Проводив друга глазами, Настя постаралась подавить в себе волну неясного беспокойства за него. Ее одолевало какое-то нехорошее предчувствие, но девушка и без того считала свое участие в жизни Максима навязчивым, поэтому промолчала, просто понадеявшись, что с ним все будет хорошо.

* * *

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Северянин», — прозвучал плохо записанный, прерываемый помехами голос диктора.

Максим устало прислонился головой к окну. Вопреки его ожиданиям, в вагон никто не вошел, и поезд после объявления станции начал неспешно набирать скорость.

Юноша прикрыл уставшие, раздраженные дневным светом глаза и ощутил в них неприятное жжение. Он потерял счет ночам, которые провел без сна. Дни, когда он чувствовал себя болезненно бодрым, уже миновали, и сейчас усталость и бессилие навалились ему на плечи всем своим весом.

Максим надеялся, что мерный стук колес поезда по стыкам рельс окажет должное убаюкивающее действие и поможет ему, наконец, уснуть. Юношу совершенно не волновало, проспит ли он свою станцию, сейчас сон был единственным его желанием. Впрочем, Пушкино — конечная остановка этого поезда, поэтому Максим решил, что вряд ли проспит, и расслабился.

Прохладное стекло приятно охлаждало его разгоряченное лицо. Юноша начал дышать медленно и ровно, прислушиваясь к стуку колес. Обычно ему прекрасно спалось в транспорте, однако сейчас звук казался ему раздражающе громким, словно каждую секунду он нарастал. Максиму вдруг стало тяжелее дышать, легкие обжигало, будто он жадно глотал зимний морозный воздух, а стук колес перерос в один непрекращающийся гул.

«Чтоб тебя!» — со злостью подумал юноша. В ту же секунду ему показалось, что он с разбега врезался в плотную каменную стену. Максим резко выдохнул от боли и раскрыл глаза, злясь на собственное предательское тело, вздумавшее капризничать, когда он так хотел уснуть.

От того, что юноша увидел перед глазами, у него пропал дар речи, сонливость испарилась, а сердце гулко ударило в грудь. Казалось, за те несколько минут, что Максим боролся с бессонницей, с поездом что-то произошло. Взгляд юноши уперся в металлическую стену, выкрашенную в неприятный ржавый цвет. Повсюду звучал громкий гул, уши закладывало, словно поезд (если это место, конечно, было поездом) несся с огромной скоростью. Там, где только что была дверь в тамбур, сейчас находилась голая стена с едва заметным контуром двери, принцип открытия и закрытия которой Максим не понимал: на ней не было ни ручки, ни стекол, ни каких-либо других отличительных признаков, кроме очерченных в стене линий. Растерянный юноша вообще не до конца был уверен, что этот контур имеет с дверью что-то общее.

У Максима в голове паническим потоком пронеслись тысячи вопросов. Он не понимал, где находится, понятия не имел, что могло произойти за несколько минут. Обстановка вокруг была пропитана хаосом и разрухой. Максиму показалось, что он оказался внутри некоего постапокалиптического кино. Страх сковал его ледяными цепями. Юноша боялся дышать, боялся шевелиться, боялся повернуть голову. В какой-то момент ему даже почудилось, что он не может двигаться, что он остался парализованным среди всеобъемлющего ужаса. Этот страх оказался сильнее и заставил его посмотреть по сторонам.

Первым делом Максим повернулся в сторону окна, к которому только что прислонялся, но вновь обнаружил лишь глухую стену. Юноша невольно подумал, что он оказался запертым в огромной металлической коробке, несущейся в неизвестном направлении. Желудок скрутило от страха, стало нечем дышать. Восстановить дыхание и взять себя в руки стоило неимоверных усилий, и Максим заставил себя посмотреть в другую сторону, чтобы оценить обстановку.

Справа в нескольких метрах от него находилась группа мужчин неопределенного возраста. При ближайшем рассмотрении им всем можно было дать на вид не больше тридцати, хотя спутанные грязные волосы, густые бороды и поношенные одежды прибавляли каждому по меньшей мере пару десятков лет. Кожа мужчин казалась неестественно смуглой, словно в нее въелась многолетняя пыль, на лицах у некоторых виднелись пигментные пятна, какие появляются у людей к старости. Незнакомцы окидывали поезд вороватыми взглядами и, похоже, делили между собой еду. В руках одного из них Максим заметил складной нож.

«Так, без паники!» — скомандовал себе юноша, — «наверное, я все-таки сплю. Ведь не может все это быть реальным!»

Однако ощущения говорили об обратном. Все вокруг казалось пугающе настоящим, совсем не похожим на сон.

Юноша бегло огляделся. На других сидениях находилось еще несколько человек. Все они с опаской смотрели по сторонам, словно ждали ото всех внезапной атаки. Максим сглотнул тяжелый подступивший к горлу ком тошноты. Поблизости не было ни одного окна, дверь с противоположного конца вагона отсутствовала.

«Выхода нет…» — прозвучало у юноши в голове. Вместе с тем в сознании почему-то всплыли слова: «Сабина, я потерялся. Меня вытолкнуло из Вихря…»

Мысли Максима путались.

Что еще за Сабина? Какой Вихрь? Где я, черт возьми? Выхода нет…

Юноша панически озирался по сторонам, сердце неистово колотилось в груди. Он боялся привлечь внимание незнакомцев, у одного из которых точно есть нож. Возможно, они все вооружены, кто знает! Нужно было выбираться отсюда. Но как? Что будет, если опрометью броситься к двери? Откроется ли она? Гарантий не было. Но ведь все эти люди как-то попали сюда, значит, можно и выйти, думал Максим. Другое дело, что с непонятным механизмом двери нужно еще суметь сладить…

Юноша прерывисто вздохнул и сжал кулаки, размышляя, как ему поступить. Ощущение в левой руке показалось ему непривычным. В ней словно чего-то не хватало, что-то было не так.

Максим опустил глаза на свои ладони и ужаснулся. Это были не его руки! Тыльные стороны ладоней были покрыты грубыми шрамами и пигментными пятнами, под ногти въелась красно-бурая грязь, но самым ужасным было то, что на левой руке у безымянного пальца отсутствовала верхняя фаланга. Это зрелище потрясло юношу до глубины души. Он не мог поверить собственным глазам и в ужасе вскочил, вскрикнув, словно это могло помочь сбежать от собственных рук. Максим не понимал, что с ним происходит. Не мог ведь он проспать собственное перевоплощение? Или мог?

«Я хочу назад!» — истерически подумал он, — «пожалуйста, верни меня назад!»

Юноша не знал, к кому именно обращается. Сейчас он был готов воззвать к кому угодно, лишь бы вернуться в обычный пригородный поезд.

Резкое движение Максима привлекло внимание незнакомцев. Один из мужчин сделал шаг в его сторону.

— Нет, нет, нет! — воскликнул юноша, отступая назад и упираясь ногами в сидение. Собственный голос прозвучал чуждо. Максим мог поклясться, что разговаривает не так.

«Сабина, я потерялся. Меня вытолкнуло из Вихря», — вновь прозвучало у него в голове, и юноша понял, что секунду назад он сам говорил этим же голосом. Максим зажмурился, словно это могло помочь ему вернуться. Дыхание вновь сковало, каждый вдох обжигал легкие. Одновременно с призрачной фразой о некоем «Вихре» он явственно услышал женский голос: «помогите, чем можете, на лечение».

Паника захлестнула юношу. Он не мог понять, почему в его сознание врываются посторонние голоса и эти бессвязные обрывочные фразы.

Шаги незнакомца приближались. От механического гула закладывало уши. Нарастало жжение в груди.

Максим не осмеливался открыть глаза, а продолжал стоять, плотно зажмурившись, и ждать неизбежного.

«Сабина, я потерялся. Меня вытолкнуло из Вихря», — снова услышал юноша и вдруг осознал, как сильно ненавидит этот голос и человека, который им обладает. Он мог поклясться, что впервые испытывал к кому-либо такую лютую ненависть.