| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Носферату помнит, как ступил на катер и... очнулся! Разорвав кандалы, разметал охрану. Ломая позвоночники, разбивая черепа всмятку, он прорвался в рубку управления. На бешеной скорости катер вырвался из поля тяготения космобазы, следом тут же помчались модули-перехватчики. Начался яростный обстрел. Носферату наугад, интуитивно, рванул ручку трансперехода. В следующее мгновение его отчаянно замутило, голова пошла кругом, все слилось в дрожащие полосы....
Когда оборотень пришел в себя, катер мирно покачивался в плывущей ленте метеоритных осколков. Бросок через гиперпространство закончился в трех космосутках пути от желтой звезды по имени Шир.
Автопилот оповестил Носферату о том, что топливо на нуле, но в пределах досягаемости есть Ралиос, вторая планета Шира. Условия там вполне пригодны для существования. Особо опасных бактерий, вирусов и организмов нет. И оборотень отправился на Ралиос. Зачем, почему, не знал, не задумывался. По правде говоря, ему было уже все равно. Приземлившись, Носферату первым делом уничтожил модуль, хотя и знал — это бесполезная попытка замести следы. Рагезты найдут его, это же ясно, как день. Конечно, он даст достойный отпор. Но итог-то будет один!..
Дни шли за днями. Он охотился, машинально поглощал пищу, забывался без сновидений и... ждал.
Похоже, дождался, явились. Ладно. Его ждет бой. Очевидно, последний. Так тому и быть.
* * *
Бывают такие люди, корнями вросшие в детство. Бывают такие дети, которые родом из сказки. А случаются и такие, для которых сказка становится явью. Маститые всезнающие ученые дали им красивое и загадочное определение. Но оно совсем не облегчает полную непонимания и презрения жизнь. И они существуют вне общества. Всегда в стороне, всегда за стеклянным барьером отчуждения. Они могут быть уродливы или красивы, они могут быть гениями и вундеркиндами. Но обычные люди в большинстве своем одинаково не любят и подспудно боятся их. Как непонятных, непостигаемых выродков. Как потенциально несущих угрозу упорядоченной, безопасной обыденности. От них открещиваются. С ними не хотят общаться. Над ними насмехаются и стараются унизить и раздавить. И самые жестокие гонители — другие дети. 'Нормальные!' По общему утрированному определению. И он не живет среди них. Он — выживает! Тот, которому имя — Ребенок Индиго.
* * *
— Лаврентьева, а ну подъем! — резкий окрик обвалился на голову обломком кирпича. Аля вскочила, поспешно запихнув книгу поглубже в парту.
— Чем ты там опять занимаешься?! — продолжала бушевать математичка. — Как была двоечницей, так и останешься. Четверть заканчивается, каникулы на носу! Ты оценки свои видела?!!
— Извините, я не понимаю тему, — тихо проговорила девочка, упорно глядя в пол.
— И не поймешь никогда! Потому что, ту-пи-ца! — слова били как пощечины. Класс уже начал подхихикивать. Девочки перешептывались, презрительно кривясь в её сторону. Кое-кто из парней подкидывал скабрезности дурашливыми тонкими голосками.
— Надо ей — хи-хи — под парту заглянуть!
— Ага, она там порнушку прячет с прошлого года! До дыр уже засмотрела....
— Лаврушка, Лаврушечка, дай книжечку, я тоже почитаю!
— Не-ет, она тебе не покажет. Она её с мамашкой каждый вечер на сон грядущий пролистывает.... Жизни учится!
И тут Алю, как говорится, переклинило. Она стремительно развернулась, схватила с соседней парты учебник и с силой огрела обидчика по голове. Расправа не замедлилась.
— Лаврентьева! Совсем с ума сошла! Вон из класса! — учительница прямо слюной брызгала.
У Али тряслись руки. Кое-как она сгребла свои пожитки в рюкзак. Извлекла из-под парты 'Мастера и Маргариту'.
— Сейчас же отдай книгу!
— Да пошли вы!!! — внезапно девочка сорвалась на крик. Вслед за возгласом последовала длинная непечатная тирада. Аля прижала книгу к себе, забросила рюкзак за плечо и кинулась к двери.
— Без матери не появляйся! — Отмерла вслед ей ошалевшая от такой наглости преподавательница. — Нет, ну совсем одичала! Что ж это делается, а?!..
Дальнейшего Аля не слышала. Захлопнув дверь класса, она через ступеньку неслась вниз по лестнице.
* * *
Дрожь. Опять эта гадостная дрожь в руках и коленках. Ступени плывут перед глазами. Как будто их кто-то специально раскачивает. Эмоции в ступоре. Тошнит только, да мушки мельтешат и вертятся.
Стоп. Да стоп, же, Александра! Чего разошлась, как дура распоследняя?! Слезами еще умойся. Сопли распусти! Можно подумать, когда-то было по-другому!
А ну-ка, бери себя в руки, истеричка ты несчастная. Они не увидят твоих слез. Они не дождутся твоего страха. Да ты лучше их всех вместе взятых! Только и умеют, что облаивать да грязью поливать. А ты не сдашься. Ты им всем покажешь. И у тебя все будет — О-го-го!..
Губы затряслись беспомощно, устав сдерживать рвущиеся наружу, безнадежные горькие всхлипы. Слезинки покатились по щекам, быстро-быстро, догоняя друг дружку.
Еще одна маленькая смерть.... Интересно, которая по счету?..
* * *
— Мам, я хочу школу поменять. — Аля осторожно прихлебывала почти кипящий чай из керамической фиолетовой кружки. Дула на жидкость, разгоняла прозрачные лимонные ломтики и старательно не смотрела матери в лицо.
— Господи, ну что там опять случилось? — мать устало присела напротив. — Что ты натворила снова?!
— Ничего. Я просто хочу учиться в двадцатой. Я тебе уже говорила. У меня там подруги.... И-и... там студия по рисованию есть...
— Какое еще рисование? Да когда ж ты за ум возьмешься?!.. Алька, тринадцать лет стукнуло! Никогда б не подумала, что такое вслух говорить буду, но это предел натуральный! Ты уже не маленькая девочка, нужно хоть немножко задумываться о будущем. Другие, вон, поступление вовсю планируют....
— Мама, у меня четыре класса впереди!
— А пробегут они, знаешь, как быстро? Оглянуться не успеешь. Нет, ну кошмар какой-то! Иногда думаю, лучше б ты уже на мальчиков заглядывалась, что ли, чем в куклы играть до сих пор!
— Я не играю. Мне просто нравиться моделировать одежду.... А в студии мне сказали, что у меня хорошие данные. Они меня даже готовы взять сразу на второй курс.... Мамуля, ну пожалуйста!
— Нет! Никогда и ни за что. И так не учишься толком, а тогда совершенно про учебники забудешь. Художник, это не профессия. Это можно в свободное время... бумагу пачкать! А на хлеб себе ты этим не заработаешь.
— Но там занятия вечером, после семи!..
— Еще лучше! Будешь по вечерам шляться неизвестно где! Я сказала — нет, значит, нет!
Аля опустила голову. На кухню вошел отец.
-Ну и что тут за сборище? — протянул, слегка растягивая слова. — А ты чего тут расселась? Марш за уроки!
Аля взяла чашку и, отвернувшись, проскользнула мимо родителя в дверь.
— Нет, ну вы поглядите на нее, — распалялся он вслед, — ни 'здрасьте' вам, ни 'до свидания'! Вырастил охламонку на свою голову.... Мать, ё-моё, меня кормить сегодня в этом доме будут?!..
Оказавшись в своей комнатке, девочка захлопнула дверь. Села прямо на пол у потертого диванчика. Пристроила чашку рядом. И, уронив голову на руки, неотрывно уставилась на поблекший ковровый узор.
'Какого черта ты, вообще, живешь, Сашка?.. Какого?.. Э-эх! Вот, если б он и впрямь существовал!..'
* * *
.
Широкие прозрачно-черные ступени вытесаны из цельного камня, закручиваются свободной спиралью. Ограждения нет. Только узкие стрелы-колонны возносят в небо мерцающие острия. Центр — каменная восьмиугольная платформа высотою около двадцати метров, края обрываются вертикальным срезом. Поверхность, глубоко синяя, в тусклом вечернем свете играет миллионами крохотных золотых брызг. Посредине — потрясающей натуральности лотос, свернувший каменные лепестки в тугой бутон. В подступающей тьме он светится ровным зеленоватым светом.
Краасс стоит у изножия, закинув голову. Глаза закрыты, губы мерно шевелятся, речитативом проговаривая строки древнего языка. Вокруг — пронзительная тишь и, иногда, свист ветра, вздымающего в смерчики между колоннами невесомую пыль.
С тихим шелестом каменные лепестки начинают расходиться. Они опускаются все ниже, образуя широкую зубчатую чашу. Середина её по-прежнему скрыта от глаз стеною лепестков. Высота каменного цветка достигает размеров двухэтажного дома.
Постепенно к музыке ветра примешивается новый звук, он напоминает переливы серебряных колокольчиков и, нарастая, становится все громче. Уловив его, рагезт открывает глаза, начинает медленно подниматься по ступеням. Его призыв услышан. Его согласны принять.
Будь его воля, он припустил бы наверх со всей возможной скоростью, но — давний ритуал требует установленных норм поведения. Нарушить, значит сорвать тонкую паутину связи с оракулом. А он ждал так долго, подождет еще....
Вот и платформа. Размеренным шагом рагезт подходит к цветку вплотную, мягко проводит ладонью по теплой гладкой поверхности. Лепесток гибко, как живой, сдвигается в сторону, открывая узкий проход. Трансформер делает шаг внутрь.
* * *
Почти забытое ощущение — окружившая темнота осязаема. Он осторожно раздвигает её руками, как невидимую шелковистую кисею. Постепенно продвигается вперед. Пространство светлеет. Уже виден свод. Хрустальные сталагмиты-тычинки разгораются ярче, покрывало тьмы рассеивается.
Рагезт в самой сердцевине. Пробираясь между сталагмитами, легко касается их пальцами. Ручейки живительного тепла вливаются в тело, заставляя непроизвольно вздрагивать от удовольствия. Ощущение бескрайнего покоя и безопасности расслабляет, окутывает блаженством.
Хотя гигантский лотос распахнут сейчас ночному небу, сюда, в его сердце, ничто не проникнет извне. Незримый защитный барьер ограждает древний храм надежнее любой охраны.
Еще несколько шагов, и взгляду открывается миниатюрное озеро, заполненное густой багровой влагой. Нет, это не вода. Это нектар Чаши Откровения, и отведать его решится не всякий допущенный. Но рагезт тверд в своем решении. Опустившись на колени, прошептав слова благодарности, Краасс складывает ладони ковшом, зачерпывает тяжелую жидкость, подносит ко рту.
Тотчас, в один миг, тело пронизывают ледяные иглы. Хрустальные тычинки веером расходятся в стороны. Сверху в озеро ударяет мощный световой поток. Вихрь захлестывает трансформера, поднимает в воздух. Голубые молнии пляшут перед глазами, сливаются в огненные руны. Лишенный выражения шелестящий голос звучит в ушах.
— Спрашивать нет нужды.... Путь предрешен.... Не буди спящих.... Саван космоса — надежное укрытие.... Ребенок предназначения открывает врата. Он — ключ.... Запомни! — последнее слово отдалось громом. Невесомость пропала. Трансформера бросило вниз. Мгновенно извернувшись, он по-кошачьи ловко упал на четвереньки на край озерца. Поднялся, всмотрелся в покачивающуюся гладь. Искорки на поверхности сложились в руну благословения. Низко склонившись и приложив руки к груди, Краасс молча попрощался с оракулом. И двинулся к выходу.
* * *
Последние ступени. Ночь омывает тело приятной прохладой. Над головою бесконечное небо. И звезды, звезды. Им нет числа. Они зовут его, манят, наполняют неуемной тягой полета. Они — его мир, его владения, его... одиночество!
— Не позволит ли высокочтимый хозяин высказаться недостойному? Всего несколько слов, Владыка...
Тонкий голосок застал его врасплох. Это было не просто удивительно. Это было невероятно! Как к нему сумели подобраться так близко, и он не заметил этого?! Ничем внешне не выдав своих эмоций, рагезт плавно повернулся на звук.
У подножия лестницы — бесформенная кучка лохмотьев. Из них вынырнула маленькая морщинистая головка на тощей шее. Круглые черные глаза испуганно-заискивающе глядят на вождя. Существо съежилось от снедающего его страха, но, по-видимому, и не думает спасаться бегством. Краасс всмотрелся повнимательнее. Дервиш! Один из тех, что кормятся при храмах. Типичный представитель местного народца, — маленьких гуманоидов, внешне очень смахивающих на черепах передвигающихся вертикально и лишенных панциря. Эти тщедушные создания, тем не менее, могли за себя очень даже постоять при случае. Кожа луатов, так назывались черепаховидные гуманоиды, в момент смертельной опасности выделяет сильнейший токсин. Гибель неминуема при малейшем контакте. Но ведь рагезт мог нанести смертельный удар и с расстояния. Так что опасения луата за свою жизнь были весьма обоснованы.
— Чего тебе? — Краасс намеренно придал голосу пренебрежительно-напыщенный тон. Пусть дервиш даже на секунду не воображает, будто ему удалось застигнуть трансформера врасплох.
— Голос велел передать — ребенок назначен свыше.
— Что-о-о? — Забыв о приличиях и этикете, Краасс растерянно хлопал глазами.
— Простите великодушно. Я лишь говорю, что приказано. Еще раз извините меня, властитель.
Пятясь, луат скрылся под лестницей. Краасс потрусил головой. Ничего не понятно. Что еще за ребенок? Может быть, тот, которого носила под сердцем сестра?.. Нет, сейчас об этом думать нельзя. Нужно передохнуть, отстраниться.... Что же все-таки имел в виду оракул?!!
* * *
Военный катер доставил его в космопорт. У взлетного поля Краасс на ходу соскочил наземь и скорым шагом направился к ближайшему кораблю.
Вовсю кипела погрузка. Андроиды и кары сновали туда — сюда, перетаскивая и перевозя бесчисленные контейнеры. Несколько рагезтов в униформе космолетчиков наблюдали за процессом.
Подошедшего встретили слаженными веселыми приветствиями. Ни намека на подобострастие. Но, и ни малейшей фамильярности не проскакивает. Таковы железные правила этикета. Да, он вождь, и его приказы исполняются незамедлительно и в точности, но в остальном общение с подчиненными всегда ровное и почти дружеское. Даже у самых именитых рагезтов не бывает слуг-соплеменников. Помощники, сослуживцы, соратники, сподвижники, это — да! Но обслуживающий персонал — только роботы и рабы. Последних, кстати, совсем немного. Догадываетесь, наверное, почему.
Перездоровавшись со всеми и получив детальный отчет о проделанной работе, Краасс поднялся на диск подъемника и через пару секунд уже входил в рубку управления.
Как он и предполагал, ожидающих оказалось всего двое — капитан крейсера и Денио. Первым слово взял капитан.
— Последнее оборудование доставят в течение часа. Затем — окончательная проверка и ...
— Отправление завтра, после восхода Шира на пятнадцать градусов. — Краасс холодно глянул на капитана.
— Будет сделано! — поспешно отсалютовал тот и удалился.
Денио, прищурившись, рассматривал брата. Краасс явно нервничал. Мерил рубку шагами. Остановился, вскинул на Денио глаза.
— Я был у оракула.... — Оборвал себя, посмотрел вопросительно. Денио сделал запрещающий жест:
— Больше ни слова. Это только твое.
— Да знаю я!.. Ничего толкового, сплошные недоговорки.... Первый раз в жизни не могу расшифровать послание. Даже больше. Оно мне кажется совершенно бессмысленным... или... невероятным!
— От невероятного до приемлемого один шаг, брат. Тебе стоит остаться здесь и хорошенько выспаться. Завтра предстоит масса работы. Тяжелой и, местами, неприятной.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
