1. Шадах. Если хочешь - не верь.

Она не раз наблюдала, насколько заводит Матвея пущеная противнику кровь. И беспомощность жертвы. И возможность давить морально. Но, пугаясь до смерти, виду не подавала. Упрямо себя отстаивала или безразлично замыкалась, но пресмыкаться? Упрашивать?! Она скорей язык себе выдернет и голову оторвет!

В некотором роде, такое поведение Алю и берегло. Над нею насмешничали, да. Давно списали в изгои. Без пакостей и подковырок она не помнила дня. Но руку поднимать остерегались. Последствия выходили плачевные.

Если деваться было некуда, Алю словно подменяли. Из безответной и слабой она превращалась в фурию. Царапалась, кусалась, вцеплялась ногтями в лицо. Сопротивлялась до последнего, пока изнеможение не свалит. Да еще и молча, отчего противникам и зевакам становилось жутко вдвойне. Поэтому драки с девочкой старались не затевать. Обычно. Сегодняшний случай вполне подходил под исключение.

Как любой истинный авторитет, Матвей не мог пожаловаться на отсутствие поклонниц. Выигрышное положение вожака с лихвой компенсировало недостатки внешности. Школьные кокетки едва ни в очередь становились — за августейшим вниманием и сопутствующим ему титулом подруги. Нынешняя официальная 'девушка' голубоглазая и светлокудрая Лена, та самая, что пожелала запертой в гараже пленнице обратиться за помощью к грызунам, была действительно красива, неимоверно избалована и являлась счастливой обладательницей сразу двух братьев-крепышей, учащихся классом младше. Привилегированное положение сестры соответственно сказывалось на братиках. Они безнаказанно задирали погодков, увлеченно гоняли малышей, всласть обижали девочек. Но больше всего обожали — измываться над живностью.

Они называли это 'научными экспериментами' и потом гордо демонстрировали кривящимся, воротящим носы приятелем очередную искалеченную тушку. Справедливости ради следует уточнить: экспериментировали юные вивисекторы на зверушках маленьких и безответных. Могли распотрошить голубя или надуть через соломинку лягушку, или забросить ящерицу в банку с кипятком. А вот сегодня — добыли где-то крыску.

Время было обеденное, народ зависал в столовке. Школьный стадиончик до времени опустел. Мучители сначала привязали зверька за хвост нейлоновой длинной нитью и самозабвенно обстреливали отчаянно пищащую мишень заблаговременно собранной щебенкой. А когда выдохшаяся, чуть живая жертва обессилено затихла, вознамерились сжечь ее живьем.

Заприметившая издали неладное Аля вмешалась как раз в критический момент. Огрев одного из мальчишек по затылку подвернувшимся огрызком штакетины, она от души пнула подоспевшему ему на выручку братца в пах и, подобрав безжизненное мятое тельце, бегом припустила прочь, не оборачиваясь на долетающие яростные выкрики и истерические угрозы.

Спрятавшись на рабочем дворике, у кочегарки, девочка перевела дыхание и принялась обследовать спасеныша. На первый взгляд, ситуация складывалась плачевно. Крыска в себя не приходила, только тихонько вздрагивала и шевелила окровавленным носиком. Большая часть хвоста оказалась размозженной прицельно ударившим камнем, а примерно треть спинки носила следы огня. Но Аля и не думала сдаваться. Собравшись с духом, она кусочком стекла отсекла изувеченный хвост, перетянула повыше среза обрывком нитки и, завернув крысеныша в отстегнутый капюшон курточки, помчалась в школьный медпункт.

Ей повезло. Фельдшерица, не вникая в подробности выдуманной наспех истории о порезе, вручила девочке пузырек с перекисью, стрептоцид, кусок ваты и бинт, и отправила ее восвояси. Рассовав медикаменты по карманам и забрав из класса рюкзак, Аля возвратилась к кочегарке. Укрывшись в закутке у водостока, она занялась врачеванием. Сняла остановившую кровотечение нить. Обработала перекисью культяпку и засмоленную спинку. Раздавив таблетку стрептоцида, присыпала поврежденные места. Потом выудила из рюкзака бутылочку с недопитым холодным чаем и попыталась крыску напоить: обмакивала пальцы в жидкость и целилась капелькой в полуоткрытую крохотную пасть. Крыска изредка сглатывала, из чего Аля сделала вывод, что какая-то часть чая по назначению все же попала, а потом, вдруг, тоненько чихнув, отодвинула голову. Аля сразу отставила чай.

Она понимала, что ее помощь — капля в море, и если у зверька повреждения внутренностей, он все равно неминуемо умрет. И от этого больнее было стократно. Она, которая не страшилась вида крови и упрямо улыбалась в ответ на причиняемую боль, сейчас плакала от жалости к невинному, беспомощному, отвратительному в глазах людей существу, всем сердцем умоляя... Бога ли? Природу? Судьбу?.. Чтоб ему сохранили жизнь.

Держа звереныша в сведенных ковшиком ладонях, Аля уселась на колени, прислонившись плечом к стене, и сосредоточенно согревала его дыханием. С безумной, ниоткуда зародившейся надеждой — вместе с выдохом она передает крыске частицу себя, собственной жизненной силы. Если не собьется и постарается, это поможет... Если очень-очень. Изо всех сил!..

В ладонях наметилось шевеление. К губам притронулись, пощекотали теплым. Аля отстранилась, боясь поверить. Встретилась взглядом с блестящими антрацитовыми бусинками. Осторожно погладила пальчиком шелковистую пепельную шерстку. Крыска извернулась, обхватила палец лапками. Внюхивалась долго, словно запоминала. Выпустив, неожиданно широко зевнула и свернулась серым клубочком, упрятав мордочку в серебристый живот.

Понаблюдав за пациенткой и убедившись, что опасность все-таки миновала, и крысеныш просто крепко спит, Аля бережно переместила зверюшку обратно в капюшон. А капюшон, аккуратно пристроила в основное, самое вместительное отделение ранца поверх уложенных плашмя учебников.

В самом розовом, крылатом настроении, взвалив рюкзак на плечо, Аля миновала двор, стадион, приблизилась к воротам и... обреченно остановилась.

Ее давно поджидали.

* * *

Секунд тридцать она боролась с растерянностью — вдруг передумают и возвратятся? Потом охнула и наощупь побрела вглубь вонючей, влажной темноты, всматриваясь и шаря вокруг себя руками. Рюкзак отыскался в стороне, у груды истлевшего тряпья. Прихрамывая, Аля вытащила его поближе к свету, трясущимися пальцами расстегнула.

Сначала, конечно, они допытывались, куда Аля спрятала крысенка. Обещались звереныша в Алином присутствии: в асфальт вкатать, на костре поджарить, шкуру снять, так далее и тому подобное. Но девочка, безмятежно угрозы выслушав, равнодушно посоветовала для начала обыскать. Ее саму, вещички, а лучше — прилегающую территорию, по сантиметру. Мол, она с удовольствием понаблюдает, как толпень великовозрастных обормотов будет разыскивать давно и прочно смывшуюся крысу. Мальчишки, конечно, рассвирепели. Но — удивительное дело! — поверили Але беспрекословно. И перенесли злость на нее саму. Вот поэтому колено сейчас и болит. И рука. И бок... Да и хрен бы с ними!

Капюшоновый сверточек сверху примялся, Аля его расправила, отогнула края. Наружу высунулась деловито щупающая воздух усатая носопырка, следом — клиновидная мордочка и настороженные круглые ушки. Аля подставила ладонь, и крыска тотчас на нее вскарабкалась, будто по жизни только и делала, что сидела на человеческих руках.

— Привет, малыш. — Прошептала девочка нежно. — Я очень за тебя рада. Так рада, ты не представляешь... И по-моему, ты у себя дома. — Она грустно обвела рукою свою нечаянную тюрьму. Крыска приподнялась на задние лапки, вытянулась столбиком, и еле слышно зацокала. Аля пересадила ее на плечо и начала рыться в рюкзаке. Поиски увенчались успехом. В боковом внутреннем кармане нашелся вчерашний бутерброд, а на дне большого отделения — кусочки овсяного печенья.

Алины глаза к полутьме уже притерпелись, и теперь она могла в деталях рассмотреть их с крысенышем место заточения. Впрочем, не так. Крыска отсюда наверняка сумеет свободно уйти, но вот Але малой кровью не отделаться. Гараж старый, но строился на совесть. Окошки-отдушины незаметны, скорее всего — на зиму заложены. И вообще, ветхой развалиной, если отмести завалы из хлама и гниющие зловонные пятна, помещение не смотрится. Возможно, законный хозяин временно о нем подзабыл, и этим воспользовались ушлые бомжи. Срезали замки, утянули что можно, раскурочили остальное и превратили в гибрид туалета с ночлежкой. Брр!..

Крыска увлеченно хрустела печеньем. На закуску Аля выделила ей хлебный мякиш, смоченный в остатках чая. Девочка несказанно обрадовалась, когда обнаружила, что не выбросила бутылочку и не забыла у кочегарки. Без еды она продержалась бы запросто. Но отсутствие питья — серьезнее, чем просто неприятность.

А неприятности в одиночку не подкатывают. Алю подстерегала новая беда. Холод. Он все настойчивей давал о себе знать. Девочка уже обошла гараж вдоль и поперек раз двадцать. Обстукивала стены в надежде наткнуться на отдушину, просматривала квадрат за квадратом цементный изгаженный пол и потолочные перекрытия, всем весом налегала на двери, в надежде хоть капельку их приоткрыть. Тщетно. Откуда-то из под крыши продолжал проникать тусклый свет, не смотря на то, что время по Алиным подсчетам было уже позднее. Наверно, полнолуние. И туч нет. Слава богу, хоть что-то хорошее, но... Плакать хотелось с каждой минутой сильнее.

Прихватывал морозец, и от дыхания вздымались облачки пара. В тело ввинчивался, нарастал озноб, ступни и ладони противно немели, хоть она без конца растирала их, притоптывала ногами, приседала. И еще ее клонило в сон. Чем дальше, тем больше, нестерпимее.

Просила же маму купить мобильный. Пусть захудалый, дешевенький и подержанный. 'Баловство это... У нас денег нет... Потерпи до лета... Может, позже...'

Дотерпелась, блин, дождалась!.. А придурки эти раньше завтрашнего утра не явятся. Им же нужно примерно ее наказать, чтоб потом всей школой косточки перемывать и пальцем тыкать. Неужели не боятся, что ее искать станут, что случится скандал?! Совершенно верно — плевать им. С высокой превысокой колокольни.

Красивое словечко — маргинальный — означает вовсе некрасивую вещь. Что ты, фактически, отброс и отщепенец. И в глазах обеспеченных ценишься много меньше, чем какой-нибудь породистый той-терьер. Пожалуйста, не спорьте. Соврете сами себе.

Что сделают ее родители, когда обо всем узнают? Кинутся ли они на разборки? Заявят на виновных в милицию? Предъявят претензии школе?.. Послушайте, не смешите. Только не Алина семья!

Всего и всех боящаяся мама, вкалывающая без роздыху в погоне за добавочной копейкой, и годами никого вокруг не видящий кроме ненаглядных 'поллитровочек' отец. Ей дома светит выволочка, если не порка. Потому что: 'сама виновата! Головой надо было думать!' и 'совсем сдурела девка! Это ж сообразить такое — крысов защищать!'

Кстати, где ее подружка? Аля огляделась вокруг. Шуршание и топот маленьких ножек, раздававшиеся поблизости, отвлекали и не давали упасть духом. Но теперь звуки затихли, и одновременно с давящей тишиной принялось наваливаться одиночество. Звереныш ушел. Ниточка оборвана. Ей страшно, господи, как же ей страшно!

Стуча зубами и всхлипывая, Аля взобралась на сваленные в уголке доски и попыталась обернуть себя подобранным куском рубероида. Свинцовыми волнами наплывала дремота. Кружилась голова, тошнило. Аля натянула поглубже капюшон, поджала ноги, спрятала ладошки в рукава. Она больше не может. Ей надо поспать.

Спать!.. Будь, что будет...

* * *

Мочку ожгло уколом. Аля вскинулась, схватилась за ухо пальцами. В недоумении ощупывала, поднесла руку ко рту. Тронула языком, ойкнула. Кровь. И ухо печет! Как будто ее... укусили?!

В панике потерла глаза, дрожа и вздыхая, вгляделась. Напротив, над торчащей из кучи жердью, теплилась красным мерцающая пара огоньков.

Не подумав, протянула к огонькам руку. Тут же отдернулась, замерла. Следом за рукою из темноты качнулась, выплыла заостренная хищная голова.

Взрослая крыса. Небывалых, огромных размеров. Сгустившийся сумрак размывал, растушевывал ее контуры, превращая исполинского грызуна в ожившего сказочного монстра. Облыселая, исчерченная шрамами морда, глубоко посаженные злобные глаза. Девочка в ужасе отодвинулась, вжалась спиною в доски, прикрыла шею ладонями, боясь лишний раз вдохнуть. 'Пожалуйста, пожалуйста, не трогай! Я ничего тебе не сделала! — просила мысленно, глотая слезы. Словно животное могло услышать и тем более понять ее объяснения. — Прости, что заняла твое жилище. Я не могу уйти, меня заперли...'

Крыса подобралась горбиком. Спрыгнула. Неторопливо подошла. Усевшись на задние лапы, изучала — глаза в глаза. Аля обняла себя руками.

— Ххолоддно! — пожаловалась натужно, выбивая зубами дробь. — Оччень. Ноги болят...

Крыса потянулась, балансируя, ткнула носом в живот. Шумно втянула воздух. Протяжно и сипло взвизгнула. В следующий миг окружающее Алю пространство преобразилось. Заполнилось топотом, шелестом, треском.

Приземистые гибкие тела. Перетекали, прыгали, кружились. Съезжали по стенам. Шлепались с потолка. Просачивались в невидимые щели. Сновали деловито ручейками. Кишели между досок и тряпья.

Ближайшие отряды грызунов начали окружать девочку. Подобравшись вплотную, ринулись по одежде вверх. Закричав, она принялась отбиваться, но не успела и нескольких отбросить, как оказалась буквально погребена. Взобравшись на Алю и уцепившись, крысы повисали без движенья. По ним карабкались следующие и снова повисали — на собратьях. За считанные минуты Аля оказалась внутри тяжеленного и дурно пахнущего, но удивительно теплого кокона. Свободными оставались только лицо и руки до локтей, руками Аля держалась за доски, упорно пытаясь встать. Если она поворачивалась, крысы возмущенно попискивали и тоже меняли положение, чтобы не свалиться. Но ни одна из них Алю не кусала.

Первый шок миновал, заодно отступила истерика. Прислонившись к доскам спиной, девочка позволила себе расслабиться и медленно-медленно, постепенно, выпрямила ноги. А потом, осмелев, упрятала под живое одеяло и руки, удобно сложив ладошки на животе.

Тело полностью отогрелось, и теперь ее снова затягивало в сон. Веки тяжелели, неумолкающие скрежет и треск сливались в монотонный гул. Крысиные стайки в гараж продолжали прибывать, но основная их масса скапливалась где-то в глубине, под противоположной стенкой. Оттуда слышалась громкая возня и аккорды сердитого писка.

Невзирая на шум, Аля крепко уснула.

* * *

Она взбирается на обрыв. Нащупывает пальцами опору. Прилегает всем телом, распластываясь чтобы не упасть. Далеко под ногами колышущееся пальмовое море. А поверху топорщатся косо изгрызенные каменные выросты. Похожие на разверстую пасть сраженного намертво обвалом, гигантского доисторического змея.

Она обязана туда выбраться. Конечно, если хочет обмануть погоню и малость еще просуществовать. Идея, в общем, утопическая — все равно счет каплет на дни. И смерти пугаться поздно. Но покорно ожидать нападения, точно отданная на заклание овца?!.. Не выгорит вам такого счастья. Выкусите, господа хорошие. Она вам еще нервишки потреплет. И с собой на тот свет заберет!

Ландшафт, вдруг, переворачивается, стремглав уносится вниз. Она наблюдает сверху, с высоты орлиного полета, как по отвесному голому склону спешно карабкается миниатюрная человеческая фигурка. На ней высокие сапоги и мешковатые кожаные бриджи. Наискось через спину брошен ремень перевязи с болтающимися на бедре ножнами и подобием легкого арбалета. Черные длинные косы свободно развеваются на ветру. Но Аля знает наверняка: спешащий наверх — мужчина...