Анимаги

Я заставил себя идти дальше. Пот пропитал мою футболку, хотя на улице не было осо-бенно жарко. Сделав еще несколько шагов к сараю, я понял, что больше так остро не чувствую запахов.

И то слово — не пойму, в чем дело, но оно вдруг начисто забылось. Кажется, на "о"... или на "у" начинается?

До сарая оставалось шагов десять, я обогнул заросли крапивы и увидел Корнея. Тот сто-ял на углу, ждал меня.

— Быстрее начнем, быстрее ты отправишься в больницу, — сказал он и хохотнул над своей "крутой" шуточкой. — Давай, ластами шевели!

— Замолкни, — огрызнулся я.

— Или?.. — Ощерил Корней свои желто-черные зубы. Я и без острого нюха улавливал вонь, которая шла из его пасти.

Мы зашли за сарай, а я все думал о том странном слове. Почему мне вдруг так стало важно его вспомнить?

"Наверное, оно из какой-то книги. Пришло на ум, ничего такого странного".

Допустим, слово из книги, но почему у меня так обострилось обоняние?

Через секунду я обнаружил, что стою напротив Корнея, и нас разделяет всего шагов пять-шесть.

Справа — стена сарая, слева кривые деревья, кусты, заросший сорняками бурелом. Из него навстречу нам уже летели злющие голодные комары.

Ненавижу комаров!

— Короче, дохляк. Я тут долго терпел типа, думал, ты типа за ум возьмешься... — Кор-ней говорил и извивался, очевидно, представляя, что он рэпер и записывает клип. — Но ты как бы не въезжаешь. Я тут хозяин. Кого хочу, того прессую, тебя спрашивать не буду. Усекаешь, вобла?

Корней изо всех сил строил из себя крутого, но губы у него дрожали.

— Если типа встанешь на колени и извинишься, я тебя типа прощу... и поедешь к новой мамульке под бочок. Все будет чики-пики, понял?

— А если нет? — спросил я. — Если не встану?

— Тогда по-плохому будет, чего!

— Я ведь не боюсь тебя, сам знаешь. Даже если бы дружки твои тут были, мне до лам-почки.

Корней усмехнулся, запустил руку в карман и вытащил что-то. Раздался тихий щелчок.

— Попробуй типа. — Вожак Троицы показывал мне кнопочный нож с кривым лезвием. — Против этого, да? Кишка не тонка?

Я нисколько не удивился, мне даже жаль стало этого увальня. Он потеет от страха и да-же нож не дает ему той уверенности и превосходства, на которые Корней рассчитывал.

А почему? Потому что я не боялся. Более того, злость во мне разгоралась сильнее с каж-дой секундой.

— Ты хоть пользоваться этим умеешь? — Я указал на нож. — Смотри, порежешься.

— Я порежу тебя! — Расставляя слова, выпалил Корней и сделал шаг в мою сторону. — Сам напросился... Не надо было...

И тут произошло то, что бывало уже не раз.

На меня нашло какое-то затмение. Я ничего не помнил, не видел, не слышал — было даже чувство, что мое место занял кто-то другой.

— Эй, ты чего это... — спросил Корней.

В его голосе звучал страх, нет ужас, и я сам, признаться, немало струхнул.

"Агерракх!"

Вот оно, то самое непонятное слово. Опять призрачный голос произнес его внутри моей головы. А затем я ощутил, что стою на земле и упираюсь в нее всеми четырьмя конечностями. Я чувствую каждый камешек, каждый комочек земли, каждую травинку и листик. Но мало то-го, мой нос опять стал принимать новые запахи. Он работал, точно радио, настроенное на все частоты одновременно.

— Эй!.. Не подходи! — завизжал Корней.

Его страх я ощущал сильнее всего. Острый и будоражащий.

Перед тем, как странные ощущения пропали, я увидел его. Белый, как сметана, увалень пятился от меня.

Я зарычал, проведя языком по губам. Мой рот заполняла слюна, и очень хотелось есть. Ужасно хотелось!

Помню, сделал шаг, другой, с легкостью переставляя лапами... и тут Корней побежал. Ломанулся, не разбирая дороги, прямо через заросли, где обычно никто не ходит. Я кинулся было за ним — безотчетно, подчиняясь какой-то силе, что жила внутри меня, но остановился. Не хотелось лезть в крапиву и репей.

А затем все кончилось...

Я обнаружил, что стою рядом со стеной сарая. Один. Нож, которым мне угрожал Кор-ней, торчал из земли. Видимо, гопник выронил его, и тот воткнулся сам.

Вожак Троицы давным-давно сбежал, и у меня не было желания выяснять куда.

"Что-то произошло... уже не помню, — с отчаянием подумал я, мотая головой. Краткие, смутные воспоминания рассыпались, и мне не удавалось собрать их воедино. — И то странное слово. Как же оно звучит?"

Позади меня раздались шаги. Я обернулся. Вовка Сорин высунулся из-за угла сарая.

— Он убежал...

— Знаю, — ответил я.

Очкарик мигнул, ничего не понимая.

— Вы подрались? Ты ему врезал? — Говорил Вовка шепотом и постоянно озирался. Возле корта был какой-то шум.

— Да ничего я ему не сделал, мы просто говорили, а потом... — Я посмотрел на нож, наклонился, поднял его и зашвырнул подальше в заросли.

— Потом?

Ох уж этот Вовка! Все ему знать нужно.

— Потом он дал деру.

Что еще тут можно сказать? Признаться, что у нас обоих ни с того ни с сего поехала крыша?

Сорин подошел ко мне.

— Они сбежали, все трое.

— Корней что-нибудь сказал? — спросил я. Увалень своими глазами наблюдал мое пре-вращение, и оно его напугало до смерти. Поэтому — и иной причины нет! — Корней и сбе-жал.

Я устало потер виски. Чувствовал, как слабость разливается по мышцам. И не мешало бы переодеться: пот пропитал одежду, хоть выжимай.

Комары накинулись на нас с Вовкой, поэтому нам пришлось срочно ретироваться. У корта толпился народ, даже девчонки пришли узнать, из-за чего такое волнение.

Как я уже говорил, не люблю быть в центре внимания, но мне пришлось терпеть. Сей-час все смотрели на меня, точно на поп-звезду, которая посетила наш убогий провинциальный уголок.

"Конечно, — напомнил я себе, — я ведь победил чудовище и превратился в героя. Толь-ко вот мне далеко до Гарри Поттера, и волшебной палочки у меня нет".

Осталось понять, что именно произошло.

Хотелось бы знать ответы и на другие вопросы. Что сделает теперь Святая Троица? По-бежит ли Корней к директору или, может, настучит кому-то другому?

Для Святой Троицы преподы и директор — враги номер один. Гопники противопостав-ляют себя миру взрослых и ведут, в своем собственном представлении, с ними безжалостную войну. Значит, вряд ли Корней побежит плакаться Катафалку в жилетку. И уж точно не физру-ку или биологичке. Власти — полиция! — отпадают в принципе. Троица состоит на учете, по-этому Корнею и его дружкам лишний раз светиться перед копами довольно опасно. Начнется разбирательство, всплывет нож... нет, никаких властей. Корней не будет рисковать.

Парни и девчонки галдели, пересказывая друг другу то, что видели пару минут назад.

Сначала из-за сарая выбежал Корней, говорили, он был белый, как мел, и волосы его стояли дыбом. Промчавшись мимо группы малышей, которые даже испугаться не успели, он подскочил к своим дружкам и что-то им сказал. Уже через секунду Троица улепетывала так, что пятки сверкали.

Согласен, событие небывалое для нашего интерната, но не нужно забывать, что Корней вернется. Не сегодня, так завтра. И невозможно предсказать, какую мерзость выкинет на этот раз. Над ним прилюдно смеялись — он этого не забудет никогда.

Физрук появился как всегда неожиданно и гаркнул на толпу:

— А ну разойдись! Что у вас тут!?

Пацаны, девчонки, малышня, большаки кинулись врассыпную. Я и Вовка, и еще не-сколько моих приятелей бросились в сторону от основной массы народа и обежали здание, оказавшись с другой стороны.

Физрук что-то кричал нам вслед, но мы лишь хохотали и визжали на ходу. Через минуту я почти забыл о происшествии у сарая. Ромыч Елькин притащил мяч, и мы стали гонять его по газону, обозначив камнями ворота. Вовка оказался в другой команде и смог забить нам целых два мяча. Невероятно! Очкарик, освобожденный от физ-ры, с его-то зрением, смог обвести опытных игроков! Даже меня, хотя я всегда отлично играл в нападении. Уведя мяч из-под мо-их ног, Сорин ударил с центра поля и забил. Под наши разочарованные вопли противная ко-манда принялась бегать и скакать словно на самом настоящем чемпионате.

Я же свалился в траву. Я не расстроился, нет, просто сейчас мне было хорошо. Я смот-рел на голубое небо с белыми клочьями облаков и думал о том, что, наверное, больше никогда не поиграю с друзьями в футбол вот так.

Мне было грустно, но грусть быстро прошла. Команды поменялись воротами, и начался новый тайм.

Глава 5

Тот Самый Момент наступил.

Я стоял, закинув рюкзак с вещами за спину, и чувствовал, как дрожат колени. Рядом пристроился Катафалк, сияющий и гордый, точно папаша, чей отпрыск победил на олимпиаде по математике. Позади бубнила целая толпа преподов. Думали, я не слышу? Слышу, и вовсе не в восторге, что мне приходится забивать голову разными взрослыми глупостями. И с какой стати надо было устраивать из моего отъезда целое представление?

Не иначе, все они радуются, что, наконец, я покину это гостеприимное местечко. Одним трудным меньше. Интересно, если Корней и его дружки свалят куда-нибудь, что преподы устроят в их честь? Праздничный банкет с фейерверком?

Я поднял голову. Каждое окно на фасаде пестрело детскими физиономиями, детей было так много, что, казалось, еще чуть-чуть, и они станут вываливаться через подоконник.

Мои друзья и поклонники, все те, кто видел во мне героя, обратившего в бегство Свя-тую Троицу, пришли проводить меня. Вот чьим вниманием я дорожил, вот с кем хотел прове-сти больше времени. Но нельзя. Я теперь чужой, между нами уже пролегла незримая черта. Я — везунчик, а они остаются здесь, никому не нужные, дети на гособеспечении.

Вовки Сорина видно не было, зато несколько моих приятелей помахали мне с четверто-го этажа, где жили мальчики. Девочки не остались в долгу, и в мою сторону полетели воздуш-ные поцелуи. Никогда особенно не стеснялся, но тут в меня словно влили ведро краски. По-слав наверх кривую улыбку — я крутой парень, им и останусь! — я заметил, как в сторону крыльца движется "бэха". Новая, блестящая, полированная до зеркального блеска, и потому жуткая. Словно не машина, а призрак, принявший ее облик. Или, может, подчиняясь какой-то магии, это образ, пришедший из фильма про бандитов?

Гомон сразу стих. Преподы и ученики молча смотрели, как "БМВ" останавливается напротив крыльца, метрах в трех.

— Вот и он, — сказал Панич, положив руку мне на плечо. — Нравится?

Я с трудом проглотил слюну. Я не мог сказать, нравится мне или нет. Думал, ну приедет какой-нибудь зажиточный фермер на грязном внедорожнике, выйдет, поправит кепку и ска-жет: "Вот и еще один работничек". А потом отвезет меня в свою здоровенную халупу, где все вкалывают с утра до вечера: выгребают навоз из-под коров, заготавливают сено, кормят кур и прочую живность.

Катафалк это нарочно! Хотя я и допытывался, но так и не узнал от него ни одной полез-ной детали.

Наверное, хотел посмотреть на мое лицо... Что ж, любуйтесь, уважаемый господин ди-ректор...

Я понимал, что выгляжу как последний дурак с этой отвисшей челюстью. Такие авто-мобили разве что олигархам по карману. Да кто такой этот Казанцев?

Внезапно мне захотелось убежать. От машины исходила какая-то странная аура, она пу-гала меня. Будет я собакой, например, то шерсть на моем загривке давно встала бы торчком, я бы оскалился и зарычал.

— Не беспокойся ни о чем, — вкрадчиво прогудел надо мной Катафалк. Его рука все еще лежала на моем плече, поэтому он без труда чувствовал мою дрожь.

— Вам легко говорить, — ответил я сквозь зубы. — Надеюсь, вы не сдали меня каким-нибудь ненормальным? Или торговцам детьми.

— Что? — изумился Марк Алексеевич. — Нет, ни в коем случае. Просто тебе повезло, Ким. Я уверен, каждый из ребят мечтает оказаться сейчас на твоем месте.

— Ага!

Дверца водителя открылась, и из нее показался парень двадцати с хвостиком лет, насколько я мог судить. На нем не было черного строгого костюма, который носят водители важных персон, а обычные синие джинсы, кроссовки, толстовка с капюшоном. Волосы корот-кие, художественно растрепаны, лицо — хоть сейчас на обложку журнала.

Очевидно, о том же самом подумали и наши девчонки. Чутким ухом я уловил вздохи, доносящиеся сверху.

Парень тоже услышал их, поднял руку, приветствуя толпу, смотрящую из окон, а затем подошел к нам. Поздоровался со всеми, очаровав мимоходом женскую часть преподаватель-ского состава.

— Игорь. — Он протянул руку мне, я пожал ее, чтобы не ударить в грязь лицом.

— Ким.

Мне пришлось собрать всю волю в кулак.

"Пусть видит, что я не сбит с толку и не боюсь", — подумал я.

Игорь широко улыбнулся и играючи принял из рук директора папку с документами. Ка-тафалк заверил его, что все формальности соблюдены, можно ехать.

— А вы водитель? — спросил я, помешав обмену любезностями между Игорем и дирек-тором.

— Водитель. И уполномоченное лицо.

Обычно все было по-другому, я уж точно знаю. И социальный работник всегда присут-ствовал при передаче ребенка из рук в руки.

Почему сейчас так? Почему спешка?

Странный этот мой новый папаша. Сам вот не приехал, прислал водителя, который сво-ей внешностью запросто всех смазливых актерчиков заткнет за пояс.

— Готов? — спросил Игорь у меня. Говорил он точно мы давние приятели или братья.

— Готов.

— Тогда... — Он указал на машину.

Я стиснул зубы, буркнул Катафалку: "До свиданья!" — и отправился к машине. Дернул ручку пассажирской двери сзади, бросил последний взгляд на интернат, в котором прожил два с половиной года, и влез в "БМВ" словно всегда только этим и занимался.

Изнутри машина была дворцом, ни отнять, ни прибавить.

"Поскорее бы отсюда убраться", — подумал я, зная, сколько глаз смотри сейчас в мою сторону.

Мне было, откровенно признаться, стыдно. Знаю, о чем думали мои одноклассники, со-седи по этажу, друзья.

Я — везунчик. Ким Столетов выиграл в какую-то лотерею и сорвал джек-пот.

Игорь перекинулся еще несколькими фразами с Паничем, махнул рукой и уже через мгновенье скользнул за руль.

— Там в мешке есть, что перекусить, — сказал он, пристегивая ремень и включая сте-реосистему. Заиграло радио, низкие частоты прокатились по полу "БМВ", обняли меня, добра-лись до головы. Какое странное чувство. — И сок. Газированная вода.

Я только сейчас заметил рядом с собой большой целлофановый мешок.

— Спасибо. Не хочу, — буркнул я.

Думаете, мне не хотелось чего-то такого? Очень хотелось. Таких, как я, жизнь не балует, однако и давать Игорю повод думать, что меня легко купить, я не хотел.

— Как знаешь.

"Бэха" развернулась и поехала прочь, мимо знакомых стен, мимо окон первого этажа. Я приник к стеклу, провожая взглядом свой дом. Старый дом... И, кто знает, будущий новый. Как только моя новая семейка поймет, что я за фрукт, меня отправят назад. Но ничего, пережи-ву, не в первый раз.

Машина разгонялась, Игорь вел мастерски, непринужденно, с самым беззаботным ви-дом.

Я же все смотрел назад, пока интернат не скрылся за стеной высоких, качающихся на ветру тополей.