Технократы и имперцы

Впрочем, все были слишком заняты тем, чтобы побыстрее навести чистоту и успеть на завтрак.

Завтракать Сигрид и Таллан повели Лауру в кают-компанию, а коспехи под предводительством сержантов отправились куда-то ещё.

Кают-компания на "Антаресе" была такой же тесной, как и прочие помещения на крейсере, но уютной. На настенных экранах бесшумно крутились какие-то пейзажные ролики, стол был накрыт накрахмаленной скатертью.

За столом сидели шестеро офицеров. Когда Сигрид подошла к столу, пожилой офицер, видимо, старший из присутствующих, сказал:

— Фрёкен Сйошерна, Ева сейчас на вахте, поэтому хозяйка кают-компании — ты, — и указал ей место во главе стола.

В этот момент раздался громкий стук в дверь.

Стюард выглянул туда и громко объявил:

— Капитан просит разрешения войти в кают-компанию.

Сигрид встала, внимательно оглядела присутствующих, и торжественно произнесла:

— Поскольку господа офицеры не возражают, я, как хозяйка, приглашаю орлогскапитана Вестландкрона в кают-компанию крейсера "Антарес".

Капитан вошёл и скромно уселся сбоку.

— Это почему тут такие церемонии? — шёпотом спросила Лаура у Таллан.

— У них, в смысле у флотских, считается, что в кают-компании капитан только гость. И может войти, только если разрешат. Хозяйкой кают-компании, которая может разрешить, обычно бывает старшая из женщин-офицеров, а если женщин в экипаже нет, то старший помощник. И вот из-за того что стармех Ленсман на вахте, кэпа приглашает Сигрид, — друидка прикрыла рот ладонью, с трудом сдерживая смех.

Лаура не поняла, что такого смешного нашла в этой ситуации её соседка по каюте, но решила этот вопрос выяснить чуть попозже.

За завтраком молодой офицер с эмблемой в виде шестерёнки на рукаве спросил у Таллан:

— Ты сегодня мне поможешь?

— Угу, — не переставая жевать, кивнула та.

— Значит в три склянки около второй гидропонной секции.

Когда девушки вернулись в каюту, Таллан быстро переоделась во флотскую робу, которая у неё тоже была, и исчезла. Сигрид же расположилась на своей койке с планшетом в руках.

— А куда это пошла наша соседка? — спросила у неё журналистка.

— Ну ты же слышала, на завтраке лейтенант Ларсон попросил её помочь с гидропоникой. Она же с любыми живыми существами возиться умеет, и если где-то непорядок, просто его чувствует. Без неё Сванте пришлось бы целый день возиться, мерить pH, кислород, брать пробы водорослей и смотреть в микроскоп, прежде чем разобраться что с ними не так, а Таллан ему минут за пятнадцать всё диагностирует.

— Слушай, Сигрид, у тебя есть немножко времени для меня?

— Ах да, я же тебе вчера обещала помочь с картинкой над койкой.

— Картинка ладно, я тебя кое о чем поспрашивать хотела.

— Спрашивай, конечно, я же вижу, что тебе у нас многое непонятно.

На следующее утро

Норман Картрайт, главный редактор "Нью-Марсель Таймс", как всегда, пришёл на работу в полвосьмого утра. Так можно успеть проглядеть утренний выпуск до того, как его в девять утра выставят на сайт, выяснить не случилось ли за последние часы чего важного, из-за чего выпуск придётся перетрясать и вообще подготовиться к суматошному дню редактора одной из ведущих газет.

Небольшая заметка "сегодня ночью полицией и приданным взводом космической пехоты проведена операция против организованной преступности. Один из погибших при оказании сопротивления гангстеров опознан как дон Россо, глава Красного клана" не привлекла его внимания.

Но потом он взялся за разгребание электронной почты и начал с письма со скромным заголовком "Аналитическая записка". Под этим заголовкам скрывался набор рекомендаций непосредственно от Машины, как надо строить политику издания в течение ближайших нескольких дней, какие акценты надо подчеркнуть, какие факты замолчать.

И вот тут-то он и прочитал про то что стоит обратить общественное мнение на проблему существования организованной преступности.

"Интересно, — подумал он, — когда в редакции Джеймссон появится. Она у нас вроде специалист по кланам."

Буквально следующий абзац разрушил все его надежды:

"Ваше решение отправить Лауру Джеймссон в командировку в Империю, несомненно было удачным. У населения Конфедерации складывается впечатление, что она представляет собой единственную цивилизованную силу в обозримом Космосе. Вега-Терранский Союз воспринимается как ещё один окраинный мир, осколок предыдущих волн Экспансии, самостоятельного политического значения не имеющий. Появление достоверной информации, что буквально в нескольких световых годах от Сликампера существует Империя, объединяющая сотню планет, и столь же цивилизованная, как и мы, но по-другому должна сплотить население".

"И когда это я успел принять такое решение?" — подумал Норман.

Потом взял телефон, позвонил в порт, благо с начальником таможенной службы он был знаком ещё с тех давних пор, когда сам был рядовым корреспондентом, а тот, соответственно, обычным инспектором, и поинтересовался:

— Джо, ты не в курсе, когда моя сотрудница улетела в Империю? Лаура Джеймссон её зовут.

Джо, как ни странно был в курсе.

— Ага, в три часа ночи. На имперском крейсере "Антарес" если тебе зачем-то это надо. Так что билет ты вряд ли к делу подошьёшь.

Тут у нас вообще ночью такое творилось. Десантные боты туда-сюда летают, коспехи в бронескафандрах бегают. Причём не только наши, в серебристых, но и имперские, в синих. А потом начальника ночной смены вызывает лично Боб Дайсон, представляет ему твою Лауру и говорит, поставь ей быстро штамп о выезде с конфедеративной территории. А рядом с ней два имперских коспеха в броне, имперский же капитан в парадной форме, и мужик в штатском, говорят имперский посол.

Аристократическая помолвка

— Сигрид, — спросила Лаура, — а у тебя с капитаном что-нибудь было?

— В каком смысле? — удивлённо тряхнула волосами лейтенант.

— Ну я заметила ваш разговор о том, должна ли опекать меня лейтенант Сйошерна или Сигрид, которая для капитана милая.

— Ну вообще-то, — Сигрид скромно потупила глаза, — я его наречённая невеста. Лет через десять я уйду в отставку и выйду за него замуж.

— А он тоже уйдёт в отставку?

— Нет, он будет продолжать летать. А я буду ждать его из космоса, судить жителей его графства и рожать ему детей.

— Почему такая дискриминация?

— Так получается. Не могу же я ходить в десантные рейды беременной. Поэтому пока я на службе, у меня овуляция блокирована. Чтобы не было ни риска беременности, ни месячных, которые тоже выводят из строя. А главная цель аристократического брака, это продолжение рода. Поэтому пока я не смогу рожать, брака не будет.

— А почему ты тогда вообще пошла на службу?

— Потому что я была единственным ребёнком в своём роду. У нас ведь как — если род дворянский, то по крайней мере один человек из рода должен служить. А когда папа женился второй раз, он подал в отставку. Почему — долго объяснять. Там много всякого скрутилось в жгут.

Поскольку его брат погиб в бою, у нас была фора в десять лет для того, чтобы подрос кто-то ещё из членов рода. Но подросла только я. Моему младшему брату пока только восемь. Вот через десять лет он пойдёт на службу, и я смогу подать в отставку, не подвергая родных риску лишиться дворянства.

— А если тебя убьют?

— Будет фора десять лет за убитого родича. Торстейн успеет вырасти.

Лауре стало жутковато от того, с какой простотой и естественностью Сигрид рассказывала о том, что фактически пожертвовала своей молодостью для рода.

— А как ты познакомилась с капитаном?

— Я же говорю, аристократический договорной брак. Мачеха Лиза почему-то решила, что не нужно пускать это на самотёк, мало ли кого я найду в училище или на службе. Поэтому надо найти мне жениха достойного происхождения раньше, чем я поступлю в училище.

Её бабушка была когда-то подругой старой графини Вестландкрона, а у той, видите ли, неженатый внук. И вот, четыре года назад, буквально за пару месяцев до того, как мне поступать в училище, к нам в поместье сваливается весь такой из себя капитан Харальд Вестландкрона. Который тут прилетел из рейда немножко отдохнуть, а бабушка ему: "Я тебе, внучек, невесту приглядела. Съезди, посмотри".

Лаура ещё раз смерила взглядом Сигрид, и подумала что вот двадцати ей точно не может быть.

— И сколько же лет тебе тогда было?

— Пятнадцать. У нас в училище учатся три года, с пятнадцати до восемнадцати. И выпускаются фенриками.

— А сейчас тебе девятнадцать? И уже лейтенант?

— А что? Несколько удачных поисков, и вот полоска на погоны и спланировала. Хотя по хорошему счету я только выполняла приказы капитана и слушала советы своих сержантов.

Теперь, может, до отставки в этом звании прохожу. Для комвзвода лейтенант — потолок. А, чтобы расти дальше, надо переходить куда-то, где есть рота или батальон коспехов. Но я от Харальда уходить не хочу. Он правда, здесь тоже в звании орлогскапитана застрял, и дальше расти сможет, только если станет эскадрой командовать. Весь флот же уже знает, что призвание Харальда Вестландкрона — лёгкие силы, и на линкор или авианосец его ставить не надо.

— Так я не понимаю, у тебя с ним договорной аристократический брак или любовь, ради которой не жалко пожертвовать карьерой?

— Ой, Лаура, не надо все усложнять. Я на флот не за карьерой шла. И вообще мне карьера не обязательна. Один адмирал ещё в докосмическую эру сказал, что карьеризм это как мужской орган — у каждого офицера он должен быть, но демонстрировать его неприлично. Так что мне карьеризм по гендеру не положен.

— Это что, пример тех самых двусмысленных шуток, от которых в мой адрес ты предостерегала своих подчинённых?

— Ну да, — пожала плечами лейтенант. — Кстати, вот пример того, что лучше карьеризма. Здесь у меня есть сотня человек, на которых я всегда могу положиться. С ними можно шутить двусмысленные шутки, и они поймут их правильно. Если ты провалишься в какую-нибудь фигню, они тебя вытащат и вообще... В семье я этой поддержки за спиной не чувствовала.

Ну так вот, появляется у нас в поместье такой весь из себя франтоватый офицер, ровесник моей мачехи, здоровается с отцом как старый знакомый, они, оказывается, где-то вместе служили. Ему представляют меня. Я вижу в его глазах что-то вроде: "И это мне предлагается в невесты?!" Хотя потом я очень быстро поняла, что это у меня паранойя.

Потом родители куда-то испаряются по своим делам, а я, значит, жениха развлекай. Но он парочкой наводящих вопросов выяснил у меня, что мне действительно интересно, и предложил показать ему поместье. Мы взяли лошадей и весь день рассекали по лесам. Съездили на озеро, искупались, понаблюдали с вершины сопки, как медведица с медвежатами в малиннике пасётся, залезли на несколько самых симпатичных скал.

Вечером его уложили в гостевой спальне, которая от моей была через стенку и соединена общим балконом. И вот значит, он там лежит, а я лежу у себя в кровати и думаю, а что я за день совместных приключений узнала о капитане Вестландкрона? И понимаю, что ничего. Что вот он на лошади сидит как собака на заборе, но стоически это терпит, что в озере и в горах он чувствует себя очень неплохо. Что мне приятно когда меня на крутом спуске поддерживает его жилистая рука. Всё. Я ему рассказала всю историю рода от основания, все подробности жизни поместья с тех пор как я себя помню, все книжки, которые читала. А он весь день только слушал.

Я выскользнула на балкон, смотрю, в его комнате балконная дверь приоткрыта. Одета я была в старую отцовскую тельняшку, она мне почти как платье, и я её вместо ночной рубашки тогда использовала.

Тихо-тихо влезла к нему в комнату, смотрю он не спит. Лежит, в потолок смотрит. Я тогда прыгнула ему в кровать, села ему на бедра и говорю:

— А теперь ты рассказывай.

— Ты маленькая садистка!

— Это ещё почему? — искренне удивилась я.

— Потому что у меня после твоей конной прогулки и так все мышцы болят, а ты ещё на меня сверху садишься.

Тут я соображаю что с непривычки от верховой езды и правда всё болеть будет и не спит он из-за этого, а не из-за того что ждёт моего появления:

— Ох, бедненький, давай я тебе массаж сделаю. Становлюсь на колени перед кроватью, откидываю одеяло, и начинаю делать массаж.

Потом залезаю к нему под бок. Он начинает меня гладить и очень быстро замечает что я на это не реагирую так, как он ожидает. Спрашивает:

— Сигрид, а ты вообще себе представляешь, что делать с мужчиной в постели?

— Не-а, — отвечаю. — А разве инициатива не должна принадлежать тебе?

— Только не на флоте. На флоте на одну девушку приходится пять-десять парней, поэтому есть железное правило — выбирает всегда женщина. Вот ты через пару месяцев пойдёшь в училище. Там вокруг тебя будут ребята, которым ты быстро начнёшь доверять во всём, в жизни и смерти, в деле и развлечении. Потому что иначе нельзя. Если ты не доверяешь своим товарищам по команде, надо уходить в другую команду.

— То есть, — спрашиваю, — я буду доверять им не меньше, чем я сейчас доверяю тебе.

— Больше, гораздо больше, — улыбается он и дышит мне прямо в ухо. — Мне ты сейчас ещё только хочешь поверить. Одного дня, когда тебя внимательно слушают, мало, чтобы начать доверять по-настоящему. Вот сейчас я тебя касаюсь, а ты напряжена, ты не знаешь что будет дальше, и не веришь, что это зависит только от тебя.

Я лежу рядом с ним и млею. Вот так бы и лежала и лежала. Но ведь постельные отношения подразумевают что-то ещё. Я тихо пихаю его в бок:

— Халле, только от меня? Ну вот я пришла к тебе в постель, а ты только гладишь меня по ноге и усмехаешься?

— Сири, не торопись, — он продолжает усмехаться. — Ты ведь пришла сюда для того, чтобы послушать о том, что я расскажу. Так что давай я рассказывать буду.

Мне его захотелось поколотить. Что я немедленно и сделала. Потом успокоилась и почти до утра слушала его рассказы об училище, о службе на флоте и так далее.

Уже когда небо на востоке посветлело, засыпая у него под боком я поняла, что так и не узнала опять о нём ничего. Зато очень много узнала о том, что мне предстоит в ближайшие годы.

На следующий день он с самого утра запихал меня в самолёт — чтобы прилететь в наше захолустье он взял напрокат в городе летающую лодку — и повёз в город. Вернее, не в город, а в Священную Рощу.

У нас вообще друидов побаиваются, и я тоже. У них власть над рождением и смертью, над разумом и безумием, над болью и наслаждением. Сама бы вряд ли сунулась до самого поступления в училище. Там-то никуда не денешься. Такие манипуляции с репродуктивной системой, как превращение женщины в валькирию, это только к друидам.

Но у Харальда на тот момент было уже другое отношение к друидам. Он считал что Орден кое-что ему задолжал. А друиды долги всегда платят. Поэтому он запросто добился того, чтобы со мной поговорила одна из Старших Матерей нашей Священной Рощи, и более того, чтобы он сидел рядом и держал меня за руку. Обычно такие разговоры ведутся один на один.