Случайный билет в детство

— А-а-а! — Заорал террорист, схватившись за ногу. Вместе с ним завизжала бортпроводница за углом, а из салона неслась какофония криков:

— Сидеть!

— Руки за голову!

— Всем руки за голову!

Истомин проскакивает в салон и орёт в унисон остальным:

— Не двигаться! — И тут же:

— Куда?

Бах! Бах! Бах! — Стреляют в первом салоне.

Я и Карачаев в коридоре, рядом с 'клиентом'. Почему-то нет группы, что должна работать через первую дверь, или они уже проскочили? Сама она в стороне, но проём что-то серо-оранжевое загораживает и при этом шевелится и шипит.

Я прикрываю, а Мишка Карачаев "пеленает" террориста.

Стало светлей и я понял, что за серо-оранжевая масса загораживала проход — это сработал аварийный трап. Он развернулся и выпрямился, а рядом с ним застыли бойцы поддержки. Киваю на выход:

— Давай гаврика туда.

Выкидываем преступника наружу.

Только вылетел скованный и орущий террорист, в проёме, наконец, появляется боец группы 'Борт-раз'.

Понятно, что они не могли войти как раз из-за раскладывающегося аварийного трапа. Только и успели 'Зарю' кинуть. Карачаев проверяет туалет, затем выдвигаемся в салон. Пассажиры сидят, сложившись пополам, с руками на затылке. Скулёж и ор от страха идёт повсюду. Постепенно крики в салоне смолкли, и вдруг...

Бах! Бах! — Это во втором салоне.

— 'Штаб', минус один. Прятался в туалете. Оказал сопротивление. Заряда при нём нет.

Пошли доклады от других групп:

— Второй салон контроль.

— Принято.

— 'Конвой', готов.

— Первый салон контроль. — Докладываю и осматриваюсь.

Бойцы держат свои сектора, посматривая на середину прохода. Там один из бойцов накрыл какое-то тело. Подхожу.

— Что тут?

Тот поднимает лицо, и я вижу обливающегося потом Истомина.

— Серёга, у него тут шесть полторашек жидкой дряни, и вот... — он чуть сдвинулся, показывая зажатые обеими руками пальцы мертвого террориста, а под ними корпус детонатора и кнопку, — успел перехватить, а то бы...

Вот мля!

На всякий случай отхожу на пару метров по проходу. Мощность рации не больно велика, чтобы навести в детонаторах ток, но кто знает?

— 'Штаб', я "Курс-раз", у нас проблема. Подгоните трап ко второй двери и сапёров сюда. Код два!

— Понял, "Курс-раз".

Я присел рядом с Истоминым и сказал Карачаеву, пропуская его мимо себя:

— Миша, иди дальше, во второй салон. Там должен сидеть ещё один 'тихушник' с бомбой.

Предполагалось, что 'тихушник' с зарядом будет сидеть именно во втором салоне, где рядом, в крыльях, находятся топливные баки. Значит их двое.

Карачаев кивает и уходит, а я склоняюсь к Истомину:

— Валера, сколько сможешь держать?

— Хрен его знает, Серёга, — тяжело дышит он, — пока держу, но лучше всех удалить к чертям.

Слышавшие эти слова пассажиры, вздрогнули. Женщины, тонко заскулили, кто-то из пассажиров начал читать молитву. Поднимаю голову и показываю бойцам из группы 'борт раз' на передние кресла.

— Начинайте людей выводить через первую дверь. Там примут.

Первый салон небольшой, всего двадцать четыре кресла, из них пустует пять. Отхожу, нажимаю тангенту и говорю в рацию:

— Внимание, начинаем вывод людей из первого салона. 'Конвой', принимайте.

И пассажиров начинают выводить. Передние кресла быстро пустеют.

Сзади появился боец.

— Трап у борта.

— Хорошо, выводите остальных. — И в рацию:

— 'Штаб', я 'Курс-раз', где сапёры?

— Сапёры у борта, пропускают заложников.

Всё, первый салон пустой. Склоняюсь к Валере:

— Ты как, держишься?

— В порядке. Шел бы ты, а?

— Счас, только стельки смажу.

Поднял голову и сказал оставшимся бойцам:

— Так, мужики, валите во второй салон и помогайте выводить людей.

Они уходят. Появляются два сапёра.

— Что тут?

— Сюрпрайз, мать его, — кряхтит багровый Истомин, — Александрыч, невмочь уже, руки затекли.

— Давай...

Перехватываю и сжимаю мертвые пальцы, держащие кнопку.

Валера тяжело поднимается и отходит назад, опускается в кресло. Сапёры откидывают мешающие спинки и перелезают вперёд. Подсвечивая фонариком, внимательно изучают конструкцию заряда. Немного погодя выносят вердикт:

— Всё руки закрывают, и не понять, как тут и чего. — Бурчит Орлович. — Выносить надо, тут не обезвредим.

Оживает рация:

— 'Курс-раз', доклад.

— Валера, ответь, только отойди подальше от заряда, — говорит Орлович.

Истомин шагнул от нас на пару метров.

— Так нормально? — спросил он, сапер кивнул.

— Заряд на месте не обезвредить. — Доложил Истомин. — Что там во втором салоне?

— Всё ещё выводят пассажиров.

— Понял вас 'штаб'. Ждём.

Переглядываемся.

— Как будем выходить?

Тащить тело и держать активатор? В тесноте салона-то?

— Мужики, — говорю сапёрам, — надо фиксировать. Иначе никак.

Сапёр достал скотч.

— Перемотать руки и можно нести. — Говорит он, разглядывая клубок пальцев. — А как?

Действительно, как? Мертвец держал устройство левой рукой, прикрывал её правой. Даже удивительно — как смог Истомин успеть перехватить пальцы, готовые отпустить кнопку. Хватал так, как успел схватить — и теперь из-за такого переплетения безопасно зафиксировать кнопку — проблема. А ещё держать неудобно.

Плевать. Говорю сапёру:

— Мотай поверх.

— Что?

Приподнимаю клубок пальцев с детонатором в центре и повторяю:

— Мотай поверх, говорю. Вместе с моими. Так надёжней будет.

— Не очень хорошая идея. — Произносит Истомин, наблюдая, как сапёр фиксирует скотчем наши руки. Как не старался убирать пальцы, но три, которыми я прижимал кнопку, вместе с пальцами террориста, оказались примотаны лентой.

— Всё, хватит. — Останавливаю сапёра. — Ждём полной эвакуации и выходим. Валера, запроси обстановку.

— 'Штаб', я 'Курс-два', что с эвакуацией?

— 'Курс-два', половина салона выведено. Ждите.

Что-то медленно они выводят заложников. Первый салон вон как быстро эвакуировали, правда, во втором кресел больше в четыре раза, чем в первом.

— А-а-а!

— Лежать! На пол! Руки!

— А-а-а!

Бах! Бах!

Истомин рванул во второй салон, за ним следом один из сапёров.

— Стоять!

Что там случилось? Я, примотанный к самодельной бомбе, остался в компании с мертвым террористом и вторым сапёром. А из второго салона зазвучал голос Истомина:

— Спокойно! Спокойно, я сказал!

— Я держу, я держу, — хрипло кричит кто-то.

Это ещё кто? Чего он держит? Голос какой-то странный.

— Глянь, что там?

Сапер кивает и исчезает за занавеской. Через полминуты появляется и сообщает:

— У меня две новости. Хорошая — второй 'тихушник' объявился и был сразу обезврежен. Как очередь на выход подошла, вскочил и сразу активировал детонатор. Но тут закричал и вцепился в него пассажир, что сидел рядом. Плохая новость — теперь мы имеем два трупа террориста и два аналогичных заряда.

Он приседает на кресло и мрачно говорит:

— Там Орлович фиксирует руки скотчем, так же как и здесь. Только кнопку держит тот пассажир, что не дал террористу подорвать заряд. Вцепился, как клещ в детонатор и не отпускает.

— Понятно. Просто заклинило от адреналина. Поторопи 'Штаб' с эвакуацией, да и транспорт нужен.

Поспешаев кивает и, отойдя, говорит в рацию:

— 'Штаб', я 'Спец-раз', ускорьте эвакуацию. И приготовьте кары для транспортировки зарядов в безопасное место.

— Вас понял, 'Спец-раз', — прошипела рация голосом Белкина, — не кипишуйте, о транспортировке уже позаботились.

— Я не кипишую, просто некоторым держать бомбу в компании с трупом, как-то не камильфо.

Подробностями 'Штаб' пока не стал интересоваться, а я свободной рукой грожу кулаком шутнику.

— Последний! — Раздалось в проходе самолёта, и в рации:

— 'Штаб', я 'Борт-два', эвакуация из салона закончена.

Ну, наконец-то!

— Внимание! — Прошипела рация. — Всем группам покинуть самолёт. Обеспечить безопасную зону. Эвакуировать персонал на безопасное расстояние. Группам 'Курс' и 'Борт-четыре' приготовиться к выходу.

Из второго салона вернулся Истомин.

— Так, там я трёх парней оставил, — сказал он, и показал на двоих, — ты и ты, поможете вынести, остальные — на исходную.

Бойцы вышли. Истомин достал откуда-то свёрток и развернул кусок брезента. Двое бойцов, что остались, помогли приподнять труп и подсунуть брезент.

— Группа 'Курс' к выходу готова.

— Понял вас, 'Курс', выходите. Группа 'Борт-четыре' приготовиться к выходу.

Захотелось перекреститься, но Истомин сам, вдруг, мелко перекрестился и выдохнул:

— Ну, пошли, с Богом.

Начали пятится, таща за края брезента труп в связке со мной. Рядом семенит сапёр, контролируя заряд. В коридоре свернули на выход. Только на воздухе заметил, что в салоне было прохладно. Из самолета как в парную вышли.

У трапа ждали два транспортных кара с багажным прицепом. Медленно, чтоб не оступиться, спускались по трапу. Аккуратно положили труп в тележку, а я сел рядом.

— Всё, мужики, дуйте отсюда. Дальше мы сами. — Сказал сапёр.

Бойцы потрусили в сторону КП.

— Валера, тебя это тоже касается, — говорю Истомину.

Он отрицательно качает головой.

— Счас, только стельки смажу.

И садится за руль кара.

Тележка мягко покатилась, а сапёр начал детально обследовать взрывное устройство. Я больше смотрел на трап, где в это время должна была выйти группа 'Курс-два' со вторым взрывным устройством.

— 'Штаб', я 'Борт-четыре', мы выходим.

Ага, вот и они. Выходят пять человек. Один из них гражданский и видно, что ему совсем плохо. Еле идёт и его поддерживает один из бойцов. Понимаю, от таких 'сюрпризов' всяко поплохеет, но уж впрягся в эту упряжку, то тащи. Хотя, упряжка не совсем обычна — мертвец, бомба и...

Скованны одной цепью, мля.

— Имеется шесть пет-бутылок, — бубнит рядом сапёр, — наполненных маслянистой, или скорей всего желеобразной жидкостью. Цвет желтый с красным оттенком.

— Слушай, а это не нитроглицерин, часом?

— Нет, не нитроглицерин, — покачал головой сапёр, — он бы давно рванул, тепла он не любит. Да и не стали бы они заморачиваться с нитроглицерином. Очень, эта сволочь, нестабильная.

— Если, только, они не на всю голову звезданутые, — добавил Истомин, крутя руль.

— Нет, всё-таки они звезданутые, — говорю, косясь на мертвеца. — на что вы, придурки, надеялись, а? Думали, выйдет угнать борт?

Валера обернулся и, усмехнувшись, ответил:

— А на руководителей что в таких ситуациях теряются, понадеялись, да на привычную сумятицу при этом, но не предвидели, что у нас есть 'Большой аврал'. И мы тут, кстати, хорошо сработали. Разве что за применение 'Зари', по загривку получим.

— Вряд ли.

Но об этом я бы не спорил. Применение 'Зари-2' на борту не согласовали со 'штабом'. Это моя личная инициатива. Ладно, хоть, кидали только в коридорах, а не в салоне.

— Это скорей всего акватол, — сказал Поспешаев, почесав пинцетом лоб, — но, не уверен. Возможно какая-то подобная самопальная взрывчатка. Химиков, мля, развелось...

— Далее, — продолжил он, — каждая бутылка оплетена проводами. Очевидно, это типа 'неизвлекаемость' такая. В каждой бутылке — детонатор. Очевидно тоже самопал. Все соединено с активатором в виде джойстика с кнопкой. Так, посмотрим...

Сапер пинцетом сдвинул один из проводов, вглядываясь куда-то под руки.

Пи-и-и-и!

Тележка заметно дёрнулась и остановилась.

— Ой! — Отдёрнул руки сапёр, и уставился на активатор в руках мертвого террориста.

— Что!

Несмотря на жару, по спине потек холодный пот.

— Не знаю, — пробормотал побледневший сапёр.

— Я подумал, что сейчас рванёт, мля. — Свободной рукой я вытер лоб. — Даже показалось, что мертвец улыбнулся.

Истомин зло бросил через плечо:

— Давай больше без этих 'ой' и 'извините'. Это, любезный, без нас. Не наш профиль. Наш профиль морды бить.

Да, Истомин прав, лучше бы против ста террористов с автоматами, чем в обнимку с бомбой, хрен знает из чего сделанной.

— А сильно бы вдарило? — Уже спокойней спросил Валера.

— Достаточно, чтоб тонким слоем размазать нас по бетону. — Ответил Поспешаев. — Если я точно определил вещество.

Зашипела рация:

— 'Курс', я 'Борт-четыре', у вас пищало?

Это спросили с кары, что на расстоянии двухсот метров ехала вслед за нами. Та группа тоже встала. Сапер отошел от тележки и спросил в рацию:

— Пищало. А что?

— У нас тоже. Сильно не газуйте, а то мы отстали, — ответила рация, — возможно устройства имеют меж собой связь. Будем держать расстояние в сто метров.

— Группы 'Курс' и 'Борт-четыре', поосторожней, ребята. Успокойтесь и разберитесь там. Вы мне живые нужны.

Ну, Белкин, ну и успокоил! Поосторожней, блин.

Поспешаев нажал кнопку на рации и спросил:

— 'Спец-два', насчет состава идеи есть? Предполагаю акватол.

— Возможно, но с добавками, так как слишком жидок.

Истомин дождался приближения второго кара, тронул наш.

Кары медленно катились в сторону леса по бетонке, где была какая-то площадка. Очевидно, там и будут работать сапёры. Остановились недалеко от бочек с водой.

— Сейчас мы подумаем — как обезвредить заряды. — Сказал сапёр. — А вы посидите тут не шевелясь. Ладно?

Подбадривает, шутник?

— Я-то посижу, куда денусь? — Отвечаю и показываю на труп террориста. — А вдруг он опять что-нибудь угнать захочет?

Сапёр слабо только улыбнулся.

— Слушай, в порядке бреда, — говорю вдогонку ему, — может просто выкачать жидкость шприцами?

Тот кивнул и направился к другой тележке.

* * *

Аэропорт жил своей обычной жизнью. Взлетали и садились самолёты. Возможно, там и не представляли о том, что творится на этой дальней площадке. В таких ситуациях информация придерживается насколько возможно. Даже родственники заложников порой узнают о случившемся, только после освобождения последних. Может журналисты что-нибудь и пронюхали, но 'Большой аврал' не зря хлеб ест — оцепление выставлено, да и инфу придержать должны. Если только с борта кто-нибудь не отзвонился.

За нами с КП наблюдают, только молчат что-то последнее время.

А борт с взлётки убрали и сейчас шерстят на наличие других ВВ.

Мы в глухом месте, почти рядом с лесом. Отсюда и аэровокзал-то не видно. Это, наверно, старый аэродром или запасные стоянки. По крайней мере, коммуникации кабелей для питания бортов есть. Недалеко присутствует болото или пруд, так как нас начала атаковать всякая 'гнусность' в виде слепней, оводов и строк, вдобавок перемешанная комарами. Хоть и вечер, а солнце всё ещё палило и мы, потные как тягловые лошади, представляли для них лакомый кусочек. А мне деваться некуда, как говорится — сижу на попе ровно, одной рукой отмахиваясь от летающих тварей, другой держась за надоевший труп с бомбой.

Истомин матюгнулся, присев рядом, и замахал руками, помогая отгонять гнус.

— Вот ведь, наказание-то! Слушай, — спрашиваю у Истомина, вспомнив его выражение на борту, — а с каких пор ты Бога поминать начал?