Завершение проекта Повелитель

* * *

Разгребал руками и практически не чувствовал ни боли, ни усталости, а лишь какое-то душевное онемение. Словно сжалось всё в груди, умерло и сгорело, и пепел разносит ветер. Одуряющая вонь ударила в нос. Лохмотья, того, что было мясом, плотью, оболочкой любимого человека. Только бы не Она! Я сам не заметил, как внутренне смирился со смертью Хаймовича и Косого, согласился принять как неизбежное. Но только не Она! С её смертью я не мог согласиться, не мог принять и поверить. Потому, что будь это она, не знаю, что делать и как жить, и зачем жить?

Мужик. Однозначно мужик. Лицо распознать невозможно. Нет лица. Рубаха. Штаны. Растоптанные говнодавы на ногах. А на груди ...На веревке, продетой через дырку в рукоятке маленький такой ножичек из детских времен. Пацанам такие ножи Хаймович раньше делал и дарил. Они не для защиты, а так. Жесткий кусок мяса, порезать, который угрызть невозможно, или там палку подстрогать. Был у меня такой нож, потерял давно. А вот у Косого до последнего на шее болтался. Отболтался, стало быть. И рядом ещё цепочка с какой-то блестяшкой.

— Хэк! — от неожиданности я крякнул. Это был нержавеющий армейский жетон. Мой долбанный допуск. И как он у него оказался? Я ведь его закинул куда-то, когда у машины сидел? Ничего не понимаю. В пору было репу чесать. Но факт один, чеши, не чеши, а прояснение от этого не наступит. А облысение запросто.

Прикопав могилку, воткнул на место крест. Спи спокойно дорогой друг. О семье твоей я позабочусь. Жаль Косого. Он мне был как брат. Пусть и разные мы с ним, и ссорились и дрались порой. Но не было человека надежней и преданней чем он. Срослись мы с ним, как ...Слов не подобрать, чтобы описать то, что я чувствовал. Словно какую-то мою часть тела, руку или ногу оторвали. И быть мне теперь калекой и ходить с осознанием этого до конца. Как теперь его Луиза с малым? Как теперь Хаймович один ораву прокормит? Есть, конечно, Шустрый. Но он ещё мелок и в трудной ситуации, торк знает, как выкрутится. Надо найти их. И чем скорее, тем лучше. Смущает одно: Если Хаймович мне заначку оставил, почему записку не написал? Где их искать? Куда они подались? Писать разучился? Или, скорее всего сам без понятия. Пошли куда глаза глядят. Но от кого они убегали? В любом случае надо найти местных, может, слышали или видели чего?

Краешком сознания уловил теплый пульсирующий комок в кустах у забора и стрельнул навскидку, закрыв глаза. Видя мишень лишь внутренним взором. Из кустов в воздух взвился заяц. Они, что летать научились? Подпрыгнул метра два вверх и рухнул. Обед готов. А к ужину бог даст, ещё будет.

* * *

Зайцев непуганых пруд пруди. Жаль патронов не полный рожок, а силки ставить и запасы делать впрок мне некогда. Зажарив на углях две тушки, одну уплел сразу. И меня сморил сон. Снилось мне нечто невообразимое. Будто лежу я опутанный проводами и сплю. Будто приходит ко мне незнакомый старик и говорит, что уходит он и мне теперь за него отдуваться. Причем отказаться от его места я не могу, не в моих это силах и не мне это решать. Сразу мне этот старый пердун не приглянулся. И вижу я его чуть позже в гробу. И народ какой-то рядом стоит. Речь толкают, что мол, спи спокойно дорогой учитель, дело твое правое, мы победим. А опосля ко мне обращаются: Мол, веди нас теперь. Куда вести непонятно? Но тут выясняется некая подробность, что служат они делу Зла с большой буквы. И я тут главный предводитель. И такое на меня зло нашло, что думаю: Хрен вы угадали! Не буду я служить никакому злу. По той простой причине, что в моей власти помереть внезапно, раскинув мозгами от пули 7,62. И тут выясняется, что направление, в каком идет данная команда целиком от ведущего зависит и если он человек чистый, то знак автоматически меняется с минуса на плюс. Утро встретило меня комариной песнью. Прежде чем продрать глаза, пристукнул ладонью очередного "певца", примостившегося на моей шее. Не сказать, что после сытного ужина и долгого сна я был полон сил. Но бодрость духа присутствовала. Собрав остатки пропитания и кое-какие нужные в хозяйстве пожитки, я вышел с территории объекта N7844. Меня никто не провожал, но я надеюсь, кто-то ждал впереди. Подойдя, к повисшим на одной петле, воротам, задержал на них взгляд. На внутренней стороне левой половины мятых ворот с облупившейся краской все ещё можно было прочитать надпись "Ворота не...", остальная часть надписи была утеряна вместе с правой половиной и погребена под слоем травы и листьев. Но там, скорее всего, было написано — загораживать.

* * *

" Народ Воротане идет из глубины веков. Говорят, они произошли от древних, которых разгневанные боги стерли с лица земли очень давно. Изредка ещё попадаются диковинные предметы древних. Не которые из них не берет ни огонь, ни ест ржа, и они поистине бесценны. Другие приятны взору, но годны лишь на женские украшения. Третьи же непонятны, по сути, и потому бесполезны".

"Хроники смутного времени" Глава 2, абзац 4.

* * *

На пригорке я увидел знакомую картину. Вернее, не так, чтобы подобное я видел, но ... На сосне сидел медведь, а под сосной рыскали три старых знакомца и шумно щелкали клешнями. Торков я тут увидеть никак не ожидал, и даже не соскучился. Медведь же оказался не дурак. С одним торком он по любому бы справился, но с тремя никак. Вот мишка здраво оценил обстановку и сделал соответствующие выводы. На сосне он сидел уже долго, судя по тоскливой морде. Торки твари настырные, они так просто не отстанут. Их даже новая добыча не всегда отвлечет. Щёлк. Я передернул затвор. Двадцать два, двадцать два, двадцать два. Шесть пуль на троих членистоногих и дело сделано. Хотя, честно говоря, я сам был не против, медвежатиной запасти. Убрал конкурентов. Но внимание мое привлекли тряпки, раскиданные на поляне.

— Что косолапый на сосновые шишки перешел? — обратился я, усмехаясь к медведю, — Белочкой прикидываешься?

Мишка недовольно рыкнул и скользнул вниз по стволу. Чешуйки коры брызнули в разные стороны. Можно было подумать, что он сейчас примется меня благодарить. Но не тут-то было. Он принялся собирать раскиданные там и сям тряпки.

— Спасибо конечно, мил человек за помощь, — зыркнул из под бровей Лев сын Николаев, — Но смеяться над человеком в беде грешно. Не припомню, чтоб раньше виделись. Кто таков?

— Ну, ты даешь! Лев Николаевич! Это же я — Толстый!

— Толстый? Ты свое отражение в луже давно видел? Скелет ходячий!

— Правда ваша, дяденька, — хмыкнул я. Куртка болталась на мне как на вешалке, да и штаны без помощи веревки не держались. Исхудал я здорово.

— Ты во что, Лев сын Николаев, не знаешь куда мои делись? Городские мы? Ну, в части жили?

— Понаехали тут, — ворчал дед, одеваясь, — Городские, мать их.. твари разные вместе с вами наползли. Жрут, что ни попадя. Вот скажи мне, что это за жуки?

Дед, в сердцах, пнул по клешне дохлого торка. Видать разозлили они его не на шутку.

— Это торки.

— Тараканы? — переспросил он.

— Типа того.

— А какие тогда у вас комары?

— А комары у нас вчетвером собаку уносят, — оскалился я, — Ты Лев Николаевич от вопроса не увиливай. Слышал, что про городских?

— Тут паря такие дела творятся, что не до вас, пришлых...

И начал дед-шатун говорить. И говорил он уже без остановки. Накипело у человека.

* * *

— Где-то в начале лета озарило небо таким светом, в той стороне, — махнул он рукой в сторону города.— Что светло стало как днем. Да только свет был такой красный, словно угли в костре. Полыхнуло зарево. Цветные огни по всему небу расцвели. От края до края. Про сполохи те я вспомнил, когда через недельку сороконожку увидел. Здоровущая! Во! — дед развел руки на метра на полтора, — Может и не заметил бы, так на нее волк бросился. Куснул ее, только ошметки полетели. Да сам как завоет страшно, заскулит. Сначала закрутился на месте, потом валяться начал да лапами морду тереть. Повалялся немного в траве, да и сдох. Подошел я глянуть. Так у волка вся пасть облезла, да на шкуре отметины, будто опалило чем. А там и другие появились. Тараканы эти ваши, благо хоть не много. Да если с рогатинами, и гуртом. То управится, с ними можно. Только не успели мы к новому зверью притерпеться. Как пришли люди злые. Племя большое, больше чем пальцев на руках и ногах.

Лев сын Николаев пошамкал губами, словно подсчитывая злых людей. — Сотня их была, если не больше. Все зеленые, как ты.

— Молодые?

— Разные. И постарше и помоложе. В одежке зеленой как у тебя. Мужики с луками и ножами длинными. Налетели в одночасье, да вырезали всех. Никого не пощадили. И стариков, и баб и детей несмышленых.

— Они тоже из города пришли? — спросил я, внезапно вспомнив про Джокера. Его банда на такое способна. Сотни у Джокера не было. Но если он переманил бойцов от Шалого или Старика? То вполне мог насобирать. Или сами к нему пришли? Мне внезапно стало нехорошо, от мысли, что нашли они моих, и все-таки с собой увели. Только почему луки, стрелы? Убили всех? Ладно, детей. Детей оставлять, врагов на вырост оставлять. Но женщин, то зачем? И почему луки? Ружей же было много? И как они перешли через реку? Скорее всего, река стала проходима. Спала пелена. Иначе откуда бы тут зверье наше появилось?

Пока я размышлял, дед продолжал глаголить.

— ...телеги. На них бабы, ребятишки, скарб разный.

— Какие телеги?

— Деревянные.

— Стой дед, ты ответь они из города пришли?

— А я почто знаю? Свалились как снег на голову.

— Какие телеги с ребятишками? Они с ними были? С племенем этим?

— Ты уши по утрам моешь? — насупился дед, — Я же говорю, с ними были.

Н-да. Полна жизнь загадок. Телеги? Их же животины тащат? Эти, как его... Лошади. Откуда лошади в городе?! Лошадей я только в книжке видел на картинке. А так бы и про телегу ничего не знал. Ну и кого интересно в них Джокер запряг? Торков, что ли?

— И куда они двинулись? Зеленые эти?

— Известно куда! В город ваш окаянный пошли. Чтоб они в чертовом болоте сгинули!

В сердцах дед Лева сплюнул под ноги.

— У тебя пожевать ничего нет? — продолжил он, без перехода.

Скинув вещь-мешок с плеча, я достал заячью тушку, любовно завернутую в лопухи.

* * *

Костер догорел. Дед Лева храпел как настоящий медведь, только что лапу во сне не сосал. Мне не спалось. Разглядывая пламенеющие в темноте угли. Я все думал и думал об услышанном. Переваривал всю информацию, которую в избытке почерпнул от деда, и добрый десяток карасей уместившихся в желудке. Вот оно как, значит....

Пришлое племя именовало себя настоящими людьми. Перво-людьми, боровшимися со всякой нечистью, и мутантами в виде нас с дедом. Со всеми, кто умел обращаться и трансформироваться в животное. А умели в деревне все, от мало до велика. И хоть они своими умениями не пользовались, но попадали на одну грядку с ворлоками, коих перво-люди пропалывали нещадно. Поэтому убили всех. И деревню сожгли. Лес выгорел вокруг деревни километра на два. Наведались к военному объекту, где были наши. Что там случилось? Не знаю. И дед не знает. Не интересовала его наша жизнь. Он тогда своих хоронил. Вот ведь как получается? Деревня его изгнала, бог знает как давно, а они все равно остались для него свои. Там не много чего осталось хоронить. Головешки одни. Вспомнил Штыря обугленного, и даже на миг показалось, что учуял этот едкий ни с чем несравнимый запах человеческой плоти. Звери так не пахнут.

А эти порезали, порубили и потом сожгли мертвых, будто боялись, что они оживут. Так, на чем я остановился?

Стрела в оконной раме и могилка Косого. Если Федора похоронили и крест поставили, значит, Хаймович жив и нападение отбили. Иначе никаких похорон бы не было. Зарубили бы всех и сожгли как в деревне. И тут Хаймович здраво рассудил, что автомат конечно страшная сила, кабы патроны не кончались и не численный перевес противника. Не продержаться. Если обложат и подождут пока патроны не кончаться, или пока с голоду пухнуть не начнут. Вот он и увел женщин и Сережку-Шустрого куда подальше. А куда он их мог повести? Зная Хаймовича, можно предположить, что он не бросится от страха, куда глаза глядят и очертя голову. Он постарается увести их в место безопасное и защищенное, где можно прожить. А идти то нам некуда. В городе Джокер, тут племя это ...Дикари какие-то. Что интересно, с длинными ножами? Что-то типа наших тесаков, по рассказам Льва Николаевича, только наши широкие в ладонь и длиной от бедра до колена. И дрова рубить можно и от врагов отмахаться. Если эти враги не торки. От торков надо бы подлиней, чтоб клешнями не дотянулись...

И тут мне пришла в голову идея. Посещают они меня изредка. Если перво-люди пошли уничтожать всех подряд в городе, они неизбежно нарвутся на Джокера. Начнется веселуха. Несладко придется и тем и другим. И в этой неразберихе, вряд ли Джокер будет нас у подземелья караулить. Там самое спокойное место и будет. Времени прошло много. Старые враги про нас подзабывать стали, а новые про подземелье ничего не знают. Вот и выходит, что там будет относительно безопасно. Продуктов там прорва. Жаль только, что лифт накрылся безвозвратно. Но существует старая нора. Через нее ползти противно, но это единственный доступный вход. А там же еще рой! Чуть не позабыл про это милое гнездышко ос переростков.

Я разнервничался как никогда. Сонливое состояние как рукой сняло. Поднявшись, подкинул веток в костер. Они дружно занялись. Языки пламени лизнули звездное небо. Как хорошо здесь. Жили бы и жили. Опять мрак, серость. Сейчас лето в разгаре. А значит, все вымерло, а что не вымерло, то прячется в подвалах и подворотнях. Таится от жары. От песчаной бури. Летом из пустыни, что начинается за вокзалом и тянется торк знает до куда, приходят такие твари, что любо-дорого. Им названия то не всем придумали. Потому как если познакомился с такой тварью, то рассказать уже не успеешь. Крики только раздаются иногда. Душераздирающие крики. Летом число самоходок и торков значительно уменьшается. Даже безмозглая плесень, которую ребенок еще говорить не умеет, а уже знает, что наползает она медленно. А если на краешек не наступать вырваться можно. И та уползает с глаз подальше. Словно боится. Все живое ищет прохлады и влаги, и жизни. Кого бы сожрать?

Не мог в это гнездо повезти их Хаймович. Не идиот же он? Не мог! Но куда, если некуда? Просто в лес без оглядки? Где ворлоки, гады размером с бревно? Где нет спасения от летучих кровопийц? Сколько ночей они могут провести под открытым небом в лесу? Одну-две? Пусть неделю. А потом заснут все от усталости. Одна ночь без охраны. И утро они уже не встретят.

* * *

Проснулся я от тепла. Того приятного тепла, что разгоняет кровь по жилам. Проснулся не сразу. Сначала почувствовал покалывание в оболочке. Такое легкое поверхностное касание, словно самка погладила теплой рукой своего младенца. И пусть я не знал своих родителей, но был уверен — они были. Были как у всех, кто бегает, ползает и летает. Ведь кто-то же породил меня? И пусть я не знал свой пол, самка я или самец, поскольку никогда не встречал себе подобных. Но я наблюдал за окружающими меня созданиями и знал, что новое поколение создано лишь для того, чтобы оставить потомство и уйти вслед за своими предками. Осознание себя ко мне пришло давно. В те времена, когда огненный круг в небе палил нещадно. Земля была полна дыма и огня. И вскоре дым затмил все небо, и круг стало не видно. Но я ощущал его тепло. И в отличие от нынешних тварей знал, что это он дает тепло. И тогда задумывался. Может он и породил меня?