— Высади меня вон у того супермаркета,— надо вновь подумать о бабушке и тех продуктах, которые понадобятся для приготовления моих любимых пирожков с яблоками и орехами. Моя бабуля могла их печь в любое время суток. Хоть утром, хоть поздним вечером.

— Спасибо, что подвез, Миша...— сказал я, вылезая из машины, и даже в неясном свете фонарей видел, как этот взрослый мужчина смутился. Опять при произнесении его имени.

— Кхм, не за что. Счастливо.

Хотя, мне все могло казаться...

С утра мое настроение упорно не хотело подниматься выше отметки "дерьмовое". Не спасли даже пирожки и здоровый десятичасовой сон. А все почему? Потому что всю ночь во сне я упорно допытывался у Загородского, кто его пассия, а когда, наконец, узнал, оставшуюся часть сна занимался с ним сексом. И мне это нравилось! Просто невозможно! Какой-то оживший кошмар этот Михаил Валерьевич, а я, видимо, очень впечатлителен и чувствителен к кошмарам. До его появления я даже помыслить о мужчинах в сексуальном плане не мог. А теперь мне снятся эротические сны с ним в главной роли.

Всерьез думая о том, что существование Загородского отравляет мое собственное, и убеждая себя, что это всего лишь любопытство, вызванное отсутствием гомосексуального опыта, я и добрался до работы. Где меня, радостно крича на всех сотрудников чуть ли не матом, встретила шефиня.

— Калинин! Через полчаса я жду отчет о работе базы данных нашей фирмы у себя на столе. В темпе, Артем Сергеевич, в темпе!

Господи, она мне жизни никакой не дает! Остается только не дышать до ее прямого на то разрешения.

— Что, совсем тебя заездила, грымза старая, — улыбаясь, прошел Димка. С букетом цветов. В бухгалтерский отдел. Я только ухмыльнулся и развернулся, чтобы столкнуться с Загородским и вылить стаканчик кофе в его руке на его же белую рубашку. Не думаю, что он будет рад меня видеть после этого. Михаил разговаривал с кем-то по телефону, когда моя персона внезапно возникла на его пути.

— Конечно, я приеду! О чем разговор, ма? Разве я пропущу? ...Твою мать!!! — вдруг рыкнул Загородский, расширенными глазами наблюдая, как по белоснежной рубашке расползается темно-коричневое кофейное пятно. — Нет, не тебе. Я перезвоню...

— Калинин, ты вообще видишь, куда прешь? — зеленые льдинки сверкали и ожидали ответа. Он тщетно пытался избавиться от пятна салфеткой. Как хорошо, что он не знает, что то пойло, которое здесь заваривают и выдают за Айриш Крим, не только пить нельзя, но и отстирать практически невозможно. — Что скажешь в свое оправдание?

— Э, извини? — выдвинутая мной версия его кажется, не совсем устроила. — Я торопился и совсем тебя не заметил. Главное, чтобы он не заметил, как заалели мои щеки. Один взгляд на это зеленоглазое чудовище и недавнее сновидение вновь всплывало в памяти. Поэтому нужно было срочно ретироваться с места преступления.

— С тобой все нормально, Калинин? — он коснулся рукой моего лба. — Ты так покраснел. У тебя жар, что ли?

Во сне его руки тоже были теплыми. И нежными. Они плавно скользили по коже, оставляя огненные следы. Они обнимали меня....

— Все нормально! Отвали! — я сам испугался, когда дернулся от его прикосновения. Мои слова прозвучали грубее, чем нужно было. Загородский нахмурился. А я поспешил удалиться в свои кулуары и засесть за идиотский отчет.

И почему я так от него шарахаюсь! Подумаешь, сон! Подумаешь, я в нем испытал самый сильный оргазм в своей жизни! Это ж не в реальности происходило!

— Артем Сергеевич, можете же, когда хотите, — воскликнула шефиня, мисс Железный Феликс, и повернулась обратно к Михаилу, который сверял контракты для заключения какой-то сделки.

Это вся похвала, на которую способна была Наталья Вячеславовна. Она свято верила, что если бы работники хотели, то коэффициент полезного действия в нашей фирме не был бы равен нулю. Шефиня, как всякий начальник следила за дисциплиной в коллективе, стараясь изо всех сил, чтобы настроение сотрудников не поднималось выше отметки "погано-погано-погано". За это мы ее и "любили", мягко говоря.

— Как вы думаете, Михаил Валерьевич, все вполне законно? — почему она так ласково со мной никогда не разговаривает?!!

— Да. И условия приемлемы, судя по документации и сметам....— я никогда не видел Михаила таким серьезным и сосредоточенным. Да что уж, я его вообще десять лет не видел! Может, он изменился...

— Тогда сделку можно считать заключенной. Кхм, Артем Сергеевич, вы еще здесь? — учтиво поинтересовалась шефиня и оба они с Загородским уставились на меня.

— Э, извините. Я пошел уже. Да....

Вот почему я не умею видеть сквозь стены?! Чего они там так долго обсуждают? Можно подумать, Железный Феликс сама никогда, без юриста сделок и соглашений не заключала!

Димка уставился в монитор, бренча по клавишам и проверяя работу системы, а я сидел с отсутствующим видом и гадал, как я докатился до жизни такой. Девушки нет, работа съедает все время, заглядываюсь на мужиков...Хотя, на кого это я заглядываюсь!!!??? Загородский определенно не объект моих мечтаний!

— Слушай, Тём, я конечно могу понять, что погода не совсем располагает к улыбкам и веселью, но хотя бы лицо попроще сделай! — посоветовал Прохоренко дружелюбно.

— Я просто сама жизнерадостность. Неужели не видно?

— Да у тебя во все табло огромными неоновыми буквами расписано: "Не влезай — убьет!".Что случилось-то?

— Ничего особенного. Просто шефиня достала, а Загородский раздражает, — протараторил я, нарушая данный самому себе когда-то зарок — никогда не жаловаться никому и ни на что.

Искреннее удивление на лице Прохоренко передать словами невозможно. Сейчас будут расспросы.

— Ну, Железный Феликс понятно, от нее житья нет никому. А вот юрист наш тебе чем насолил? Он же второй день только работает.

— Просто раздражает. Ходит такой представительный. Холеный, — не рассказывать же мне, что я Загородского не то хочу, не то боюсь!

— Если бы я не знал тебя лучше, то решил бы, что ты завидуешь.

— Было бы чему! — я напыжился и надулся. Такого чувства как зависть в моем арсенале вообще не существовало.

— Будь проще, Тём. Будь проще. И люди к тебе потянуться, — проинформировал меня несчастного Прохоренко, и вновь уткнулся в монитор.

Не хочу я быть проще. И уж тем более не хочу, чтобы Загородский ко мне тянулся. Я уставился в окно, старательно душа в зародыше мысль о том, что сам стремительно и неотвратимо тянусь к нему...

Я вновь засиделся в офисе допоздна. То ли оттого, что работы было много, то ли от нежелания возвращаться в пустую квартиру. Давно пора была начать устраивать личную жизнь. В выходные нужно обязательно сходить развеяться в какой-нибудь бар. С Димкой. Вот уж на кого девушки слетаются, как пчелы на мед. И ведь каждую он умудряется убедить в том, что она неповторима, необыкновенна и блистательна. Ловелас хренов.

Осознав, насколько я долго торчу на своей "горячо любимой" работе, я выключил компьютер и неспешно зашагал навстречу вечернему прохладному воздуху. Выходя из здания, я увидел Загородского, с кем-то болтавшего по мобильному телефону.

— Просто ответь: сможешь или нет? — голос его был непривычно серьезным.

— ...

— Здорово. Да...— и разговор был закончен.

Я, наверное, слишком усердно сверлил взглядом его широкую спину, скрытую под черным плащем, так как он внезапно обернулся. Но удостоил меня лишь мимолетным взглядом. Полным безразличия. Мне пришлось признать, что это меня огорчило. Но потом память услужливо подбросила утреннее происшествие и тот момент, как я дернулся от руки Загородского и огрызнулся. После совесть, которую ни обменять, ни продать, ни потерять не было никакой возможности, заставила меня помрачнеть и признать, что я был несколько неправ и поступил нехорошо. В довершении ко всему эта же противная тетка, именуемая совестью, в сговоре с опорно-двигательным аппаратом, заставила меня подойти к Михаилу, и как можно непринужденнее поинтересоваться:

— Тоже работы полно, поэтому допоздна засиживаешься? — кретинизмом я вроде не страдаю, но сейчас себя чувствовал именно таким. Полным кретином.

— Угу. Только закончил с делами разбираться, — и вновь воцарилась тишина. Загородский поглядывал на часы и что-то бубнил себе под нос. А я очень хотел перед ним извиниться.

— Миша... — зеленые глаза уставились на меня. Мне даже почудилось, что в них пробежала искорка любопытства. — Извини меня, пожалуйста, за сегодняшнее.

— Ничего. Хотя это была моя любимая рубашка, — он хмыкнул и вновь посмотрел на часы. Дорогие. С гравировкой.

— Я не про это, — а вот теперь в его чертах лица проступало явное удивление.

— Извини?

— Я ...Вообщем...Прости, что я нагрубил тебе с утра...И...

— И шарахнулся от моего прикосновения, будто я прокаженный...— спокойный, убийственно спокойный голос, констатирующий определенный факт.

— Я...прости. Правда. Я просто не ожидал и отскочил поэтому.

— Да ладно. Все нормально, Калинин. Я все понимаю.

— Нет. Не понимаешь. Я ...— я, кажется, так старался реабилитироваться, что даже покраснел от напряжения.

— Ты такой забавный, когда смущаешься! — неожиданно выдал Загородский, а потом добавил: — И когда злишься тоже.

Я не смог ничего ответить, так как к ногам моего одноклассника, откуда ни возьмись, подрулила машина серебристого цвета. За рулем сидел приятный светловолосый молодой человек. Увидев Загородского, он улыбнулся мягко и добродушно. Он показался мне дружелюбным и симпатичным.

— Все нормально, Артем. Счастливо! — попрощался Михаил и со словами "Привет, солнце!", сел в машину, чтобы через несколько секунд скрыться из моего поля зрения.

Не знаю почему, но это "солнце" сразу мне разонравилось...

-3-

Среда — это тот благословенный день недели, когда твои мысли уже направлены на стремительно приближающиеся выходные. Этот день — кульминация рабочих будней. Дальше пойдет развязка и планы на очередной двухдневный отдых.

А еще это день, когда я заболел. Самым обыкновенным образом. Простудился и теперь терпеливо почил на своем двуспальном ложе в ожидании врача, с температурой под сорок. С обильным соплевыделением. С дикой головной болью. Все предыдущие дни мой организм терпеливо и усердно боролся со слабостью и нарастающими симптомами простуды, а сегодня ночью сдался под напором микробов. Прискорбно.

Я отпросился у Натальи Вячеславовны, получив сухое "Поправляйтесь быстрее", словно долг моей страдающей персоне был отдан и теперь можно забыть о моем существовании на время больничного. Предупредил Прохоренко, что на его хрупкие мужские плечи сваливается двойная работа, и получил заверения, что он непременно заглянет вечером справиться о моем самочувствии.

Оставалось только ждать тетеньку в белом халате и с безучастным лицом, чтобы через несколько минут после визита оказаться погребенным под списком необходимых лекарств. Но, видимо, Судьба любила нещадно издеваться над людьми по фамилии "Калинин"...

Звонок в дверь вернул меня из плена болезненной дремоты и заставил нетвердой походкой пройти в коридор. На пороге стоял слуга Эскулапа в сером плаще и с пресловутым медицинским чемоданчиком. И так же непринужденно улыбался, как и вчера. Загородское "солнце". Я даже вздрогнул от неожиданности и удивления.

— Здравствуйте! А не вас ли я вчера видел, когда заезжал за другом? — бодренько спрашивал "добрый дядя доктор", проходя за мной в гостиную. Ага, другом, как же!

— Да. Это был я. Мы с Михаилом коллеги по работе, — сипел я, решая жизненно важный вопрос: сморкаться или не сморкаться. — А еще мы в школе вместе учились.

Я пожалел о том, что сказал. Эта информация прозвучала слишком гордо. Как будто я был несказанно рад, что этот врач не мог похвастаться тем же. Этот дружелюбный молодой мужчина начал быстренько проверять мою грудную клетку, горло и все с ними связанное на предмет наличия вражеских гриппозных сил, попутно поддерживая диалог.

— Мишка никогда не рассказывал про свое детство. А о работе говорит только как о чем-то самом собой разумеющимся. Так что единственное, что нам можно вспомнить совместно — это студенческие годы, — я в самом прямом смысле этого слова навострил уши. И впервые в жизни сильно возжелал, чтобы при мне болтали без умолку. Конечно же, перед этим я убедил себя, что мне интересно исключительно из природного любопытства, а вовсе не потому, что хотелось выяснить — связывает ли Загородского и этого светловолосого поклонника медицины что-то много большее, чем дружба.

— Раз уж мы оба знаем Мишу, то... — мужчина пожал мне руку, попутно представляясь. — Никита Свиридов.

— Артем.

— Очень приятно познакомиться. Странно, но Мишка никогда не рассказывал о ....давай на "ты"? ...о тебе, — Никита определенно не испытывал таких чувств, как смущение и неловкость. Брал, как говорится, нахрапом. Пользуясь тем, что я болею и слишком туго соображаю.

— Мы не очень ладили в школе, — честно признался я, пока Свиридов выписывал рецепт на лекарства. — Он у меня даже девчонку увел.

— Хм, никогда бы не подумал...— хмыкнув, ответил мужчина и протянул листок с записями. — Значит так. Все банально: постельный режим, обильное питье, минимум физических нагрузок, побольше витамина С. Все препараты в рецепте. Может еще как-нибудь увидимся, — не унимался доктор, вскакивая и направляясь к выходу.

— Вот тогда и поболтаем от души!

— Э, Никита.....

Он обернулся. А я хотел быть чуточку наглым и немножко сумасшедшим:

— Спасибо, — но не смог.

— Это ж моя работа, Артем. Счастливо!

Я так и не смог выяснить: любовники они или нет, черт их побери!

— Брат, могу я сделать тебе комплимент? — зайдя ко мне вечером, как и обещал, с порога поинтересовался Прохоренко. — Ты паршиво выглядишь!

— Спасибо за комплимент, — я только что полоскал горло жутчайшей субстанцией, и это так пошатнуло мое мировосприятие, что я даже чувство юмора друга оценить не мог.— Проходи. Чувствуй себя как дома. А именно: завари мне чай и настругай бутербродов.

— Жалкий эксплуататор! — улыбнулся Димка и прошмыгнул на кухню. — Усе будет в лучшем виде!!!

Температура немного спала, видимо антибиотики, которые я любезно попросил купить соседку из квартиры напротив, слегка подействовали. Однако сонливость никуда не ушла и даже присутствие тайфуна "Прохоренко" в моей квартире не спасало от клевания носом.

Димка рассказал мне, что сегодня все интересовались, как мое самочувствие, весь бухгалтерский отдел причитал, какой я "бедненький и несчастненький", а Загородский, отпросившись у шефини, куда-то ретировался. Я только хмыкнул. Знаем, К КОМУ он ретировался! Почему-то мой недалекий набор серых клеток никак не мог определить и классифицировать то чувство, которое я испытывал, когда думал, о Никите и Мише, как о...паре. Или не хотел определять. Наверное, это было что-то вроде защитной реакции мозга на аморальную и абсурдную информацию.

— Представляешь, даже Железный Феликс проникся сочувствием к тебе. Она попросила меня узнать, как твое самочувствие и на какой период тебе нужен больничный. Я был шокирован друг! Просто не к лицу нашей грымзе заботливые нотки в голосе и сочувствующий взгляд! — Рассуждал Димка, наглым образом уничтожая мои съестные припасы.