Спускаясь по лестнице, Кристина смотрела в спину перед собой, вспоминая фотографию человека с автоматом и бинтованной рукой и — того парнишку, который остановил ее у метро. Если бы она не знала его лично, просто нельзя было бы поверить в то, что это один и тот же человек. Эти желто-зеленые смеющиеся глаза — она никак не могла представить их холодно прищуренными, ловящими в прицел человека. Скольких он убил, там, на войне?..

Странно, но при мысли об этом Кристина не испытала никакого ужаса. Возможно, все дело в том, что до сих пор ее знакомство с мужской половиной человечества ограничивалось бухгалтерами, менеджерами, в самом лучшем (или худшем?..) случае — владельцами фирм, связанными с криминалом. Парадокс ситуации заключался в том, что этот двадцатилетний мальчишка больше всех из многих ее знакомых подходил под определение 'настоящий мужчина'...

У метро Вадим притормозил возле традиционной хохлушки с огромными традиционными алюминиевыми вазами и, прежде чем Кристина успела возразить, купил букет георгинов. Георгины она ненавидела, но это значения не имело — имел значение тот факт, что ни разу (ни разу!) он не пришел на свидание без цветов.

— Господи, ну, сейчас-то зачем... — пробормотала она, чувствуя, что все на них смотрят — на Вадима, обвешанного сумками, и на нее — только с букетом цветов в руках.

— С наступающим, — бросил он улыбку через плечо, ускоряя шаг. — Не отставай.

Его последних слов Кристина почти не расслышала — так зашумела кровь в висках.

Снова. Это снова был он, тот, что сидел у ее подъезда. Тот, что следил за ней — постоянно, неотступно, кажется, что — вечно. И это он, наверняка он убил ее кошку. Вот этими руками сломал шею беззащитному животному...

— Кристи... — Вадим стоял рядом и смотрел по направлению ее взгляда. — Что такое? В чем дело?

— Ни в чем... — пробормотала она машинально, пытаясь улыбнуться, но улыбка не получилась, искривив губы в страдальческой гримасе. Тот уже скрылся в толпе, а Кристина все смотрела туда, где он только что был.

— Так. — Вадим поставил сумки на асфальт там, где стоял, посреди тротуара, и почти насильно поднял к себе ее лицо. — Говори, в чем дело. Не считай меня болваном. Все время ты кого-то ждешь, когда мы на улицах, высматриваешь среди окружающих нас людей, ты всегда на нервах. Когда звонит телефон, ты боишься отвечать. Когда звонят в дверь, ты вздрагиваешь. Иногда на улице ты смотришь на кого-то... На кого? За тобой следят? Тебе угрожают?

— Нет... Вадюша, поедем... — Кристина наклонилась, взявшись за ремень сумки; тот вырвал его у нее из пальцев почти грубо.

— Никуда мы не поедем, пока я не узнаю, в чем дело. Это кто-то из твоих бывших? Кто-то, от кого ты ушла?

Кристина засмеялась — нервно и болезненно. Если бы... Она многое бы отдала за то, чтобы посмотреть на стычку сумасшедшего менеджера с Вадимом. Если бы все было так просто...

— Вадюша, прошу тебя, поедем...

— Снова недоверие? — голос у него похолодел; кто-то из прохожих, наткнувшись на него, пробормотал что-то, и Вадим, обернувшись ему вслед, почти рявкнул: — Смотри, куда прешь!

— Господи, ну, ты что... — Кристина чувствовала, что еще минута — и она опять расплачется. — Не в этом дело, что ты...

— Тогда в чем?

— Господи, просто давай не будем сейчас об этом, среди улицы, в толпе, посреди Москвы! Не нужно тебе это. Просто не нужно, поверь, я сама со всем разберусь, я...

— Можно я сам решу, что мне нужно? Говори, в чем дело. Если у тебя проблемы, их должен решать я.

— Вадюша, милый, ничего романтичнее я в жизни не слышала, но поверь мне, это тебя не касается... То есть, нет, не так; я сама разберусь... Если у меня будут серьезные неприятности, я расскажу тебе. Честное слово. Сама, первая же попрошу помощи, клянусь. А теперь — поедем, пожалуйста. Я тебя очень прошу.

Он молча посмотрел в толпу — туда, где скрылся ее преследователь, потом на ее лицо, себе под ноги и, наконец, взялся за сумки.

— Хорошо. Идем, — согласился Вадим коротко и улыбнулся — Кристину едва не перекорежило, когда она увидела, насколько через силу это было сделано. — Но тебе придется многое объяснить.

— Потом. Обязательно, только потом. Ладно?

— Идем, — повторил он, ускоряя шаг. — Упустим электричку, встретим твой день рождения в привокзальной шашлычной.

На электричку они успели — правда, бегом. Кристина еле поспевала за обвешанным сумками Вадимом и была уверена, что, не придерживай он шага, то непременно отстала бы; последние метров десять до дверей электрички он почти тащил ее за собой свободной рукой. На сиденье она плюхнулась запыхавшейся, а Вадим остался стоять, уступив место какой-то старушке с хозяйственной тележкой. С одной стороны, сидеть почти полчаса ей хотелось рядом с ним, а не со всякими старушками, но с другой — это в очередной раз подтвердило уникальность ее избранника, принадлежащего к вымирающей породе джентльменов. К тому же некоторая дистанция между ними пресекала любые попытки продолжить начатый в Москве разговор...

На станции, кроме них, сошли всего три человека — два облома из соседнего вагона (явно 'к дружбану' приехали — 'чисто оторваться' с пивом и шашлыками на выходных) и та самая старушка с сумкой. Обломы укатили в подобравшей их черной, как катафалк, машине, старушка пошлепала пешком; Вадим, не сбавляя шага, обогнал ее и бодро потопал по тропинке.

— Господи, ты когда-нибудь устаешь? — жалобно простонала Кристина, стараясь не отставать.

— Бывает.

— Это ты на походах по горам натренировался?

— Нет, — на этот раз улыбка была настоящей, и у Кристины отлегло от сердца. — Раньше. Кстати, это называется не 'поход', а 'марш'. Так вот в армии — народная солдатская забава называется 'марш-бросок с водной переправой'. С рюкзаком песка.

— Но песок мокнет в воде и тяжелеет!

— Так в том и штука. Еще далеко?

— Устал? — с надеждой спросила Кристина; он усмехнулся:

— Нет. На тебя смотреть больно.

До дачи они добрались через полчаса, хотя обычно на дорогу у нее уходило минут сорок пять, а то и час. Войдя в комнату первого этажа, Кристина бухнулась на диван и откинулась на спинку.

— Как у меня ноги гудят... Брось ты эти сумки, ради Христа, сядь!

— Лентяйка. Ладно, бог с тобой. Я сам разберу. Где кухня?

Поужинали они уже в темноте и завалились спать. Больше ни о чем Вадим не спрашивал, не косился, намекая, что им есть о чем поговорить, и Кристина была благодарна ему за терпение. Она еще сама не знала, стоит ли ему быть в курсе всех ее несчастий, сможет ли она разрешить их без посторонней помощи, или действительно 'ее проблемы будет решать он'. Вот только как? Или как раз он и сможет придумать что-то, чего ей в голову не пришло?

Она заснула с этими невеселыми мыслями; ночью снился темный подвал, в котором она бродит без фонарика. Страшно не было, но жутко раздражало то, что никак не получалось нашарить в темноте что-то, что она там потеряла. Когда Кристина вынырнула из этой вязкой мути, был уже почти час дня.

Внизу, когда она спустилась, Вадим ставил на стол бутылку с шампанским. На столе уже громоздились тарелки, бокалы и бутылки с вином. Увидев ее, он улыбнулся.

— Рановато. Тебе бы спуститься минут на десять попозже. Застукала.

Кристина обхватила его за шею, прильнув к губам.

— Какое же ты солнышко, Вадюша...

— С днем рождения.

— Рано, — засмеялась она. — Я родилась в одиннадцать вечера.

— Ясно, — пожал плечами он, делая вид, что собирается унести шампанское.

— Эй, поставь! — Кристина перехватила его руку и со стуком опустила тяжелую бутылку обратно. — Я сейчас буду настраиваться — рождение очень тяжелое занятие. Так что — я приведу себя в божеский вид и буду готова.

Одевалась Кристина, приплясывая перед зеркалом и напевая. Ночной бред выветрился, и она была почти счастлива. Почти. Если б только не тот, если б не вполне реальная возможность не дожить до следующего дня рождения; и если б сегодня исполнялось лет этак на девять меньше...

— Хватит, — строго сказала Кристина отражению и расправила плечи. — Прекрасная женщина. Отличные выходные. Замечательный парень, а там посмотрим. Подумаем об остальном завтра. Пошла? Пошла.

Когда она спустилась, Вадим стоял у стола в серой рубашке, и на секунду он сам показался каким-то потусторонним и серым, как привидение; даже в лице промелькнуло что-то отстраненное. 'Злится, — констатировала про себя Кристина, подходя ближе. — Обиделся'. Все-таки, вчерашнего разговора он не забыл, да и глупо было бы на это надеяться; он не забыл и явно хотел его продолжить, но, похоже, решил не портить праздник...

— Ты — это что-то... — вздохнула Кристина, обняв его и прижавшись щекой к плечу. Очень хотелось сказать что-то приятное, но она смогла только повторить: — Ты — это что-то...

— Брось, — по голосу было слышно, что он улыбается, и его рука мягко погладила Кристину по волосам. — Это я должен говорить тебе комплименты и расписывать твои достоинства — день рождения, кажется, у тебя?

— Нахваливай, — кивнула она. — Я не против.

— Тогда давай к столу. Я буду произносить пышные тосты, в которые искусным языком тамады вплету рассказы о твоих совершенствах... Садись.

* * *

От проведенной в автомобиле ночи ломило спину, от пистолета, который все это время проторчал в наплечной кобуре, ныли ребра. К тому же солнце палило нещадно, а он забыл бутылку с водой в машине. Возвращаться он не хотел, чтобы ничего не пропустить, хотя воротник футболки, прилипший к шее, казалось, уже начал его душить. Когда он увидел, с каким блаженным выражением лиц эта парочка пьет искристое холодное шампанское, чуть не заскрипел зубами, а бинокль в руках показался пудовой гирей.

Через два-три часа погода радикально переменилась. Было всего только около девяти, а вокруг сгустились такие сумерки, словно вот так, за минуты, внезапно настал октябрь. Над головой собрались тучи, и взмокшая было спина начала покрываться мурашками. Если сейчас еще и дождь, подумал он зло, застрелюсь к чертовой матери. Помощнички-то, если что, спрячутся в машине, а он?

Зашипев от очередного дуновения почти уже холодного ветерка, он вздохнул и снова поднес бинокль к глазам.

* * *

... Они выпили шампанского, потом вина, съели подчистую заливное, потом танцевали при приглушенном свете, когда вдруг собрались тучи и вокруг потемнело, потом снова пили вино, и голова у Кристины мягко кружилась — от выпитого, от поцелуев, оттого, что сегодня все было сказочно, беспредельно хорошо, и все остальное просто забылось...

— Хочу без света и у камина! — потребовала она, берясь за следующий бокал. — У меня настоящий камин, между прочим. Хочу!

Вадим насмешливо поклонился.

— Желание хозяйки — закон! Где дрова?

— А дрова, мой милый, надо еще нарубить! — лукаво сощурилась Кристина и тут же испугалась, что начинает перегибать палку.

Вадим, однако, лишь пожал плечами и стал снимать рубашку.

— Пять минут. Подождешь?

Она покраснела.

— Не надо, что ты... я так, просто...

— Да брось. Это недолго. Камин — в самом деле неплохая идея.

Когда он вышел, Кристина покосилась в зеркало, проверяя сохранность боевой раскраски; кажется, не смазалось. Разрумянилась... Она прикрыла глаза и поняла, что еще немного — и начнется пьяное буйство. Она вообще относилась к тому типу людей, про которых говорят 'не умеет пить', и сегодняшняя доза, дозволенная себе по случаю праздника, мягко вела голову...

Когда за окном возникла какая-то суматоха, Кристина даже не сразу услышала это, а когда услышала, еще долго не могла понять, в чем дело. Снаружи донесся странный звук — что-то вроде хлопка пробки, потом Вадим чертыхнулся, загремели осыпавшиеся с поленицы дрова, зашуршала трава, словно кто-то куда-то побежал.

— Что там? — испуганно вскрикнула она, подходя к двери. — Вадюша, что...

— Сиди внутри! — рявкнул он. — Не лезь!

У Кристины свело желудок. Вот и все. Вот они и перешли к активным действиям — им просто надоело ждать, когда она образумится. Или просто выбрали, наконец, удобное место — одинокая дача, ни души вокруг, и только они двое с Вадимом...

Звук повторился, а потом ветки малины хрястнули и все продолжали хрустеть и ломаться, со стороны малинника донесся полузадушенный хрип, а через минуту все стихло. Кристина попятилась к дивану, по дороге схватив со стола нож, и забилась в угол. Потом вскочила и кинулась к двери, остановившись сбоку. Сердце колотилось, как бешеное, а глаза жгли слезы. Добрались, все-таки добрались... и Вадик, Вадюша, что там с ним?.. Что с ним еще может быть, дура, крикнула она сама себе. Что с ним может быть, если ты ни о чем его не предупредила, ничего не объяснила, если не дала ему даже шанса! Если, считай, сама и убила его!

Зазвучали шаги — от малинника к двери, уверенные и ни на секунду не медлящие, все ближе и ближе, и когда дверь открылась, Кристина кинулась к вошедшему, пытаясь ударить в шею. Тот перехватил ее запястье, и она увидела Вадима — живого и здорового, только плечи и руки были исцарапаны малиной, а над локтем расплылся огромный багровый синяк.

— Господи... — задушенно всхлипнула она, обмякнув. — Я же тебя... чуть не...

— Ну-ну, перестань... — Вадим подхватил ее вялое тело на руки и понес к дивану; усадил, сел рядом, поглаживая по растрепавшимся волосам. — Теперь все...

— Они не меня, они тебя убить хотели! — почти крикнула она. — Понимаешь, они тебя убить пришли, чтобы меня припугнуть! Они и кошку мою убили, не машина ее сбила, это они ее убили, а теперь...

— А теперь — тихо. — Вадим пересел поближе, но ее отодвинул от себя, глядя в лицо жестко и требовательно. — Успокойся. И теперь уж точно тебе придется рассказать мне, что происходит. Сейчас же. Кто они? Во что ты ввязалась?

— Нет, не надо тебе знать, просто бросай меня к черту и беги отсюда! Или с жизнью распрощаешься! Беги!

— Я не бегаю, — ответил он тихо. — А теперь рассказывай.

— Тебе с этим не справиться!

— Ты меня плохо знаешь, Кристи. И они меня плохо знают. Один уже в этом убедился. И следующий желающий отправится за ним.

Кристина ошарашенно замерла, глядя на него со страхом и изумлением.

— Ты... — всхлипнув, она утерла глаза рукавом и почти шепотом договорила: — ты что — убил его?..

— А что мне было делать? — Вадим передернул плечами так спокойно, что ей стало не по себе, и вспомнилось, как она представляла эти глаза убивающими... Пожалуй, сейчас это не казалось таким уж невозможным. — Он в меня стрелял.

— Но как же ты... как... жив еще?

— Я же сказал — они меня плохо знают.

Кристина выпрямилась и спустила ноги с дивана.

— Я хочу на него посмотреть.

Вадим чуть заметно поморщился.

— Не думаю, что тебе надо на это смотреть. Ничего приятного.

— Ты уверен, что он не встанет?

Он хмыкнул — так, что между лопатками пробежал холодок.

— Более чем.

— Я хочу видеть, — сама не зная, зачем, повторила Кристина.

12345

Предыдущая глава