— Когда ты любишь, — неторопливо продолжал он, — когда ты доверяешь кому-то из любви, ты сделаешь ради него все. Сам знаешь. Вот эти самые создания... не твои, правда... и с обрывов прыгали, и в горящие избы входили, и коням на скаку под копыта бросались...

— Ну! — почти рыкнул тот.

— Итак. Значит, если ты им скажешь что-то сделать, они это сделают? Если просто скажешь, что — надо?

— Разумеется.

— И решат так сами?

— Естественно.

— И если скажешь не делать чего-то — не станут?

— Ну!

Люк помолчал, переведя взгляд на мужскую особь... Вот не повезло парню. Рядом восхитительное создание... С пропорциями Савик напортачил, это верно, но не так уж все и плохо... Короче — рядом самка, а самец занимается черт-те чем, только не делом!

Бред, как и все в этом саду.

— Сделай концентрат, — сказал он тихо. — Загрузи информацию об окружающем мире — ну хоть только о своем. И о них. О том, что они за вид, что у них где и зачем, кто такой ты... да, коллега, да. Опять же — хоть что-то. Что такое жизнь, смерть. Любовь. Радость. Ненависть. Страх. Благодарность и неприязнь. Все то, что подобные им знают... ну, хоть в подростковом возрасте. Ты можешь это сделать?

— Разумеется, я могу! — воскликнул Савик оскорбленно и осекся. — То есть — технически могу. Но для чего это?

— Помести это в... — он огляделся. — У тебя здесь кругом одни фруктовые деревья... В какой-нибудь фрукт. Яблоко, финик, грушу, абрикос... Во что понравится. И расположи дерево с таким концентратом... назовем его Познание... в центр твоего сада. Для пущей ритуальности.

— Зачем? — повторил тот.

Люк кивнул на пару.

— Для них. Если ты говоришь, что они тебе так верят, что они любят тебя, что они сами признают твой авторитет — пусть это дерево стоит там. А им скажи, что к нему и приближаться-то нельзя. А уж кушать с него — ни-ни. Вот тогда мы и увидим, разумны ли они, сами ли тебя выбрали, верят ли тебе. Любят ли тебя.

— Глупо... — немного растерянно пробормотал Савик, косясь на свои создания. — Что тебе с этого? Если они к нему не подойдут — значит, любят и верят, так? Но если они к нему не подойдут, ты скажешь, что они не подошли потому, что я так их запрограммировал, и я в любом случае ничего не докажу.

Люк поднял палец:

— Нет, коллега. Неверно. Если они сами решат, что подходить и грызть твои вялые сливы не стоит, они (перед тем, как это решить) будут об этом думать. А это будет заметно. Вот если я увижу, что они думают, но делают вывод, что не надо, я признаю: они разумны. Ошибаются, верят не тому, кому надо... но это уже наши с тобой разногласия, и их они не касаются. Я признаю, что они ошибочно, но мыслят сами. Стало быть — что они разумны.

Савик задумался надолго, и Люк даже заподозрил — не струсит ли...

Самомнение его не знало границ, но все же, все же...

— Нет, конечно, если ты боишься провести подобный опыт, я просто оставлю свое мнение при себе, ты при себе — свое, и разойдемся, с чем были. Повторяю: ты создал великолепных приматов.

— Согласен, — выпалил Савик. — Я сделаю концентрат... пусть будет Познание, мне все равно. И ты увидишь — они не сделают ничего, что меня обидело бы. И выберут меня — сами.

Люк вскинул руки:

— Хорошо, хорошо. Не будем опережать события. Только уж будь добр не халтурить. Не помести в центр сада пустышку. Не говори им, что это экзамен на их... верность или зрелость, ничего такого. Просто это еще одно правило проживания в твоем доме. Принято?

— Да.

Люк кивнул.

— Рук разбивать не будем...

— И каков срок экзамена?

— А никакого срока нет. Ты куда-то торопишься? — он лукаво улыбнулся: — Или все же сомневаешься в любви своих созданий?

Савик лишь фыркнул и исчез.

Люк остался. Он по-прежнему блокировал себя от исходящей от пары энергии, чтобы не тошнило почти буквально, но наблюдал внимательно. А за ним, он это чувствовал, внимательно наблюдал Савик...

Дерево появилось в центре искусственного мирка скоро. Точнее — на одном из деревьев в этом самом центре появилась виноградная лоза; первая в этом скопище стволов. У Савика даже кустарник был отчего-то похожим на приземистые баобабы...

Люк затаился неподалеку, когда творец объяснял паре, почему нельзя есть плодов с этой зеленой веревочки, выросшей в их саду. Дурак, тихо, чтобы не услышал и не заметил его Савик, подумал он. Кажется, решил, что необычность внешнего вида этого растения станет отпугивать их еще больше. Поставил бы яблоню — может, они меньше о нем думали бы. Вон их сколько — сотни видов. А так — лишь больше будет притягивать...

— Небытие, — говорил Савик проникновенно; а ведь он действительно любит этих созданий по-своему, отметил Люк. Как любит ребенок породистого щенка, уточнил он с кривой улыбкой. Он такой интересный... Пока слушается. — Все кончится, если вы попробуете это — хоть кусочек. Поверьте мне, вы уже не сможете наслаждаться жизнью, в которой сейчас у вас есть все. Вы просто умрете. Вы познаете боль, смерть, плач; зачем? Разве вам плохо здесь?

— Хорошо, о Велик...

Люк поспешно отгородился от людей снова, чтобы не полилась в уши эта дрянь про Великого. Ни стыда у него, ни совести, у этого Великого. В общем-то, почти схалтурил.

Хотя — да, они прежние умрут, если узнают реальное положение вещей. Узнают ли?..

Он дождался, пока Савик уйдет, и перебрался поближе, наблюдая.

Нет, он проиграл. Точнее — проиграл бы, если бы действительно предметом спора был разум этих существ.

Конечно, Люк в этом действительно сомневался поначалу; он не думал, что смелости коллеги хватит на то, чтобы создать свободную особь, с собственной волей. Кажется, с головой у Савика совсем беда... Если ты создал свободное и разумное — отпусти его, иначе какой смысл его создавать? Если тебе нужны постоянные доказательства своего величия — довольствуйся роботами, которые твердят тебе это круглый год с утра до вечера. А если хочешь, чтобы тебя прославляло свободное существо — заслужи это. Не запирай его, не отгораживай, а заслужи! Заслуживать Савик не стал и не станет — слишком большого он мнения о себе и слишком малого — обо всех остальных. О своих творениях, как бы их ни любил, в первую очередь.

Разумом он их наделил, блокировать волю не стал, но ведь ему и в мысли не приходит, что одного его слова недостаточно, он, кажется, действительно уверен, что этого хватит — того, что они знают лишь его одного... Чем-то он похож на тех, кто принципиально берет в жены лишь девственниц, подумал Люк, пробираясь еще ближе. Ей любой хорош, потому что сравнивать не с чем...

Нет, все-таки его первое впечатление было ошибочным. Они мыслили. Они косились на дерево с лозой, и в глазах людей наблюдалось судорожное мельтешение раздумий...

Люк усмехнулся. "Каков срок эксперимента"... Короткий срок. Очень. Что бы там ни говорилось, а эта пара ему откровенно нравилась. Наверное, по большей части потому, что у них отняли то, что Люк чтил свято — Знание. И есть возможность это исправить...

А заодно кинуть очередную подлянку Савику.

Он подобрался, преобразуя энергию, и заскользил по лозе тонкой пестрой ленточкой.

Женщина увидела его первой. Увидела и даже на миг перестала петь, рассматривая его с детским интересом. Ее партнер (или как их называть — здесь?) ничего не видел. Она обернулась на него, помедлила и пошла к дереву. Люк пристроил голову на виток лозы и замер.

— Ты кто? — спросила она, остановившись напротив.

Наверное, если им придать окончательную, полную плотность нормального человеческого тела, она потеряет эту способность — говорить со всеми живыми существами, какие есть, подумал Люк со вздохом. Издержки производства... Но это можно развить заново. При желании.

— Змея, — представился он.

Женщина задумалась.

— Я таких раньше не видела. Кто тебя назвал так? Адам?

Адам. Так зовут мужчину... Хорошо. Ах, сглупил, все-таки; в запале спора даже не спросил у Савика, как зовут его разумников...

Он хотел сказать "да", но передумал.

— Я сам, — отозвался он и, переместив плоскую голову, невзначай задел виноградную гроздь — темно-фиолетовую, полупрозрачную и налитую соком. — Я могу.

— Он говорит, что так невозможно, — возразила женщина. — Животные не могут называть себя сами.

— Почему? И кто он?

— Потому что мы умнее, — не задумываясь ответила она. — А животные для нас. Потому что не такие умные. Мы выше.

Он улыбнулся. А еще, девочка, подумал он, ты узнаешь, что такое тактичность...

— Но я же себя назвал, — возразил Люк.

— Но он...

— А кто он?

— Он... — Люк даже зажмурился — последовала долгая речь, полная эпитетов, и наконец: — ... наш создатель.

— Понятно.

— Так как же ты говоришь, что Адам тебя не называл?

— Можешь меня назвать, — смирился Люк.

Женщина задумалась.

— У тебя глаза горят, как две звезды, — наконец, сказала она, и Люк мысленно вскинул брови; надо же. Поэтом, что ли, станет?.. — Утром они горят так же — темным, не светлым, как в ночи. Я бы назвала тебя Утренние Звезды, но тебя-то ведь один. Ты Утренняя Звезда.

Новая порода ужей, усмехнулся он. Как мило.

— А вас кто назвал? — спросил Люк, переместив мордочку еще ближе к грозди.

— Адама назвал наш создатель. А меня назвал он.

— Значит, Адам умнее тебя?

Женщина нахмурилась и думала долго.

— Не знаю, — сказала она спустя почти минуту.

— Наверное, он знает?

— Наш создатель знает все.

— Кто тебе сказал?

— Наш создатель.

Стальная логика, подумал Люк и скользнул языком по виноградине. Женщина покосилась на него и нерешительно сказала:

— Он запретил есть отсюда.

Так. Подошли к делу...

— Почему?

— Смерть, — пояснила она. — Мы перестанем жить, если съедим эти шарики. Уйдем в небытие.

— Это тоже он сказал?

— Конечно, — кивнула та. — Нельзя есть. Нам нельзя... думаю, и тебе тоже. Он не говорил про зверей. Но лучше сначала спроси у него, не ешь сразу. Может, вам тоже нельзя.

Люк многое передумал перед тем, как явиться сюда, о том, что им сказать, чтобы не нарушить пакта; по всему выходило, что правда — прямо, в лоб — во всех смыслах лучше всего...

— А если он вам солгал? — спросил он вкрадчиво, и рядом воцарилась тишина — только Адам что-то продолжал напевать, едва не пританцовывая.

— Как — солгал? — прошептала женщина, растерявшись. — Что это солгал? Как это?

— Сказал неправду, — пояснил Люк. — Обманул. Ввел в заблуждение. Наврал.

— Как это? — повторила она опять. — Зачем это делают? Он ничего не делает нам плохого, если он сделал... соврал, так надо.

— Лгут, когда хотят получить что-то. Скажи, тебе весело с Адамом?

— Да...

— Со зверями?

— Да...

— А ему — с вами, — стараясь не дать ей отвлечься, — продолжал Люк. — Если вдруг исчезнут Адам и звери, тебе станет скучно, так? Тебе будет хорошо с создателем, но по всем остальным будешь скучать. А он хочет, чтобы вы всегда были с ним. Он хочет, чтобы вы всегда были тут, с ним. Всегда говорили ему, что он хороший — он это любит...

— Но он и есть хороший! Ты говоришь что-то неправильное...

— Послушай до конца, а потом решишь, — возразил он. — Если вы съедите это, — снова качнул головой блестящую виноградину, — вы поймете многое, что он не хотел вам говорить. Узнаете многое. Вам станет тут скучно — ты ведь даже не представляешь, сколько в мире всего еще есть, кроме этого сада и его лица. И тогда вы захотите уйти.

— Нет, мы не хотим от него уходить, он хороший!

— Это пока.

— Но... Что бы мы ни узнали; если он скажет нам остаться, мы ведь никуда не уйдем, мы не хотим, чтобы ему было скучно. Это плохо, когда скучно... Наверное. Я не знаю... — несчастным голосом договорила она.

— А узнать не хочешь?

Она задумалась.

— Не знаю. Если это плохо — зачем знать?

— Ну, например, надо знать, как это, когда тебе плохо, чтобы потом это вовремя вспомнить и не делать плохо другим.

— Так если я не буду знать, как это, я и не сделаю.

— Не совсем, — возразил Люк мягко. — Можно сделать кому-то плохо, даже если ты не знаешь, что это такое.

— Я тебе не верю. Наш создатель про это не говорил.

— И не скажет. Чтобы вы не знали слишком многого. А я тебе скажу. Например, ты знаешь, что такое "обидеть"?

Она молча замотала головой; Люк вздохнул.

— Но ты меня сегодня обидела. А это очень плохо.

Кажется, она даже лишилась дара речи — глаза стали огромными и непонимающими, почти испуганными.

— Как? — выдавила женщина с трудом. — Как я это сделала?

— Ты сказала мне, что я глупый. Знаешь, это неправда, а поэтому очень обидно.

Она обхватила голову руками, закрыв глаза, вздохнула.

— Не понимаю... Как я могла сказать неправду, если он так говорил, и я сказала только то, что я знала!

— Не всегда то, что ты знаешь, правда, — тихо, но четко выговорил Люк. Помолчал, пережидая, пока слова прорастут в ее мыслях, и добавил: — И не всегда правда то, что тебе говорят другие.

— А ты? Ты тоже говоришь, значит, ты можешь меня обманывать?

А девочка быстро учится, с усмешкой подумал Люк. Быть Адаму подкаблучником...

— Могу, — сказал он осторожно. — Все могут. Но я не лгу.

— Откуда я знаю?

Молодец...

— Не знаешь. Думай. Ваш создатель сказал, что это за растение?

— Да. Древо Познания.

— Познания, — повторил Люк со значением. — Значит, какой-то смысл в моих словах есть, так? Познание. Я предлагаю хоть раз его не послушать и решить самим, что делать. Познание — это великая сила.

— Сила?..

— Еще какая. Он ею владеет. Но давать ее вам он не хочет, боится. Боится, что вы подниметесь, станете, как он... а может, и лучше. Умнее. Сильнее. Все может быть, разве не так?

— Не знаю... — жалко пробормотала она. — Я не уверена, все-таки, что он может нам говорить неправду...

— Но о самом понятии "ложь" он ведь вам не говорил? Не говорил. Значит, все-таки кое-что скрывает от вас. И это, и многое другое. Все здесь. Он все вложил вот сюда. Попробуй — и узнаешь многое, и о нем, и о себе...

— Разве я не все знаю о себе?

Люк улыбнулся так, чтобы она это увидела.

— Нет, не все. И Адам узнает о себе много интересного... кое-что, о чем он вам не рассказал и рассказывать не собирается.

— Не может быть...

Люк сдвинул голову в сторону.

— Попробуй. Скажу честно: ты узнаешь много неприятного, злого, страшного. Но много и хорошего. Любовь. Ты знаешь, что это?

— Я люблю нашего создателя.

— А Адама?

Женщина нахмурилась, снова замолчав, и нерешительно покачала головой:

— Не знаю. Да. Конечно.

— А зверей?

— Да.