Тогда, в 41-м...

-Мы не так давно получили распоряжение штаба округа, запрещающее хранение боеприпасов в машинах. Боеприпасы предписывалось сложить в обитые железом ящики и сдать на склад. А для того чтобы боеготовность 'не снижалась', на каждом ящике с боеприпасами надлежало написать номер машины. Абсурдность такого распоряжения очевидна. Ситуация выглядит по меньшей мере странно, вы не находите?— подал реплику начальник штаба дивизии подполковник Кислицын.

-Мне известно, что экипажи танков не очень охотно выполняют распоряжение о сдаче боеприпасов.— нахмурившись, сказал начальник штаба мехкорпуса полковник Татаринов.— Однако, давайте, товарищи, решим, как мы обеспечим выполнение приказа командира корпуса и произведем маневр по выводу подразделений из городка. Маневр с переправой через Мухавец, с пересечением двух железнодорожных линий и шоссе представляет определенные трудности в исполнении.

-Да еще и на ночь глядя.— заметил заместитель командира дивизии по политической части полковой комиссар Илларионов.— Эх, а сегодня в клубе концерт...

-Ну, так и не всю дивизию выводим. Один танковый полк, гаубичный полк, разведбат, мотострелков, спецподразделения...Сейчас соберем в парке всех командиров полков и поставим задачу.— сказал Пуганов.— Выход частей дивизии будет осуществляться в заранее согласованный район. Трудности, конечно, возникнут, но мне думается, мы успешно порешаем все вопросы. Полковник Кононов!

-Я!— отозвался заместитель командира танковой дивизии.

-Подготовьте вместе с начальником штаба распоряжение на марш.

-Есть!

-И вот еще...Подготовьте и штадив к маршу, погрузите на всякий случай его документы и имущество. Возьмите взвод из комендантской роты и действуйте.

21 июня 1941 года.

Роща в двух километрах юго-восточнее Жабинки.

Командный пункт 28-го стрелкового корпуса.

Солнце, весь день сиявшее в безоблачной вышине, ушло за горизонт, стих июньский ветерок. Незаметно подкрадывались сумерки.

В штабной палатке командир корпуса, генерал-майор Попов наводил на свои сапоги последний лоск, начальник штаба, полковник Лукин собирал с походного столика карты и документы. Полог палатки откинулся, внутрь шагнул начальник оперативного отделения штаба корпуса майор Синковский.

-Товарищ генерал-майор, закончено двухдневное командно-штабное учение по теме: 'Наступление стрелкового корпуса с преодолением речной преграды'.-торжественным голосом отрапортовал Синковский

-Хорошо. Штабу корпуса до особого распоряжения приказано оставаться на капэ, дивизионным — вернуться в расположение. Продолжайте сосредоточение штакора на капэ.-сказал Попов.

-Есть.

Взглянув на Синковского, генерал сказал:

— Товарищ майор! Я и начальник штаба уезжаем в Брест. Штаб остается здесь. Дайте людям отдохнуть, а завтра с рассветом, если не получите каких-либо других указаний, ведите штаб на артполигон для участия в учении.

-А какие могут быть другие указания?— удивился Синковский.

-Мало ли что.— неопределенно сказал Попов и махнул рукой.— Всякое бывает. У начальства семь пятниц на неделе. Возьмут, да и поднимут 6-ю и 42-ю стрелковые дивизии вместо утренних учений. Хотя бы по учебной тревоге поднимут и выведут их в районы сосредоточения.

-Думаю, вряд ли.— сказал полковник Лукин.— В Кобрине все на округ оглядываются. А оттуда без конца твердят-'вас уже не раз предупреждали о недопустимости таких действий, которые немцы могли бы расценить как провокационные'. Генерал Коробков сегодня прямо так и сказал: непосредственной опасности войны нет, и слухи о том, что она скоро начнется, — провокация.

-Вряд ли не вряд ли, а мы должны быть готовы ко всяким неожиданностям.— ответил Попов. — Говорят, немцы мобилизовали все лодки, имеющиеся у местного населения приречных районов, стягивают их ночью к берегу и маскируют. У танкистов из двадцать второй танковой дивизии слышал, что немцы усиленно строят деревянные плоты по берегу Западного Буга.

-Да, подобные сведения явно не улучшат воспитательную работу.-заметил полковник Лукин, убирая документы в сейф.

-Объявили решительную борьбу с болтливостью, а какая уж тут болтливость, ежели каждая новая оперативная или разведсводка говорит об усилении активности гитлеровцев на границе?— сердито проговорил генерал Попов.— Каждый день какая-нибудь новость. То поляк границу перейдет, то немцы напоминают о своем соседстве. Ладно, Лукин, заканчивай с документами, поедем в Брест, машины ждут.

-Оборону штаба на ночь организуйте по боевому расписанию, — добавил начальник штаба. И внимательно посмотрел на майора Синковского. Тот, помедлив, молча кивнул головой.

21 июня 1941 года.

Роща в двух километрах юго-восточнее Жабинки.

Командный пункт 28-го стрелкового корпуса.

-Нормально так получается, да?!— возмущенно сказал капитан Алексеев, помощник начальника оперативного отделения штаба 28-го стрелкового корпуса, подходя к майору Синковскому, стоявшему у штабной палатки. Майор внимательным взглядом провожал машины комкора и начштаба корпуса, отъехавшие с капэ.

Алексеев хмыкнул.

-Ты чего бузишь, Алексей?-насмешливо спросил Синковский, поворачиваясь к своему помощнику.

-Комкор с начштаба в Брест укатили, а мы тут остаемся?! Многие командиры недоумевают, почему их оставили здесь, а не отпустили в Брест, к семьям на воскресенье.

-Не всех же оставили. Нехай просил разрешения уехать в Брест. Я отпустил его к семье.

-У капитана причина уважительная. Жена больная.— ответил Алексеев.— Он ее не сегодня-завтра в госпиталь собирается положить. Чего-то там с ногами. Я толком не знаю. Я предупредил его, что завтра к восьми нужно быть на артполигоне.

-Начальству виднее, Алексей.— внушительно ответил Синковский.— Ты знаешь, у меня вначале мелькнула мысль: может командир корпуса с начальником штаба затеяли что-либо для проверки боеготовности? Но нет, не похоже.

-Может быть, поднимут шестую и сорок вторую стрелковые дивизии по учебной тревоге и выведут их в районы сосредоточения?— высказал предположение Алексеев.

Синковский закурил, затягиваясь, глянул на своего помощника.

-Нет, не похоже.— сказал он.

21 июня 1941 года.

Брест.

Штаб 42-й стрелковой дивизии.

-Ну так что, так и будем сидеть?-возмущенно сказал командир 44-го стрелкового полка майор Гаврилов.

Другие, собравшиеся в штабе дивизии, командиры частей сдержанно, но недовольно загудели:

-Час уже ждем!

-А комдива нет!

-Где же он? В штабе армии?

-Ладно, товарищи.— решительно сказал полковой комиссар Богатиков.— Раз уж не дождались Лазаренко, будем расходиться. Товарищи командиры! Я еще раз предупреждаю всех о явке на завтрашние учения! К восьми ноль-ноль! Без опозданий, товарищи!

21 июня 1941 года.

Брест.

Квартира командира 28-го стрелкового корпуса генерал-майора Попова.

Генерал мелкими глотками отхлебывал крепкий горячий чай и время от времени поглядывал на супругу, оправлявшую возле огромного трельяжа поясок на платье.

-Ты в предчувствия веришь?— неожиданно спросил он.

Жена, высунув язычок, не отрывая взгляда от зеркала, кивнула.

Попов поставил стакан с чаем на стол:

-Вот что. Оставайся ты дома, а я сгоняю в штаб корпуса и оттуда позвоню тебе. Тут недалеко, на Ляпидевского. Рукой подать.

Жена обиженно надула губки.

-Я туда и обратно.— уверенно сказал Попов.— Успеем еще прогуляться. И на концерт артистов Московской эстрады тоже успеем.

-Что-то случилось?

-Не знаю. Вроде бы ничего не случилось. Просто...Предчувствия. Я тоже верю в предчувствия.

21 июня 1941 года.

Брест. Ул. Ляпидевского 33.

Штаб 28-го стрелкового корпуса.

Во дворе штаба корпуса Попов увидел несколько грузовых машин, на которые бойцы сноровисто грузили штабные несгораемые ящики, шкафы с документами, сейфы...

Здесь же, во дворе, у крыльца, стоял начальник штаба корпуса полковник Лукин и нервно курил. Увидев комкора, Лукин шагнул навстречу.

-Что тут у вас?— спросил Попов.

-Приказал комендантскому взводу 333-го стрелкового полка погрузить штакор и отправить на капэ, в Жабинку.

-На ночь глядя?

Лукин кивнул.

-Чего так?

-Звонили из штаба армии. Запрашивали обстановку.

-Вот как?! Есть какие-то распоряжения из Кобрина?

-Пока нет. Ждем.— коротко ответил Лукин.— Обстановка на границе того..., тревожная.

-В каком смысле?

-Танковая дивизия Пуганова скрытно покинула Южный Военный Городок. Якобы учебный ночной марш и прочая такая петрушка. Якобы командир мехкорпуса так приказал. Дивизия выводится на рубеж сосредоточения. Оставлены только дежурные подразделения и прикрытие.

-Прикрытие?

-Да. Прикрытие. Понимай, как знаешь.

-Ничего не понимаю. Нам-то что делать?

-Ждать.— Лукин пожал плечами.

-Нам-то выводить полки из крепости или нет?

-Приказа не было. Но вряд ли такой приказ последует. Ведь нас уже не раз предупреждали: не допускать таких действий, которые немцы могли бы расценить как провокацию.

-Пойдем-ка в штаб, прикинем чего-нито. А то сейчас как плюнут на все предупреждения, да как жахнут приказом на вывод частей по учебной тревоге, сраму и хлопот не оберешься! Эх, сколько раз я говорил, поднимал вопрос перед Коробковым— надо учитывать всю опасность размещения двух дивизий в крепости! Учебными тревогами ведь наглядно было установлено, что для вывода их в районы сосредоточения требуется до шести часов времени. Но всем все по хрену!

21 июня 1941 года.

1-я пограничная комендатура 17-го погранотряда

Местечко Волчин.

В командирское общежитие, где размещались несколько командиров, в основном холостяки, вбежал посыльный:

-Срочно в штаб!

-Что за спешка, боец?

-Перебежчика взяли. Говорит, что война утром начнется...

21 июня 1941 года.

Брест. Ул.Карла Маркса 77.

Штаб 17-го погранотряда.

...В помещении штаба собрался командный состав. В нервном, возбужденном состоянии ходили из комнаты в комнату, обсуждая вполголоса кризисную обстановку. Со второй погранзаставы поступило тревожное сообщение: с сопредельной стороны появился перебежчик. Около двадцати двух часов пограничный наряд заметил, что к берегу реки подбежал мужчина и, не раздеваясь, в одежде, бросился в воду и поплыл к нашему берегу. Его тут же стали обстреливать, но он, притворяясь убитым, нырнул и благополучно достиг нашего берега. Здесь он был задержан пограничниками. Он потребовал, чтобы его как можно скорее доставили к 'пану начальнику'. Пограничники вызвали тревожную группу. Перебежчика доставили на заставу. Там он сообщил начальнику, что будто бы в четыре часа утра немцы перейдут Буг. Начальник заставы тотчас связался с комендатурой, тот доложил начальнику погранотряда майору Кузнецову...

-Ну и что будем делать, товарищи?— спросил майор Кузнецов, медленно обводя взглядом присутствующих в помещении командиров.

-Что перебежчик? Не провокация ли сопредельной стороны? Может специально подослали...

-Не думаю.— покачал головой Кузнецов.— Поляк. Солдат старой царской армии, воевал с немцами в ту войну, как и все поляки, ненавидит гитлеровцев. Говорит, утром начнется война. В четыре утра. Переправу немцы будут наводить недалеко от Волчина, у старого шоссе, там, где был паром, а другую у Большого камня. Как только узнал о времени нападения фашистов на нашу страну — у него в доме расквартировались два офицера, — тут же взял косу, пошел к Бугу. Косцов немцы не трогают. И вот он, подойдя к берегу, не раздумывая, бросился в реку.

-Где он теперь, перебежчик?— поинтересовался кто-то из командиров.

-Перебежчик находится на заставе.

-Надо бы его сюда, в Брест доставить. И потолковать.

-Не поздновато ли толковать? Пограничные наряды и наблюдатели на вышках подтверждают, что на сопредельной стороне накапливаются войска. Начальник заставы по своей инициативе поднял по тревоге личный состав и приготовился отразить нападение непрошеных гостей.

Кузнецов помолчал, потом решительно рубанул рукой по воздуху:

-Сделаем так: я немедленно докладываю по телефону в Минск о перебежчике и о его важном сообщении дежурному по штабу войск округа, получу указания Комендантам участков повысить готовность подразделений, а командному составу быть в полной боевой готовности. Затем, в порядке взаимодействия, надо проинформировать наших соседей справа и слева. Думаю, надо позвонить в Кобрин, в штаб четвертой армии...

22 июня 1941 года.

Железнодорожная станция Тевля.

Генерал — майор Оборин.

Командир двадцать второй танковой дивизии генерал Пуганов был предусмотрителен. Перед тем как выехать на капэ мехкорпуса для личного доклада, он по рации связался с Обориным. Тот приказал прибыть для доклада на станцию Тевля.

Разъездная штабная эмка двадцать второй танковой дивизии вкатила на станцию Тевля. В центре ее, на плохо освещенной пристанционной площади, возле почты, стояли легковая машина командира мехкорпуса и пикап связистов. Эмка Пуганова подкатила вплотную к пикапу.

Генерал Оборин мрачно вышагивал по пристанционной площади. На крыльце почты курил начальник отдела связи корпуса полковник Давыдов. Чуть поодаль стояли несколько красноармейцев.

Оборин пожал Пуганову руку и глухим голосом спросил:

— Много машин на марше встало?

— Семнадцать.-негромко ответил Пуганов.

— Идемте-ка на почту, там доложите.

Поднявшись на крыльцо, Оборин и Пуганов вошли в небольшую комнатку, перегороженную фанерной стенкой с одним окошком; за ним сидела перед коммутатором молоденькая телефонистка, она же и телеграфистка.

Выслушав короткий доклад Пуганова, Степан Ильич деловито попросил телефонистку срочно соединить его с аэродромом в Именине и назвал позывной военного коммутатора.

— Именин!... Именин!.. — монотонно ворковала за перегородкой телефонистка.— Ой, Именин! Любаша, дай мне линию для военного начальства. — Она с любопытством повела в окошко красивыми глазами на генерала Оборина. — Соедини, родненькая, с "Орлом"..."Орел" на проводе, товарищи генералы...

Оборин взял трубку и попросил соединить его со штабом десятой авиадивизии.

— Генерал Оборин.— сказал он после того, как на другом конце трубки прорезался голос оперативного дежурного штаба авиадивизии.— Соедините со штабом армии в Кобрине...

22 июня 1941 года.

Кобрин.

Полковник Сандалов.

Субботний день 21 июня подошел к концу, но для подготовки к противодействию вероятной агрессии в 4-й армии Западного ОВО почти ничего предпринято не было. Впрочем, не было и соответствующих приказов на это. Командующий округом Павлов через своего начальника штаба Климовских отдал приказ оперативным дежурным штабов армий: 'Вызвать в штаб командующего, начальника штаба и начальника оперативного отдела. Ждать им у аппаратов и предупредить командиров корпусов'. Одновременно Павлов приказал поднять войска по тревоге, разослать во все части и соединения опечатанные 'красные пакеты' и занять все оборонительные сооружения, в том числе и недостроенные. Вскрывать 'красные пакеты' не разрешалось до получения сигнала 'Гроза'.