Душегуб

— Простите, матушка! Бес попутал! Бес попутал!

"Матушка" спокойно и даже с некоторой иронией попросила:

— Встань, Глаша. Я не сержусь. Я давно замечала за тобой некоторую нечестность... Но скажи мне, будь добра, ты это всё ребятишкам скормила?

У Глафиры глаза намокли.

— Да, Варвара Ильинична.

Барыня помолчала, подумала.

— Ладно. Иди, работай. Я насчёт тебя подумаю.

— Варвара Ильинична! Больше никогда... Поверьте... Как на духу...

— Иди, иди, Глаша.

— Вы её уволите? — спросил Денис.

Гагарина усмехнулась.

— Как ты интересно сказал. "Уволите"... Если бы всё было так просто. Грамотных людей у меня нет. А Глаша — она старосты дочка, её грамоте научили... Теперь вот ты.

Она встала. Прошлась по кабинету.

— Думаю, дальше и смотреть не стоит. Тут все воруют. Я на это смотрю сквозь пальцы...

Остановилась перед Иваном.

— А что я могу сделать? Ума не приложу. И Глаша ворует, и Франц ворует...

— Какой Франц?

— Как "какой"?! Ах, да! Ты же память потерял. Франц — это мой управляющий.

Гагарина села на стул, опёрлась головой на кулачок.

— Был бы Сергей Павлович жив, он бы мигом порядок навёл. А я... Тяжело мне, Ваня. Очень тяжело.

— Сергей Павлович — ваш муж?

— Да, Ванечка, да. Он погиб в августе двенадцатого. Я руки на себя наложить хотела... Но не смогла. Духу не хватило. Это же грех какой...

— Вы так с тех пор и одна?

— Да... Приезжают... Зовут замуж... Только никто из этих женихов не сравнится с моим Серёжей. Всё хлыщи какие-то. Я их... Я их всех насквозь вижу. Им моё имение нужно, а не я.

Денис развёл руками.

— Варвара Ильинична, возможно, вы заблуждаетесь. Возможно, кто-то из претендентов вас искренне любит. Ведь вы очень красивая дама. Очень.

Гагарина засмущалась.

— Ох, Ваня. Многие так говорят. Вот приехал вдовый сосед, Григорий Семёнович Ливанов. И туда же — вы, говорит, красавица... вы ангел. Но всё, как-то, неискренне. И глупо, как-то... Они все... Все, Ваня, почему-то думают, что я дура и поверю во всякое. Вот ты сказал честно, от всего сердца.

"Зацепило", — подумал Денис. Он вздохнул.

— Варвара Ильинична, я, чем могу, постараюсь вам помочь. Я вам искренне сочувствую и... попытаюсь стать вам полезным.

Гагарина грустно усмехнулась.

— Интересно — где ты так научился говорить. Неделю назад и двух слов толком связать не мог. А теперь вот... "искренне сочувствую". И взгляд у тебя какой-то...

Денис ничего не ответил.

Варвара вздохнула, продолжила.

— Мне за Серёжу пенсион платят. Восемнадцать рублей в месяц. Но разве они заменят дорогого человека.

— А сколько лет вам было, когда он погиб?

— Девятнадцать... А ему двадцать один. Не пожил толком.

Тут Гагарину прорвало. И она рассказала длинную и сентиментальную историю их с мужем любви. И проговорила она до обеда.

Денис внимательно слушал. Кое-что мотал на ус. Кое-где играл искреннее сочувствие. Кое-когда артистично удивлялся и восхищался.

Варвара, конечно, идеализировала мужа. Он, наверняка, не был таким святым, как она себе представляла. Но её память неким образом отсекла все неприглядности, а оставшееся представляло Сергея действительно святым человеком.

Потом, Варенька перешла на своё детство. Счастливое и беззаботное.

После потащила Ивана показывать портреты в её спальне на стенах.

Хвасталась своим рукоделием.

Умение слушать женщину, умение сопереживать, восхищаться вместе с ней и огорчаться, — великая сила воздействия. Она мгновенно привязывает к благодарному слушателю.

Через три часа монолога она спохватилась.

— Заговорила я тебя совсем. Давай ты со мной отобедаешь, и потом мы ещё с тобой поговорим.

Денис остановил:

— Варвара Ильинична, не нужно настолько откровенно демонстрировать вашу благосклонность ко мне. Это вызовет пересуды и даже недовольство. Если я пообедаю в кабинете, то это будет вполне в рамках приличия.

Гагарина покрутила головой.

— Боже! Как ты... изысканно говоришь!... Знаешь, тогда я пообедаю в столовой, а чай пить приду к тебе.

Денис улыбнулся.

— Ну что же. Это приемлемо.

После обеда, который Глаша поставила ему на письменный стол, Варвара пришла с подносом и расставила чашки и судки. Сама. Снова начала разговор:

— Я вот что думаю. Надо что-то менять. Надо в поместье навести новые порядки. Да и просто — порядок... Не могу понять, что я делаю не так. Я... Я хватаюсь за соломину. Я ведь к тебе обратилась от безысходности. Ну, подумай сам — что может посоветовать крепостной увалень...

Наткнулась на ироничный взгляд Дениса. Засмущалась.

— Извини, Иван. Ты оказался на удивление... здравомыслящим человеком.

Денис уже прикинул — какая информация необходима и примерные пути развития хозяйства. Но уточнить предварительные наброски было необходимо.

— Ну, прежде всего — как вы представляете себе идеальное хозяйство?

Варвара сразу ответила, видно, уже думала об этом.

— Идеальное — это приносящее доход. У меня сейчас чистого годового доходу тысяча двести. Или чуть больше. Но в позапрошлом году было тысяча триста пятьдесят. А ещё годом раньше — полторы тысячи, с пятидесятью рублями. И я не могу понять, почему доходы падают.

— Чистый доход — это общие доходы, минус общие расходы?

— Да. Именно так.

— Значит, надо рассматривать отдельно каждую статью дохода и каждую статью расхода.

И сказал в сторону двери.

— Заходи, Глафира. Не стой за стенкой.

В коридоре затопотали удаляющиеся шаги.

— Она, что — подслушивала?

Денис усмехнулся.

— Видимо...

Варя крикнула:

— Глаша, зайди немедленно!

Зашла потупившаяся ключница.

— Глаша, ты... Ты крадёшь, ты подслушиваешь... Я избавлюсь от тебя.

— Матушка, Варвара Ильинична, я только спросить хотела. Нечаянно я подслушала.

— Спрашивай.

Глафира помялась.

— Вы меня выгоните?

Гагарина посмотрела на Ивана. Тот отрицательно качнул головой.

— Нет, Глаша... Ступай.

Денис снова вступил в разговор.

— Она же баба неглупая и хорошо знает ситуацию. Думаю надо привлечь её к анализу финансово-хозяйственного состояния поместья.

— К "анализу"?

— Варвара Ильинична, мы же собрались думать о вашем будущем. Поэтому лишний ум нам не помешает.

— Ты вот сказал... Как это... Ну... Состояние.

— Финансово-хозяйственное?

— Да... Понять-то я поняла, а вот повторить не смогу.

И оба рассмеялись.

До самого позднего вечера Денис выписывал на отдельный лист доходную часть поместья за прошлый и позапрошлый год. Заглянул и в книгу трёхгодичной давности. Да. Прибыльность поместья падала. Отчасти из-за ухудшения погоды.

Засуха. Урожайность снижалась, а основной доход поместья был частью от продажи зерновых. Пшеница, рожь. А другой частью от торговли лесом.

Овёс сеяли для себя, для "тягла". Гречку тоже для собственного пользования. Так, немного. Достаточно большую площадь занимали огороды. Выращивали много репы, как заменителя хлеба при неурожае зерна.

Варвара Ильинична сетовала.

— Мы же не Курская губерния. У нас урожаи маленькие и земли пахотной не густо. Мы же мелкопоместные. Живём на задворках государства... Не знаю... Я уж было надумала продать имение. Ведь понимаю, что веду хозяйство бестолково. Держу его только в память о Серёже. Это же ему эти земли дали... В посмертие... За его подвиги... Серёжа ведь двоюродный племянник Гагарина, Фёдора Фёдоровича. И он во всём старался походить на него.

Промокнула набежавшую слёзку.

— Только князь, Фёдор Фёдорович, и до сих пор жив, а Серёжа...

Варвара помолчала, справляясь с волнением.

— И я себя тут... Заживо похоронила... Последнее время прибаливать начала... Да и то сказать — старость.

Денис вдруг понял, на кого походила Варвара Ильинична. Была такая ведущая на радиостанции "Эхо Москвы". Журавлёва... Да, Журавлёва. В двадцать восьмом, когда страна развалилась, она уехала, то ли в Америку, то ли в Канаду...

Красивая, зараза.

Посмеялся про себя. Это выходит Варваре сейчас тридцать три, а она себя в старухи записала.

А Гагарина продолжала жаловаться:

— Да ещё дождей в прошлом году почти не было... Как, Ваня, мыслишь? Что можно сделать?

Денис почесал затылок.

— Варвара Ильинична, а на какую сумму я могу рассчитывать?

— В каком смысле? — удивилась Варвара.

Денис прошёл к двери, выглянул в коридор — никого.

— Варвара Ильинична, у вас запас денежных средств есть?

— Есть, как не быть, — насторожилась Гагарина.

— Я плохо разбираюсь в ценах. Сколько стоит пожарный насос?

— Не знаю. Надо у Франца спросить. Сейчас я его приглашу.

Через пару минут вернулась со здоровым белобрысым немцем.

— Вот — Франц Карлович. Он многое знает.

Немец с любопытством смотрел на безусого пацана, сидящего за барским письменным столом.

— Я вас слущаю, молодой человек, — преувеличенно вежливо обратился он к Денису.

— Франц Карлович, меня интересует цена пожарного насоса.

— Защем вам?

— Так вы знаете цену, или не знаете? — Хитро прищурился Денис.

— Знаю. До тридцати пяти рублей серебром.

— Спасибо.

И немец подался по своим делам.

Варвара ждала.

— Смотрите, Варвара Ильинична, к примеру — засуха. Но тут же у вас... то есть у нас, река. И все посевы недалеко от неё. Я же по карте имения посмотрел. Все посевы вдоль реки, а дальше леса, а ещё дальше каменная пустошь. Простая вещь — водовозная бочка, пожарный насос, бригада поливщиков из двух... Пусть даже трех человек.

Тут, чуть ли не бегом, вернулся Франц.

— Я понял, щего хощет этот мальщик! Он хощет поливать посевы!

— Не только посевы, но и огороды.

— Река! — соображал немец, — Вода! Пожарная бощка! Это... Это ощень умно! Ощень!

Денис поинтересовался:

— То есть, вы меня поддерживаете?

— Надо пробовать. Надо испытать. Надо делать этот... Эксперимент. Но, думаю, этот идея хороший. Перспективный.

— Спасибо, — поблагодарил Денис за поддержку. И уставился на Варвару.

Та выпроводила немца и уселась за стол напротив Дениса.

Тот поинтересовался.

— Тридцать пять рублей серебром, для вас большая сумма?

— Конечно, большая! Я за Жасмин отдала двести рублей ассигнациями. Это примерно столько же...

Посмотрела на удивлённого Ивана.

— Жасмин — это моя лошадка трёхлетка. Буланая кабардинка.

— Ага. Понятно. Но, можно в чем-то себя ограничить. Ограничить сейчас, с тем, что в будущем доход повысится.

— Есть у меня, Ваня, запас. Есть... Триста тысяч ассигнациями в государственном банке... И... — помялась — и четыре с половиной тысяч серебром здесь. И золотом семьсот рублей.

— Варвара Ильинична, если деньги с умом вкладывать в дело, они начнут приносить деньги. А лёжа в сундуках они бесполезны.

— Да я понимаю. Не дура... Ладно. Тридцать пять рублей — не такая уж и страшная сумма. Ещё за бочку и за телегу придётся рублей шесть выложить.

— А у нас никто бочки и телеги не делает?

— Нет, — вздохнула женщина, — не делает.

* * *

Во дворе заржала лошадь.

Варвара Ильинична выглянула в окно.

— Помяни чёрта, так он — тут как тут.

И объяснила Соколову:

— Ливанов прикатил.

— Если он вам неприятен, так прогоните его.

— Нельзя, Ваня. Нельзя. Традиции дворянского гостеприимства...

В кабинет ввалился здоровенный мужик.

— Варвара Ильинична! Вот вы где! Здоровьичка желаю! Как вы тут, без меня?!

Хозяйка улыбнулась.

— Здравствуйте Григорий Семёнович. Проходите в гостиную. Я отдам последние распоряжения и приду.

Гость был шумным. Очень шумным. Громогласным.

Иван подсчитывал расходы на "усадебное пропитание" и прислушивался к разговору в столовой.

Варвара громко произнесла:

— Не стоит, Григорий Семёнович... Не нужно этого делать!

Ахнула, взвизгнула.

Денис быстро вошёл в столовую. Гость сграбастал госпожу Гагарину и, повалив на стол, целовал её лицо и шею. И как уж Варвара Ильинична не отбивалась, справиться с этим медведем не могла.

Соколов спокойно и негромко сказал:

— Григорий Семёнович, отпустите хозяйку.

Ливанов вспыхнул, лицо пошло красными пятнами. Ещё бы! Какой-то сопливый крепостной ему указывает. Но напоролся на спокойный взгляд Дениса, взгляд хладнокровного и уверенного в себе убийцы, и как-то... сдулся.

Он одернул костюм и обратился к барыне:

— Варвара Ильинична, почему вы манкируете мной?

Варвара, красная как свёкла, оправляла платье. Отошла в сторону Дениса и ткнула пальцем на дверь.

— Григорий Семёнович, я прошу вас покинуть мой дом...

Тот усмехнулся.

— Да куда же я на ночь глядя. Волки по лесам шалят. Позвольте я уже у вас... Переночую, так сказать.

Варвара поджала губы, посопела сердито.

— Хорошо. Глаша, постели гостю в библиотеке, на софе.

И вышла нахмуренная.

— Ваня, за мной.

Зашла в свою спальню.

— Ваня, я подозреваю его в нехорошем.

— Ну, это понятно. Я думаю, Маргошу надо на ночь поселить в вашей спальне.

— Полагаю, этого недостаточно. Сегодня ты останешься у меня, и будешь охранять мою честь.

— Как прикажете, Варвара Ильинична.

— Ночь сидеть и не спать, тебе, с твоей спиной, — тяжело. Поэтому, постелешь зипун у порога. Я бы попросила Глашу, но у неё дети маленькие дома. Их оставлять нельзя. В доме никого. А я... Я боюсь.

— Слушаюсь, Варвара Ильинична. Как скажете. И это... Ничего не бойтесь.

Денис спал у порога на огромном овчинном тулупе, лёжа на животе, не раздеваясь, накрывшись тканым покрывалом.

Среди ночи, дверь открылась, и Ливанов наступил на спину лежащего мальчишки. Соколов взвыл от боли. А Григорий потерял равновесие и грохнулся на пол.

Чиркнула спичка, Гагарина зажгла свечу.

И тут гость заорал благим матом. Маргоша, собачка, чуть больше кошки, рыча, вцепилась ему в ногу. Варвара, в одной ночной сорочке, вскочила, схватила собачонку и тянула её от Ливанова. Но острые как иголочки зубки крепко держали добычу.

Григорий Семёнович, вопя, отбрыкивался от животного и, наконец, освободился от мёртвой хватки. В одной нательной рубахе и подштанниках он валялся на полу, держась за прокушенную ногу и причитал:

— Что же вы, Варвара Ильинична, гостей собаками травите! Я же поговорить пришёл! А-а-а! Боже! Больно как!

— Видела уже... Как вы говорите... Как вам не стыдно! Вы — дворянин, и никакого уважения к даме! Подите прочь... Ваня, полей ему ногу водкой.

— А... Где?

— На кухне, в левом шкафчике штоф.

Денис с подсвечником зашёл в библиотеку.

— Григорий Семёнович, вы слышали, что барыня сказала. Давайте вашу ногу.

— Слышал, — мрачно отозвался Ливанов. И положил ногу на стул.

Иван полил водкой на следы от укуса, гость зашипел. Протянул руку, выхватил у Дениса плоскую бутылку и присосался к горлышку.

— Всё! Пшёл вон!

— Ну, как он? — Спросила хозяйка.

— Отобрал у меня водку и теперь пьёт.