время выбирать

— Ты кто? — мысль сильная, но совершенно простая. На всякий случай.

— Т-ты хто-о?

'Он что издевается? Ну ладно'. — Леда пришла в ярость, и, уже не сдерживаясь, обрушила на это существо всю свою силу, оформив ее в короткий полыхнувший ледяной яростью ответ:

— Страж!

Бог заскулил от силы удара и вдруг совершенно другим голосом спросил:

— Вы пришли, чтобы убить меня?

— Может, сначала ответишь кто ты?

— Я — Бог этого мира. Так что не тяните, убивайте.

Леда растерялась. Стремление к самоубийству? У Бога? Хм. Сначала нужно выяснить, что же все-таки произошло.

— Расскажи, почему погиб этот мир?

— По моей вине, Странница. Я ...

Бог смешался и опять начал погружаться в свое странное состояние. Ну, уж нет! Леда грубо пробила его ментальные щиты и принялась ворошить воспоминания. Через несколько мгновений она уже знала о случившимся. Планета относилась к мирам почти лишенным магии, и местный Бог появлялся здесь довольно редко, предоставляя своим творениям самим выбирать свой путь. Вот они и выбрали! Неожиданно ни с того ни с сего просто самоуничтожились. Бог в своем очередном странствии по Вселенной почувствовал неладное. Вернулся, но поздно. Оказалось, что его мир неожиданно превратился в мертвую пустыню. И Бог, вместо того, чтобы разобраться в том, что произошло, почему-то решил признать себя виновным в случившемся кризисе. Дальнейшие его действия вызвали у Леда рычание. Вместо того, чтобы попытаться все исправить, этот придурок сымитировал физиологическую реакцию своих творений на местный наркотик и вот уже несколько лет прибывал в невменяемом состоянии. Страннице захотелось прихлопнуть это ходячее недоразумение на месте. Но что-то мешало ей сделать это немедленно. Не мысль, а едва слышный отголосок мысли бился где-то на грани ее восприятия. Что это такое? Леда потянулась сознанием за пределы мира, пытаясь определить, что не давало ей покоя, и вдруг едва заметное давление не ее внешний ментальный щит сменилось четким ощущением жизни. Выругавшись, Странница встряхнула местного бога так, что едва его не развоплотила, благо он и не пытался защититься.

— Придурок, твои создания медленно умирают в каких-то штуках в межзвездной ночи, пока ты тут рефлексуешь!

Бог замер, а затем издал такой ментальный вопль радости, что она едва не оглохла.

— Где они, Странница? Я их почему-то не чувствую!

— Меньше пить надо, придурок! Они спят! Я сейчас доставлю их сюда, а ты изволь восстановить среду обитания и присматривай за ними некоторое время!

— Я и города восстановлю! И заводы! Я же все знания, открытые в этом мире, помню!

Оставив Бога восторженно бормотать о каких-то пустяках, Леда переместилась к месту расположения этих странных предметов и принялась перебрасывать людей назад в их мир.

Глава 1

В детдоме его не любили. Ни дети, ни учителя, ни воспитатели. Слишком странным он был, мальчик, потерявший память. Когда его привезли из больницы, всех детей предупредили, чтобы они его особо не задевали. И, естественно, получилось наоборот. Но Дмитрий Зорин не реагировал на подначки и насмешки. Он вообще замечал других детей только тогда, когда это было необходимо ему самому. Может, воспитатели и прониклись бы к нему сочувствием, но его нелюдимый угрюмый характер сводил на нет все их попытки расположить мальчика к себе. Да они не очень-то и пытались. Учителя же. Учителям не на что было жаловаться. Дима учился прекрасно, несмотря на потерю памяти, наверстывая упущенное, сумасшедшими темпами. Только вот учиться он предпочитал самостоятельно. Перечитал все книги в школьной библиотеке, да и не только их. Но попытки проверить его знания на уроках воспринимал в штыки. Нет, он отвечал, когда его спрашивали, и всегда отвечал правильно, только вот своей скуки на уроках скрыть не мог. И учителя злились, старались поймать его на ошибках и дружно его не любили. Впрочем, всеобщая нелюбовь Диму совершенно не задевала. Насмешки он игнорировал, воду в постели или зубную пасту в ботинках не замечал, придирки воспитателей и учителей, которые со временем сменились периодическими наказаниями за дело и просто так, воспринимал как мелкое неудобство. В конце концов, к этому привыкли. Однако, среди всех странностей нового воспитанника была одна, которая не на шутку беспокоила директора детского дома. Несмотря на всеобщую нелюбовь подростка, тем не менее, не били. Не били не только сверстники, но и старшие мальчишки. Как удалось хрупкому пацану, выглядевшему моложе своих лет и такому изможденному, что не понятно где душа держится, избежать побоев было не ясно, и это тревожило заслуженного педагога. Возможно, если бы он узнал о том, что в первую же неделю пребывания новенького в детском доме к нему подошли местные хулиганы во главе с грозой всего детдома Толиком Белым и попытались поучить его жизни, то он беспокоился бы еще больше. Но он не знал. Как не знал и того, что после этой попытки Толик со своими дружками целый месяц вел себя тише воды ниже травы, пока каждое движение не перестало причинять им мучительную боль. Драки как таковой не было. Тощий парнишка просто избил их. Избил умело, не оставляя синяков, но заставив их скулить от боли и унижения. И ему этого не забыли.

Дима. Это имя стало уже привычным и больше не царапало слух своим звучанием. Как стали привычными спальни на двенадцать человек, где нельзя уединиться, безвкусная и малопитательная еда, нудные уроки непонятного назначения. Никакого смысла закреплять пройденный материал он не видел. И тоска. Тоска по ушедшему, казалось, безвозвратно. В детском доме ему обрезали волосы. Он не сопротивлялся. В них не было силы. Больше не было. Те крохи, которые удавалось получить из местной пищи, шли на то, чтобы оставаться в живых, даже на слабую магию их не хватало. А уж о том, чтобы пополнить запас силы настолько, чтобы организм сам смог вырабатывать магическую энергию! Об этом не стоило и мечтать. Хорошо еще базовые щиты держатся вне зависимости от наличия или отсутствия силы. Отца эта их особенность едва не угробила, а его, наоборот, спасла. В этом мире все равно пополнить запас из внешней среды невозможно, а если бы он не мог приглушить свое восприятие, то наверняка сошел бы с ума. Повышенная чувствительности к запахам, звукам и прочим проявлениям внешнего мира — это ведь не магия, а особенность физиологии. Хотя и такой уровень приемлемым не назовешь. Вот и приходится прятаться в укромный уголок и погружаться в легкий транс, благо на эту мелочь энергии ему пока хватает, и отдыхать от окружающих его людей. Успокаиваться. А то ведь и сорваться можно.

Одно только плохо — транс замедляет реакцию и отключает все чувства, кроме чувства опасности, почти полностью. Вот поэтому когда стал падать на него старый бетонный блок, среагировал Дима с опозданием. Ярость плеснула в душе холодной волной. — 'Дурак! О чем он только думал, выбирая это место, чтобы спрятаться? Хотя понятно о чем. Сюда никто не ходит. Вот он и повадился здесь ото всех отдыхать. А о том не подумал, что выследить его здесь — пара пустяков, и доброжелателей, готовых столкнуть ему на голову многотонный блок, более чем достаточно. Благо эти самые блоки только деревянные подпорки и удерживают. Выбить их проще простого. Потому, между прочим, и никто сюда не ходит, что держатся они последние пять лет на честном слове и неумелом крепеже, проведенном за отсутствием денег местным плотником, который о том, что делает, имел самое приблизительное представление. Вот и летит на него теперь махина, принадлежащая какой-то фирме, давно канувшей в лету и так и не заплатившей детдомовской администрации за аренду куска земли на заднем дворе, где рабочие, безалаберно проигнорировав все требования безопасности, сгрузили тяжелые строительные блоки весьма неустойчивой кучей. С самого верха летит, между прочим'.

Толик рассчитал все верно. Когда он узнал, что Димка повадился ходить к старым блокам, он понял, что это его шанс. Нахального сопляка следовало наказать, причем наказать так, чтобы больше никто не осмелился с ним спорить. И чтобы разговоры и смешки за спиной, появившиеся, после того как этот урод их отделал, наконец, стихли. Но ввязываться в драку еще раз не хотелось. Он еще помнил тошнотворную боль и беспомощность и не хотел испытать их вновь. Да и для устрашения остальных просто избить наглеца недостаточно. Его нужно убить! И не просто убить, а так, чтобы все в детдоме поняли, кто это сделал, а доказать ничего было бы нельзя. Толику уже исполнилось семнадцать, и садиться в тюрьму он не хотел. Успел уже наслушаться рассказов старших товарищей, которые побывали в местах не столь отдаленных. Он давно ломал голову, как отправить мальчишку на тот свет, не подставившись самому. И вот сопляк сам подкинул ему шанс! Толик не отличался большим умом, однако, звериной хитрости ему было не занимать. Подпилить крепь да толкнуть посильнее, что может быть проще? Нет, один он, конечно, не справился бы. Но ему и не нужно было справляться в одиночку. Серега с Вовкой всегда готовы были помочь ему в любом задуманном им предприятии. Втроем столкнуть блок — раз плюнуть!

На то, чтобы все подготовить, понадобилось три дня, и вот сейчас блок грохнется прямо на голову этому уроду, и ему крышка! Но... Толик так и замер с открытым ртом. Пацан, до этого неподвижно сидевший скрестив ноги и пялясь в одну точку, вдруг прямо из этой позы метнулся в сторону и почти сумел увернуться! Почти! Многотонная плита придавила ему левую ногу. Сначала Толик не понял, какой подарок преподнесла ему судьба. А когда понял, радостно ухмыльнулся и начал спускаться. Его дружки последовали за ним, без труда поняв намерение вожака отплатить сопляку за все их унижения и бросить его здесь умирать. Все равно ведь не выживет когда ноги в кашу. Но когда они, подхватив по дороге подвернувшиеся палки, подошли к придавленному пацану, неожиданно выяснилось, что обрадовались они рано. Он и не думал загибаться от боли и не орал благим матом не от шока, как самоуверенно предположил Толик, вычитав однажды в каком-то журнале про мотоциклы, что придавленный человек не может кричать. Парень смотрел на них холодными черными глазами и улыбался.

Дима метнулся в сторону, уже понимая, что не успеет. Тяжелый блок с хрустом приземлился на левую ногу, и он поблагодарил всех богов разом за то, что заклинание, изменив его внешность, чтобы он особо не выделялся из толпы, не затронуло его физические способности. Иначе вместо ноги у него была бы мешанина из костей и мяса, а так только перелом голени, открытый правда, но это не страшно, регенерация у него осталась прежняя. 'Дня за четыре заживет. Если ему дадут их прожить. Та-ак Толик с дружками. Следовало ожидать. Эти договариваться не будут. Только вот зачем они спустились, они же об его способностях не знают? Сколько сил он тратил на то, чтобы врачи при медосмотрах его странности не обнаружили, страшно вспомнить! Но до сих пор никто ничего не заметил. Да они же идут над беспомощным поиздеваться! Сволочи! Им убить мало, унизить надо! — Ярость захлестнула сознание. Руки сами сделали то, чему его учили с рождения. — Схватить двух мордоворотов, неосмотрительно подошедших слишком близко за ноги и дернуть, как следует. Не ожидали. В прошлый раз он с ними дрался не в полную силу. Криком зашлись. Еще бы. Больно! Как предусмотрительно с их стороны прихватить палки! Они конечно для метания не удобны да здесь не далеко. Ох, перестарался! Палка разлетелась в щепки, а Толика отбросило метра на три и пригвоздило к земле обломками. Умный он все-таки, первый понял к чему все идет, и попытался удрать. Умный. Был. Так, а этих и того проще успокоить. Кости у местных хрупкие. Ломаются легко. Два удара в висок и можно спокойно заняться своей ногой'. Ярость ушла так же неожиданно, как и накатила. Дима смотрел на дело своих рук и ругался последними словами. Теперь из детдома нужно было уходить. В детдоме его не любят, а три трупа, причем все убиты с особой жестокостью, — вполне достаточное основание для того, чтобы загнать его в колонию на приличный срок. В то, что это была самооборона, никто не поверит. Не захотят поверить. А возраст ему как раз установили четырнадцать лет. 'Ладно, в конце концов, выжить можно везде, но создавать себе лишние препятствия глупо'. — Дима попробовал приподнять плиту. — 'Тяжелая!!' С большим трудом, используя палку, предупредительно притащенную одним из молодых садистов как рычаг, ему удалось на миг освободить ногу, и он поспешил откатиться в сторону, пока плита снова не грохнулась на него всем весом. И вовремя. Толстый брус сломался с противным треском в тот миг, когда он до конца выдернул из-под плиты ногу, и многотонная махина со всего размаху рухнула на то место, где только что была его нога, глубоко уйдя в мягкую землю. Так. Он внимательно осмотрел повреждение. Открытый перелом, ничего страшного. Идти, конечно, будет неудобно, но можно. Не раздумывая, Дима подтянул к себе поближе один из трупов, оторвал от его штанов несколько широких полос материи и принялся приматывать к ноге щепку от сломавшегося бруса, предварительно составив кости. Скорее всего, совсем точно у него не получилось, но это было неважно, через несколько месяцев все равно кость сама выправит дефект, а до этого момента можно и похромать, не смертельно. Покончив с перевязкой, Дима осторожно поднялся на ноги, проверяя, насколько уверенно, он сможет опираться на поврежденную конечность. Ногу дергало болью, но идти это особо не мешало. Довольный Дима кивнул сам себе и направился к дыре в ограде, проделанной им несколько недель назад для свободного доступа во внешний мир. 'Пока не найдут трупы у него есть немного времени, и им нужно распорядиться с головой. Прежде всего, нужно найти место, где можно будет отлежаться несколько дней, пока кость не срастется, а затем придется искать новый способ выжить в этом мире до прихода помощи. Если она еще придет'. — Последняя мысль заставила его вздрогнуть. — 'Нет! Его найдут! Его...' — Губы свела горькая гримаса. — 'Я уже и думаю о себе как о парне!' — Дира закрыла глаза, пытаясь успокоиться. — 'Сейчас не до истерики — нужно убраться отсюда подальше. Хм. А вот куда? Ходить по улицам в окровавленных разорванных штанах с примотанной к ним деревяшкой — это значит наверняка привлечь к себе нежелательное внимание. Нужно пробираться по закоулкам и свалкам. Стоп! Свалка! Старые заброшенные дома. Притон бездомных и наркоманов. Там, конечно, будут искать, но не сразу. Считается, что она страдает амнезией, а администрация детдома уверена в том, что за пределы учреждения Дима не выходил. То, что надо!' Дира свернула в грязный переулок и осторожно захромала к возможному убежищу. 'Черт!' — Это местное ругательство ей особенно нравилось.— 'На счет недалеко — это она погорячилась'. Со здоровыми ногами, конечно, не далеко. Часа четыре ходу. Но со сломанной ногой, необходимостью прятаться от случайных прохожих и проклятой жарой, способной свести в могилу и здорового, ей пришлось добираться до заброшенных домов весь день. Да тут еще в голову лезли тревожные мысли. Уж очень легко она потеряла контроль над собой. Раньше с ней такого не бывало. Да и не должно было быть. Что-то здесь не так. Внезапно навалилась усталость. Сегодня она еще ни разу не поела, а энергии потратила столько, что на ногах бы удержаться. 'Черт! Поскорее бы добраться до этих проклятых развалин и отоспаться, как следует'. — Словно в ответ на ее пожелание, из сгустившихся сумерек вынырнули покосившиеся остовы бывших многоэтажек. — 'Наконец-то!' Отупевшая от жары и усталости, Дира доковыляла до первого попавшегося дома и ввалилась внутрь. Ох. Лучше бы она этого не делала. Картина, открывшаяся перед ней, наглядно иллюстрировала местную поговорку: 'из огня да в полымя'.