Елка епископа

— Миледи, о чем вы мечтаете?

В этот раз спросил не затем, чтобы сказать самому, а по правде интересно было. Но красотка лишь усмехнулась:

— Мечтаю иметь такую силу, чтобы щелкнуть пальцами — и всякий любопытный мальчишка сразу язык проглотил.

— А я мечтаю вот о чем, — вмешался Джош, да осекся — не выбрал, сказать про арбалет или баржу, и чем приукрасить.

— Знаю, о чем вы мечтаете, сударь, — хихикнула дворяночка. — О поцелуе под еловыми ветвями! Счастливица ваша Молли Сью.

Джош пошевелил бровями.

— Угу...

— А скажите, если б Молли дала вам посложнее испытание — все равно бы выполнили?

— Ну... Мы сперва думали податься в рощу за десять миль. Это, знаете, полночи идти, а там еще лесники с топорами.

— А если бы не десять миль, а сто — поехали бы? Каков ваш предел, сударь?

— Ммм... — Джош сдвинул шлем на лоб. — Я б сделал то, что надо, чтобы завоевать девушку! А чего не надо — того бы и не делал.

Марек хохотнул, но красотка и Джош пристыдили его взглядами.

— Непременно покажите мне Молли Сью, сударь. Обязательно хочу ее увидеть.

— Зачем, миледи?

— Желаю понять кое-что. И не спрашивайте — не скажу!

Извозчик вторгся в беседу гундосым баском:

— Вона кладбище завиднелось... Дальше кудыть?

Марек пустил его в объезд вдоль забора, а потом в ту щель, где бросили лестницу. Там было узко, сани не воткнулись. Извозчик высадил ездоков, дворянка приказала ему:

— Жди здесь.

Пешком дошли последние сто ярдов, приставили к стене лестницу.

— Ее вы тоже украли? — улыбнулась девушка.

Марек хотел живописать, с каким усилием и даже риском для жизни он изымал лестницу со двора красильщика Джека Томсона, из-под носа у яростного пса, кинжальные зубы которого лязгнули в дюйме от марековой шеи, когда тот наклонился... Но Джош скромно сказал три слова:

— Взяли на время, — и, кажется, произвел больше впечатления.

Вместе подумали над тем, в каком порядке лезть. Пустили первым Джоша, как самого смелого, а Марека оставили последним — ловить красотку, коли упадет. Падать она и не подумала — резво взобралась на стену, мелькая меховыми сапожками. Спустя минуту все трое оказались в епископском саду.

Здесь снова преобразилось. Хотя все и осталось по-прежнему — даже тянулись нетронутые цепочки следов Марека с Джошем — но сад стал иным. Сперва он был сказочным, потом — жутким, а сейчас — романтичным, что ли. Думалось Мареку о красоте и о девушках, и впервые джошева затея с елкой не казалась ему глупой. Раньше он помогал только по-дружески, в душе посмеиваясь, а теперь почувствовал: ведь правда, есть в этом нечто теплое, красивое... Нет, мечтать о девице — это не по-судейски, так что Марек не мечтал, но все же думал: хорошо найти такую, с кем можно целоваться под елкой. Не просто где-нибудь, а именно под краденною елкой, и чтобы девушка понимала разницу.

Поначалу шли они тихо. Марек размышлял о своем, Джош натужно искал дорогу, дворянка любовалась ночным садом. Но вот, пообвыкшись, она заговорила:

— Я никак не пойму, судари мои. В саду есть ваши следы — это значит, раньше залезли, а потом вылезли назад, но без елки. В записке сказано: "услышали разговор двух господ". Но что же такого мог сказать епископ, что вы из-за этого убежали и помчались на ярмарку? Если бы он просто вас заметил, то вы бы, конечно, сбежали, но мчаться до самой ратуши — странно...

Мареку не понравилась ее подозрительность, он поспешил сменить тему:

— А я тоже никак не пойму: зачем юной леди из хорошей семьи воровать елку? Вы бы батю попросили — он бы купил.

— Много вы понимаете! — фыркнула красотка и надула губы, зато забыла свой вопрос.

Они прошли почти тем же путем, что и в прошлый раз, только теперь сердце повело Джоша чуток левее места встречи с асассином — и не ошиблось: вывело прямиком на аллейку, с обеих сторон обсаженную елочками в горшках! Они были невелики — где-то по шею Мареку — зато чертовски милы: мохнатые, стройные, искристые, чем-то похожие на дворяночку в мехах.

— Ахх! — всплеснула руками красота и принялась выбирать. — Возьмите эту, сударь — самую стройную! ...Нет, лучше вот эту — она дышит нежностью! ...Или эту — в ее хвое оттенок серебра!

Казалось бы, чего тут думать — хватай да беги, любая подойдет! Но Джош на полном серьезе взвесил все три варианта и нашел, что первая елка слишком стройна, вторая — слишком нежна, а третья — чересчур серебриста. Древо должно выражать не только чувства, но и мужественный характер Джоша, а потому лучше всего взять вон ту ель: пониже ростом, но крепкую, уверенную и с тремя шишками! Девушка не стала спорить, ласково погладила хвою избранной елки:

— Очень хороша! А скажите, сударь, как вы под нею будете целовать Молли Сью? Поставите ель на стол, или — хи-хи — вместе ляжете на пол?

— Вот так, миледи, — сказал Джош, схватил горшок с деревом и поднял высоко над головой.

Марек аж зажмурился в ожидании джошевой дерзости и неминуемой пощечины, но не случилось ни того, ни другого. Друг просто стоял, гордо вознеся елку над головой в дедовском шлеме, а дворяночка смотрела, не сводя с него странных глаз.

И вдруг где-то поодаль раздалось хрипловатое: "Вуф".

— Собака, что ль? — глуповато спросил Марек. Не было здесь прошлым разом никаких собак!

— Давайте уходить, миледи, — предложил Джош.

Красотка кивнула, Джош взял елку подмышку, и трое поспешили к стене, опасливо озираясь. Пес больше не подавал голоса, и ничто иное не нарушило ночную тишь — только скрипели шаги, да Джош поругивался, цепляясь за кусты еловыми ветвями. Пожалуй, им привиделся этот "вуф". Наверное, затем привиделся, чтобы Джош не сделал глупости, вроде внезапного поцелуя, и чтобы красотка перестала этак вот глядеть на него.

Показалась стена да лестница под нею. Снова пошептались о порядке перелаза и теперь пустили первой красотку. Она взберется на стену и глянет, нет ли кого снаружи. Потом залезет Марек, а Джош снизу подаст ему трофей. Дворяночка резво, как и прежде, вскарабкалась по лестнице, села на стене, глянула на ту сторону:

— Никого нет, путь свободен!

И точно ей в ответ раздался за спинами друзей грубый мужской голос:

— Я вам покажу путь, негодяи! А ну полож елку!

Обмирая с головы до пят, друзья повернулись. В дюжине шагов находился мужик в тулупе и ушанке, с хорошей дубинкой на поясе и арбалетом за плечами. А рядом с мужиком, нацелившись в Марека черным носом, стоял громадный кобель. Без суеты, без лишних движений пес предупредил:

— Вуф.

Мареку хватило промежутка между двух вдохов чтобы понять, каким дерьмом кончится история. Красотка спрыгнет со стены и убежит, но друзьям никак не успеть, даже если Джош бросит проклятущую елку. Сторож отдубасит их так, что родные отцы не узнают. Но это еще не самое худшее! Если сторож задержит их в саду до утра, чтобы отдать констеблю, или отметелит настолько, что друзья не смогут бежать во всю прыть, — тогда они не успеют обратно на ярмарку. И тогда из-за их дурости... О, боги!

— Господин сторож, вы не подумайте ничего плохого, — безнадежно зачастил Марек. — Мы не злодеи или воры, понимаете, просто Джош сильно любит одну барышню, и он, чтобы доказать чувства...

— Зашей варежку! — оборвал мужик. — Вы влезли в сад его преподобия, мелкие гаденыши!

Он грузно зашагал к ним, поднимая дубинку. Пес не вмешивался, но смотрел внимательно: попробуй, побеги!

— Господин сторож, пожалуйста, простите нас... Это ж все от любви, по-хорошему...

— Ща будет вам любовь! А ну, рылами к стене повернулись!

От бессилия у Марека выступили слезы. Не в дубинке дело — пускай и больно, и унизительно, — а в бургомистре. Из-за мальчишеской глупости да девичьих капризов, да сторожа этого упертого... Невинному человеку теперь конец! И сторожу даже сказать нельзя — он епископу служит! Эх... Марек бросил последний горький взгляд на лестницу, на которую никак уже не залезешь. И увидел нечто странное: в сад спускались мохнатые рыжие сапожки. Не сами, а вместе с дворянкою!

Она спрыгнула на снег, и сторож разинул рот — точно как сам Марек недавно на ярмарке. Дворянская дочь сухо осведомилась:

— К чему столько возмущения, сударь? Я испытала своих слуг на смелость — велела забраться в чужой сад. Разве это повод затевать Багряную Смуту?

— У... э... миледи, так ведь это... не положено. Кто позволил?..

— Я позволила, сударь. Возможно, доставила вам беспокойство. Но вы не можете вот так пугать невинных людей! Имеете ко мне претензии — ступайте и доложите его преподобию!

— Он... э... у... он же спит, миледи.

— Прикажете ждать на морозе, пока проснется? Вы обезумели?! Бегите с докладом сей же час!

— Я... э... — он неловко повесил на пояс бесполезную теперь дубинку. — Я того... нельзя же...

— Тогда идите своею дорогой, а мы пойдем своей. Доброй ночи, сударь.

Она кивнула Джошу, чтобы тот лез наверх.

— Того, елку-то оставь!.. — возмутился сторож.

— О какой елке вы ведете речь? — уточнила дворянка и показала сторожу монету. Судя по размеру, отнюдь не агатку.

— Коль желаете купить елку, приходите днем, миледи.

— Я ничего не покупаю. Я сочувствую вам: видно, зрение подводит, раз мерещатся елки там, где их нет. Возьмите монету и сходите к лекарю.

Она бросила серебряный кругляш сторожу. Тот не смог поймать — и секунду спустя уже ползал на четвереньках, шаря в снегу. Друзья без помех взобрались на лестницу, а пес уныло смотрел им вослед, лишенный возможности выполнить долг.

Оказавшись на тропинке, девушка сразу двинулась туда, где велела ждать извозчику. Но Джош удержал ее.

— Миледи, мы... как бы сказать... очень вас благодарим. Мы-то думали, вы уже сбежали... Да, Рик?

— Да, миледи... большущее спасибо.

Наверное, ей тыщу раз на дню говорят "спасибо". Марек однажды слыхал: в дворянских домах слуги обучены так, что когда хозяйка даже орет на них, они отвечают: "Спасибо, миледи". Но, видно, Джош как-то по-особому поблагодарил. Красотка стесненно опустила глаза и отмахнулась:

— Пустое...

И быстро, маскируя неловкость, сделала хитрый взгляд:

— Вместо благодарности, судари, лучше скажите: что у вас там за важное дельце?

Они переглянулись. Условились, конечно, не говорить никому. Но теперь обстановка очень располагала, а девушка показала себя с хорошей стороны... Но мало ли, кому она перескажет потом! Станет ли хранить тайну двух мальчишек, которых даже по именам не знает? Вряд ли...

Джош сказал:

— Миледи, в этом важном дельце вы нам можете помочь, если будете добры. Скажите: вы ж, наверное, знакомы с бургомистром?

Она почему-то улыбнулась:

— Уж наверное. Странно было бы, если б я его не знала.

— Можете передать ему три записки от нас?

— Бургомистру?.. От вас?.. Что ж, пожалуй, смогу, но только если позволите мне прочесть.

Мареку это все еще казалось дурной идеей, но Джош уже вынул оставшиеся две записки и отдал красотке. Она проглядела их. И снова, будто не поверила сразу. Марек в жизни не видел, чтобы кто-то так быстро менялся в лице. Девушка только лучилась лукавым любопытством — а миг спустя бела, как снег, и круглые стеклянные глаза лезут вон из орбит.

— Отца хотят убить? И вы не сказали?!

Они не успели еще даже понять, как она яростно выплюнула:

— Подлецы! — и бросилась бегом к саням.

Джош метнулся следом, волоча дурацкую елку. Потом отшвырнул, побежал так, и Марек с ним рядом. Сани уже трогались, дворянка кричала извозчику, чтоб не жалел коней. Друзья нагнали, прыгнули внутрь. Она попыталась столкнуть их, но по неловкости упала сама. Марек поймал ее за руку, усадил на скамью.

— Миледи, послушайте. Я слышал ясно: он приказал сделать дело на рассвете. На рассвете, понимаете? А сейчас — от силы пол-третьего!

Несмотря на переполох, Марек помнил об извозчике и не забывал говорить секретно: "он" вместо "епископ", "дело" вместо "убийство".

— Как вы можете рисковать? — шипела девушка. — А вдруг раньше рассвета? А вдруг уже?..

— Быть не может, миледи. На ярмарке он не решится — народу много. Обождет, пока ваш отец пойдет домой, а он уж точно не пойдет без вас! Верно же?

Она все еще свирепела, но сани летели быстро, а Марек говорил складно — и то, и другое успокаивало.

— Вы не имели права! Должны были сразу сказать!

— Но мы же не знали, кто вы. А к вашему отцу нас бы не подпустили. Искали, как записку передать, а тут — вы.

Она зло шмыгнула носом:

— Если вдруг что-то случится, то я вас...

Тогда вмешался Джош. Взял девушку за обе руки, повернул лицом к себе и произнес очень взрослым тоном:

— Честно клянусь: если с вашим отцом что-то случится, я пойду и утоплюсь в реке.

Сделал паузу и добавил:

— Но мне не придется топиться, потому что и с отцом, и с вами все будет хорошо.

Она выслушала каждое слово. Тень слетела с девичьего лица, уступив покою и уверенности.

— Вы хотели знать, судари, о чем я мечтаю... Мечтаю делать любые глупости, как вы. И верить, как вы, что все хорошо кончится.

Если был у Джоша шанс поцеловать настоящую дворянскую дочь, то был он сейчас. Не в саду под елкой, и не когда-нибудь потом, а теперь, в миг странного покоя на лету, под звон бубенцов и щелканье кнута. Джош наклонился к ней, обняв за плечи, и она даже не дернулась. Вот только спросила:

— Как же вас зовут, сударь?

— Я...

Джош замешкался на вдох: назваться честно сыном лодочника или что-нибудь соврать? Вот в эту секунду Марек и сделал кое-что.

Говорят: если о чем-то хорошо помечтал, то уже сделал первый шаг. Пускай было Мареку очень далеко до книжного судьи, но первый шаг над подмастерьем он таки совершил. Любой подмастерье на его месте радовался бы за друга, да еще завидовал, да еще смотрел бы во все глаза, но не думал бы, что выйдет дальше. А Марек понял, что выйдет: ничего. Дочь бургомистра — не пара Джошу, а дворянские игры — не для подмастерьев. Ночь кончится, и все разлетится дымом... но красотка будет знать имя Джоша. И бургомистр, и его слуги, и извозчик, и другие извозчики...

Мареку хватило секунды, чтобы все это понять. Он схватил Джоша в охапку и с ним вместе прыгнул из саней.

Девушка закричала, хотела остановить, но не рискнула терять лишние минуты. Сани умчались прочь. А Джош, опомнившись, стал колотить друга...

* * *

Бургомистр придал полную веру запискам и остался цел и невредим. Он даже приказал шерифу с констеблями сделать засаду и поймать асассина, но тот ловко ушел от облавы. Асассин не лгал, говоря, что знает свое дело.

Два дня бургомистр с шерифом совещались о том, как призвать епископа к ответу. Клирик высокого ранга был неподвластен мирскому правосудию, дело следовало передать в церковный суд. Тот, разумеется, не принял бы как улику дурацкие анонимные записки. Если бы иметь свидетелей, еще можно было б попытаться... Но, по правде, и с ними шансы были бы малы. Все, что смог бургомистр, — это нанять себе охрану и мирно дожить до своего переизбрания. Его преемник оказался более сговорчив и признал сад епископа частью города.