Этим летом

Господи, он меня ненавидит. Сто пудого ненавидит. Я значу для него не больше, чем вот эти дурацкие наклейки с полуголыми девицами: один раз отдрочил, а потом уже скучно стало, как-то пресно. С живым геем ведь интереснее попробовать... О черт, он считает меня геем!..

В этот момент я почувствовал, как к горлу подкатил комок не успевшего перевариться ужина, который я попытался сглотнуть, но тяжесть в груди не проходила. И ощущение тошноты тоже.

Похоже, я слишком понадеялся на благоприятное завершение сегодняшнего дня. Или это мысли о резиновый мячиках сыграли со мной злую шутку. Как бы то не было, но мне пришлось стянуть наушники и, не глядя на Рона, попросить, чтобы он остановил машину. Видимо, мой бледный и сосредоточенный вид сказал ему больше любых слов, потому что он тут же снизил скорость. Через полминуты я уже стоял на четвереньках, сжимая в руках сухой лесной мох, и расставался с содержимым желудка. Сам он, как ни странно, остался на месте, хотя в какое-то мгновение мне стало казаться, что он выпрыгнет вслед за едой.

Горло саднило, словно я не переставая кашлял три дня напролет, а в целом мне было просто замечательно, учитывая тот факт, что только что я ужасно опозорился перед этим долбанным Роном. Наверное, он сейчас сидит в машине и нетерпеливо поглядывает на часы, недовольный неожиданной задержкой. Или раздраженно выкуривает очередную сигарету... Кстати, возвращаясь к разговору об "одноразовой вещи": по-моему, сигарета гораздо лучше иллюстрирует это словосочетание, нежели какой-то там резиновый мячик. Надо будет запомнить. Вернусь назад и обязательно продолжу думать на тему — "большой мальчик обидел маленького". Ай-ай-ай, как нехорошо. Надо надрать ему задницу.

— Говнюк... — выдохнул я и обмер, когда мне на плечо опустилась рука.

— Эй, с тобой все в порядке?

Бля...

Я настолько обомлел, что даже не попытался избавиться от груза на плече. Чувство стыда было несовместимо с жизнью. Все, я покойник, а покойники имеют право хранить молчание.

— Я принес тебе воды.

Боковым зрением я уловил движение справа, рядом с лицом. Скосив глаза, различил в темноте бутылку. Поколебавшись, взял. Пальцы до сих пор мелко подрагивали. Выдавил из себя хриплое "спасибо".

— Если тебе больше ничего не нужно, то я пойду, — в голосе слышится странная неуверенность, которая в одинаковой степени может означать как проявление заботы, так и наоборот — элементарное равнодушие и желание поскорее уйти, перед этим успокоив свою совесть: мол, я сделал все, что мог.

— Ммм... Ладно, — выдавливаю из себя и наконец-то вспоминаю, что все еще простаиваю на четвереньках.

Слышу, как удаляются чужие шаги, только все тот же мох сухо хрустит под ногами. Кустики, веточки, палочки... Возможно, множество крохотных городов с их крошечными обитателями в данную минуту погибают под рельефной резиновой подошвой. И они кричат своими тоненькими голосками: "На помощь! Помогите! Спасите нас!", — только мы их не слышим и продолжаем размашисто шагать по чьим-то обесцененным жизням...

Пора идти.

Неуклюже поднявшись, я побрел обратно, стараясь смотреть себе под ноги: еще с детства во мне жил страх, будучи в лесу, случайно наступить на ядовитую змею. Вот так вот, в городе боишься влипнуть в какашку, а на природе — наступить на змею.

Интересно, они хоть здесь водятся и насколько ядовиты?

Возможно, если бы я не был настолько занят, то непременно обратил бы внимание на темную фигуру впереди. Но вместо этого я просто в нее врезался и если бы не придержавшие меня руки, то врезался бы основательно. А так всего лишь уткнулся носом в теплую грудь. Как ни странно, его одежда совсем не пахла дымом, который всюду сопровождает курящих людей. От него пахло солнцем, морем и немного потом. Я блаженно притих и неосознанно сделал глубокий вдох, одновременно пытаясь надышаться Роном и запомнить его запах.

— Я подумал, что ты можешь заблудиться, — раздался спокойный голос над моей головой.

Я поднял голову, хотя и не мог видеть выражение его лица.

— А если бы и так, ты бы вспоминал обо мне?

Какая часть моего мозга отстала по дороге? Наверное та, что отвечает за эмоциональную интерпретацию окружающего мира и представляет такие "женские" качества личности, как повышенная восприимчивость и мазохизм.

Ладонь, до этого трепавшая мои волосы на затылке, сначала замерла, а потом и вовсе исчезла.

— Кейт содрала бы с меня семь шкур, — усмехнулся Рон.

Это не был ответ на вопрос. Скорее унизительная попытка его избежать. Унизительная для меня.

— А ты? Что ты думаешь обо мне? — не унимался я.

Кажется, мне окончательно снесло тормоза. Но я знал, что если не спрошу сейчас, то в ближайшем будущем мне вряд ли достанет смелости озвучить этот вопрос. Надежды не было. Было желание поставить точку. Возможно, тогда бы мне стало легче пережить свое отождествление с "одноразовой вещью".

— Пит... Питер...

Черт, не так.

— ... ты уже большой и достаточно взрослый мальчик, чтобы понимать, что короткие эпизоды — они на то и эпизоды, что никогда не станут полноценным хорошим фильмом. Ты мне нравишься, ты симпатичный, но физиология... она не имеет с чувствами ничего общего — это только тело. Причем все произошло обоюдно, а значит у тебя не может быть ко мне никаких претензий. Кроме того, нам обоим понравилось, я даже не прочь повторить. Но это не то, над чем стоит думать, ты ведь понимаешь? Мама должна была говорить тебе об этом...

Я уже говорил, что я дебил?

Сколько было этому парню? Рон говорил с такой уверенностью, с таким доброжелательным участием... И его слова были хуже яда. Я действительно почувствовал себя маленьким глупым мальчиком, невероятно жалким и никчемным, раздавленным, как будто на тоненьких хрупкий позвоночник моей самооценки наступили ногой. Одно нажатие — и косточки не выдержали, переломились пополам. И уже никак не склеишь, не сростишь искусственным образом. Зверушка обречена.

Если в самом начале его речи мне было стыдно, мне было тошно, мне было никак, то в ее конце я почувствовал, как меня словно накрывает волна оглушающей злости. Я пришел в ярость и пока не прошел кураж, коротко размахнувшись (как я обычно делал папиной клюшкой для гольфа), врезал ему в челюсть.

Ауч! Отстаивать свою честь оказалось еще больнее, чем ее терять. Руку пронзило острой болью и прежде чем я успел испугаться, меня грубо схватили за шиворот и поволокли в сторону дороги. Отбиваясь, я зацепился за какую-то ветку. Не церемонясь, она царапнула меня по лицу.

— Ненавижу тебя, чертов засранец! — закричал я, сопротивляясь еще отчаяннее.

Злость почти полностью исчезла. И ее отсутствие было слишком заметно, чтобы на него можно было не обратить внимание. От этого стало еще больнее, еще страшнее отказаться от сопротивления и, опустив руки, смирившись, погрузиться в состояние полнейшего оцепенения.

— Придурок! Урод! Отпусти меня! Ненавижу-у-у! Что б тебя...

Из-за стволов деревьев показалась дорога, а на ней темной громадой высилась механическая туша, такая же бессердечная как и ее хозяин.

Резко остановившись, Рон схватил меня за плечи и как следует встряхнул:

— Значит так, — его шипящий голос походил на молоко, удравшее на плиту. — Я не намерен возиться с маменькиными сынками и терпеть подобное к себе отношение. И делать Кейт свидетельницей этого маленького спектакля тоже. Поэтому либо ты сию секунду закроешь свою зубастую пасть и спокойно дойдешь со мной до машины, либо я оставлю тебя в лесу, а утром скажу Кейт, что потерял по дороге. Уверен, она найдет способ быстро утешиться, — я не мог видеть, но абсолютно точно был уверен, что на его лице проступила все еще злая, но самодовольная улыбка.

Ублюдок.

— Я понял, — мне с трудом удалось выдавить из себя эти два слов, тем не менее они прозвучали на удивление ровно.

— Я в тебе и не сомневался. А теперь сам шевели своей смазливой задницей — я не намерен больше тащить тебя на себе.

Гордо развернувшись, я направился к приглушенно светившемуся салону. Дверца с моей стороны оставалась открытой, и я забрался внутрь. Даже не глянув на Рона, проскользнул в заднюю комнатку. Не раздеваясь, на ощупь залез на свободную кровать и укрылся пододеяльником. "Только не реви", — приказал себя молча, шмыгнул носом, накрыл голову подушкой и не заметил, как уснул.

На следующее утро мы вдвоем с Кейт сидели в какой-то придорожной забегаловке и жевали свой завтрак, состоящий из омлета, картошки фри, салата и булочек с сосиской. Рон отказался составить нам компанию, заявив, что ему нужен час для сна и раньше этого времени мы можем не возвращаться. Почти сутки в пути его вымотали и он превратился из молчаливого незнакомца в раздражительного и хамоватого парня. Вполне возможно, что в его плохом настроении есть доля и моего участия. Тем не менее я не чувствовал себя сколько-нибудь виноватым. В конце-концов это он заварил всю эту кашу, вот пускай сам ее и расхлебывает, и я не собираюсь никоим образом ускорять этот процесс. Да этот идиот может даже бросить нас здесь и в любой момент смотаться к чертовой бабушке (лично я нисколько не огорчусь). Мы с Кейт всю жизнь справлялись сами, вот и на этот раз не пропадем, тем более что до ранчо не дольше пяти часов езды на автобусе... Интересно, а они тут есть?

— Пит, тебе не кажется, что Рон ведет себя несколько... — Кейт замялась, пытаясь подобрать подходящее слово, — странно?

— Это потому что он придурок, — ответил я, откладывая вилку на край тарелки. Аппетит ко мне так и не пришел: ни до, ни во время еды.

— Ты тоже заметил? — сестра смешно округлила глаза, при этом понизив голос, но было совершенно очевидно, что мы говорили о разных вещах. — Но что могло случиться за одну ночь? Вчера ведь все было просто отлично, разве нет? — похоже, она действительно была расстроена.

— Кейт, — обратился я к ней, стараясь, чтобы мой голос звучал обыденно, — а что ты сказала ему вчера? Как объяснила, что ты не одна? Кем ты меня представила? — на всякий случай задал я третий вопрос, по смыслу не отличающийся от первых двух, но мне нужно было быть уверенным, что сестра правильно меня поняла. Кроме того я почему-то нервничал, а когда я волновался, мне становилось труднее выразить свои мысли.

— Да что я еще могла сказать? Что ты мой друг, конечно. Думаешь он бы поверил, что мы родственники? Мы ведь совсем не похожи. К тому же я решила, что это поможет ему в меня не влюбиться. Кстати, тебе-то эта маленькая ложь еще больше на руку, чем мне, — высокомерно усмехнулась Кейт улыбкой признанной красавицы, но вдруг ее лицо изменилось. Она заметно побледнела и едва слышно пролепетала. — О нет, неужели эта царапина на твоем лице... — сестра в ужасе прикрыла рот. — Вы подрались? Из-за меня?!

Хорошо, что я не стал есть дальше, а то обязательно бы подавился. Хотя... если и так, то кто знает — возможно, я бы даже умер. И тогда мне бы не пришлось отвечать на абсурдные вопросы сестры.

— Нет, Кейт, что ты, — прозвучало довольно убедительно. — Я же тебе уже говорил, что по пути меня укачало... Я пошел в лес, а когда возвращался обратно — случайно поцарапался, потому что ни хрена не было видно.

Если честно, то утром я пережил несколько довольно неприятных секунд, когда, открыв глаза, увидел на подушке пятнышки крови. Мне понабилось какое-то время, чтобы вспомнить ночное происшествие и осознать, в чем причина их появления. А после спокойно пережить пробуждение Кейт и ее взволнованный щебет, когда она увидела мое лицо.

— Прости, что не сказала тебе раньше о том, что мы... типа пара, — хихикнула сестра, вновь приходя в хорошее расположение духа.

— Да ладно, — вяло отмахнулся я, разом сдувшись и потеряв интерес ко всему, даже к тому, что имело ко мне непосредственное отношение как, например, результаты последних экзаменов, которые до сих пор не пришли мне на почту. А ведь с конца сессии прошло три недели, а нормой считалось две. Да и о практике на втором курсе стоит задуматься уже сейчас... И о чем я только думаю? Мне плохо. Мне на самом деле паршиво. — Только в следующий раз все же предупреждай меня заранее, — обратился я к сестре, отламывая кусочек хлеба и отправляя себе в рот.

— А знаешь, — вдруг подала голос Кейт, до этого сосредоточенно пережевывающая листик салата, — мне почему-то показалось, что вы с Роном можете стать друзьями. — О нет, вот только не надо пытаться найти мне друзей. Я разве кричу о своем одиночестве? Или это итак слишком заметно? — Несмотря на то, что вы оба такие разные — тем не менее у вас много общего, — вдохновенно продолжала она, намеренно не замечая отсутствие моего энтузиазма. — Вы оба мало разговорчивые, серьезные и... как бы это правильнее сказать... Вы оба работаете не на публику, а только на близких людей. Понимаешь, что я имею в виду? А когда вчера ты задремал на плече Рона, он не стал тебя тормошить и аккуратно держал руль так, чтобы твоя голова не соскользнула, хотя ему явно было не очень удобно... Эй, ты чего на меня так уставился? Я ничего не придумываю.

Кейт моментально надувалась, стоило заподозрить ее во лжи. На самом деле у нее была совершенно милая особенность иногда преувеличивать факты и приукрашивать события.

— Да нет же, Кейт, я тебе верю. Успокойся, — пробормотал я, растерянно глядя в окно, рядом с котором мы сидели.

Неужели я действительно ему нравлюсь? Хотя бы немножко? Это мой счастливый шанс или еще одна возможность получить одиночный билет в известном направлении, обозначаемом тремя короткими, но весомыми словами?

С удивлением чувствуя, что начинаю краснеть, я поспешил сменить локацию.

— Китти, — так я обращался к сестре только тогда, когда мне было от нее что-нибудь нужно (так, в основном по мелочам, например, подойти к артисту после концерта и взять для меня автограф — что-то в этом роде), — я пойду немного пройдусь. Закончишь здесь без меня, окей? — я уже вставал из-за стола.

— Ладно, нет проблем, — пожала она плечами. — Разберусь с основным блюдом и закажу себе что-нибудь охрененно-вкусное на десерт. Только, Пит, оставь мне деньги, а то моя наличка вчера закончилась. Не думаю, что они здесь принимают карточки.

Я улыбнулся и отдал ей весь бумажник.

* 3 *

На улице во всю светило солнце, и высокие старые деревья, росшие рядом с кафе, отбрасывали на серую и выгоревшую, словно зола, землю большие темные тени. И сильные порывы северного ветра заставляли их танцевать подобно языческим духам из старинных, наполненных запахом костра, легенд.

Поглядев по сторонам, я пересек дорогу и подошел к машине, решив перед тем, как идти разминаться, захватить с собой джинсовку. Она лежала в сумке на кровати и поэтому, стараясь не разбудить Рона, который дремал прямо за рулем, откинув голову назад, я как мышь пробрался за занавеску. Но осуществить задуманное оказалось сложнее, чем я предполагал. Мне пришлось перевернуть все содержимое сумки, а кое что из вещей вытрясти прямо на пол и кровать, прежде чем "пропажа" нашлась. Довольный и немного измотанный поисками, я не стал складывать все обратно: я итак потратил слишком много времени. Кейт не станет сидеть в кафе вечно, а мне во что бы то ни стало требовалось пройтись, чтобы немного освежить голову. Кроме того, проснувшись, Рон вряд ли станет меня ждать, поэтому наведу здесь порядок позже, когда вернусь.