Дни и ночи

И все-таки, несмотря на наличие мотива, ей не верилось, что к этому приложил руку Антон. Пусть ему и было не выгодно терять такую жену, лишившись всех связей и привилегией ее родни, пусть ректор и неодобрительно относился к подобным изменениям в личной жизни своих преподавателей... Не верилось ей, и все! А за эти годы Саша достаточно много узнала о своем муже, чтобы судить с весомой долей вероятности.

Неужели, и правда ошибка?

Решить вопрос легко — надо лишь набрать номер и позвонить Антону, спросить. Попросить помочь в случае, если он не имеет к этому отношения. Он бы не отказал, хоть и считает такое решение глупостью. А Семченко имел уже достаточный вес в городе, чтобы влиять на областного терапевта. А еще — можно позвонить отцу...

Но разве не именно так она и поступала все это время? Разве не от их влияния и контроля над своей жизнью пыталась избавиться? Разве не искала свой собственный путь? Тот, на котором ее не будут убеждать — что удел даже самых умных женщин, терпеть и восхищенно стоять в тени славы своего мужа?

И не сказать, что Антон не заслуживал восхищения, что самое обидное и горькое для ее ущемленного самолюбия. Заслуживал. Но, хоть и стыдно было признаваться, она все же святой не являлась и порой просто банально завидовала. Саша — обычный человек, в конце концов. И не считала, что сама была хуже. Когда-то давно, по крайней мере, пока еще не научилась смиряться и не видеть, не понимать, жить с закрытыми глазами.

За эти же года Саша ни разу не настояла на своем мнении. И сама перестала уважать себя, чего от других тогда ждать?

"Не то чтобы переселение в отдаленное село являлось именно ее волеизъявлением... однако, может оно и к лучшему?", она пристально смотрела на бумажку, то ли ее гипнотизируя, чтоб та изменила буквы, то ли убеждая себя, "там она сможет все начать заново уже сама, а не как чья-то дочь или жена. А вернуться... вернуться всегда успеется".

Так и не определившись, Саша отбросила бумажку на соседнее сидение. Утро вечера мудренее, как ни банально звучала бы подобная мудрость. Вот и она подумает обо всем завтра, а пока — просто выспится.

Заведя свою "хонду", Саша поехала к родителям, у которых временно жила после развода. Вообще-то, у нее была своя квартира, пусть и не особо огромная или роскошная — Антон предложил ту купить в счет ее части их общего жилья, приобретенного после свадьбы, чтобы не разменивать. А так как у Александры не имелось никаких претензий на эту квартиру, где по большей части она испытывала негативные эмоции — споров не возникло.

Но в той квартире следовало сделать ремонт, а сейчас охоты заниматься подобными мелочами не было. Тем более, если Саша все-таки решится отправиться в Андреевку. Там облздрав обещал ее обеспечить жильем, как и любого другого специалиста, готового променять комфорт города на сомнительную прелесть работы в семейной амбулатории отдаленного поселка.

Наверное, подсознательно, она специально так сделала. Саша не могла точно утверждать, однако подозревала, что могла неосознанно попытаться таким способом побороть свой страх и неуверенность. Несложно было предугадать развитие событий, когда, вернувшись в квартиру к родителям, она сообщила тем вероятное место своей новой работы.

Разумеется, те тут же категорически запретили Александре даже думать о таком. Они еще готовы потерпеть ее прихоть работать в соседнем городе, до которого машиной было не больше часа езды. Да и то, не сомневались — скоро эта блажь пройдет и Саша вернется на свое прежнее место, где скорее всего станет заведующей терапии лет через пять-семь. Ее собственное ответственное отношение к работе, прекрасная репутация и семейные связи гарантировали такое назначение со стопроцентной вероятностью. Так что Саше велели выкинуть чепуху из головы и взяться за ум, а не вести себя подобно обиженному и капризному ребенку. Достаточно и ее развода.

Что тут скажешь? Было, было у нее желание пойти проторенной дорожкой и поддаться. Послушаться кого-то всегда легче, чем решать самостоятельно. Да и виновный в личных неудачах в таком случае всегда имеется. И с полным правом можно упиваться жалостью к себе, повторяя " это не я, это вы хотели!".

Только такого Саша хлебнула сполна. И устала, уже стыдилась поддаваться и поступать безвольно. Ей было противно и стыдно смотреть на себя в зеркало и видеть безвольную женщину, которую она не узнавала. Потому что человек является тем, во что сам верит — а она в себя не верила, а значит — никем не являлась? Ее не устраивал подобный расклад. Уже не устраивал.

И она впервые жестко ответила отцу, запретив звонить в облздрав и менять что-то. Впервые встала из-за стола, когда ей велели сидеть и ждать, и впервые за много лет сказала, что сама примет решение — даже если после пожалеет о собственной строптивости. Во всяком случае, Саша хоть попробует измениться и жить.

Ночью она не выспалась, глядя в потолок своей детской спальни и прислушиваясь к возмущенному ворчанию отца за стенкой и увещеваниями матери, пытающейся того успокоить. А в четыре утра, так и не сомкнув глаз, собрала сумку с самыми необходимыми вещами, наиболее важными из которых считала стетоскоп и тонометр, опасаясь, что в селе тех днем с огнем не сыщешь. Все остальное, в потребности чего она определится на месте, можно было заказать привезти службой доставки позже. Сбросила в телефон карту, молясь о том, чтобы в таком захолустье имелись станции мобильной связи и добивал сигнал спутников позиционирования, а то, мало ли... Ей не хотелось сутками кружить по области.

Выпив кофе и прихватив печенье, которое мать спекла вечером, Саша поцеловала все еще сердитых родителей и пообещала позвонить, как только доберется.

Нельзя сказать, что она ощущала небывалую легкость, оставляя за спиной порог родительской квартиры, а с ним и завершившийся этап своей жизни. Однако, по крайней мере, она подбадривала себя тем, что пытается начать жить с чистого листа.

Глава 2

Сомнения, закравшиеся в голову еще километров сто назад, окончательно оформились в ужас, когда дорога перед ее "хондой" закончилась.

То есть, нет, конечно, нечто вилось под ее колесами, разделяя на двое засеянные чем-то зеленым поля и посадки. Но назвать "дорогой" вот это — у Александры язык не поворачивался. Ей стало очень жалко и страшно за свою машину, на которую всегда с тайной завистью поглядывали коллеги. Уж очень сильно элегантный и надежный седан подпрыгивал на ухабах этого проселочного пути. Конструкторы-японцы явно не предполагали, что кому-то взбредет в голову гонять их машину по такому бездорожью. Почему-то такое состояние дороги показалось ей недобрым знаком. А нехорошее предчувствие, закравшееся в душу еще час назад, когда ей пришлось свернуть с основной трассы, становилось все сильнее и ощутимей с каждым ухабом и ямой, в которые она то и дело попадала.

Хорошо, что хоть с неба весело светило солнышко и было достаточно тепло. Если бы погода хмурилась — Саша совсем заволновалась бы, словно в другой мир попала за эти три часа. А так, на своем пути, она даже отвлеклась от мыслей о разводе, Антоне и всего того, что так сильно беспокоило еще вчера вечером. Александра просто наслаждалась ездой и музыкой, и радовалась красивым видам по бокам трассы.

Но подпрыгнув на очередном ухабе, начала нервничать. Интересно, здесь хоть есть станция техобслуживания, а то, не дай Бог, еще отлетит что?

Саша рассмеялась, подозревая, что у нее нечто, сродни истерики на фоне страха перед неизвестностью. Ясно, что даже если здесь и обнаружится хоть какой-то механик, не факт, что он будет спецом по японским автомобилям. Разве что в том, как пустить те на металлолом. Решив, что не будет думать о плохом, в конце концов, она начинает новую жизнь, Саша притормозила у обочины и внимательно посмотрела на дорожный знак, словно перепроверяя правильность написанного на том названия.

Андреевка.

Что ж, вот она и приехала. Осталось теперь только выяснить, где же здесь больница или, точнее, амбулатория, куда она должна устроиться на работу?

Оторвав глаза от знака она посмотрела на раскинувшиеся вдоль дороги домики.

Основная улица, когда-то, вероятно, была заасфальтирована. Во всяком случае, то тут, то там на ней проглядывали лохмотья черного покрытия. А вот в стороны от той расходились самые обычные грунтовые дорожки, разделяя не особо ровные ряды построек на узкие проулки. Сами дома не отличались шиком, и ни капли не походили на коттеджи и виллы, выстроенные в предместье ее родного города, где они с Антоном одно время планировали купить и себе жилье.

Все еще не решаясь тронуться с места и пересечь символическую черту, отделяющую ее прошлое и будущее, Саша опустила стекло окна. В салон тут же ворвался теплый ветерок, принеся с собой легкий запах дыма и привкус какой-то горечи, словно от полыни или влажной древесной коры. Тихую мелодию магнитолы заглушило кудахтанье кур и мычание коровы неподалеку. Оглянувшись, Саша увидела пятнистую обладательницу звучного голоса, пасущуюся совсем рядом на лужайке с зеленеющей ранней травой.

И в то же время — ее почти оглушила полная тишина. То есть... ничего не было. Ничего, кроме таких простых и дико непривычных звуков. Не грохотали отбойные молотки на какой-то стройке, которых всегда достаточно в городе. Не дребезжали стекла от проезжающих мимо огромных фургонов дальнобойщиков, и не закладывало уши от разноголосой какофонии клаксонов вечно спешащих куда-то автомобилей.

Кое-где она видела людей. Кто-то занимался чем-то на огородах, раскинувшихся около домов, кто-то шел вдоль дороги, время от времени останавливаясь поговорить со старушками, сидящими на лавочках у заборов. Мимо нее успел проехать старенький громыхающий "москвич" и несколько велосипедов. И каждый человек не поленился обернуться, чтобы осмотреть ее машину. Видно новые автомобили, как и люди появлялись в Андреевке нечасто. И это тут она мечтала раствориться и стать никому неизвестной? Эх...

В целом — не совсем то, на что Саша мечтала любоваться каждый день, но все же — стало как-то веселей. Хотя мысль о том, что это все может быть ее каждодневной реальностью — все еще вызывала озноб в теле.

Подумав, что глупо так и стоять здесь, под вывеской, когда она даже не знает, что принесет ближайший час и останется ли Саша тут на ночь ( "и есть ли где ей остаться?", вдруг промелькнула здравая, отрезвляющая мысль), Александра все-таки решилась нажать на педаль газа. Правда, оказалась вынуждена остановиться уже через пятьдесят метров, около первой же лавочки с бабушкой, осознав, что понятия не имеет куда ехать-то.

Старушка с радостью бросилась выпытывать у нее куда же Саша едет? И зачем ей в больницу? И не из города ли она по каким-то делам заглянула в их края? Да, к кому?

Немного удивившись подобному энтузиазму в выяснении очевидных, казалось бы, вещей, Александра попыталась обойтись общими фразами, стараясь из этого потока не очень разборчивого суржика, перемежающегося и вовсе непонятными ей словами, выловить указание пути.

Через несколько минут, осознав, что совершенно запуталась, Саша решила ретироваться. Скомкано поблагодарив все еще говорящую старушку, она попрощалась и быстро вернулась в автомобиль.

Итак, первый контакт с местными вряд ли можно было засчитать ей в плюс.

Александра против воли улыбнулась своей проблеме. Кошмар, не суметь выяснить дорогу. Ребенок, и тот справился бы. Следовало разыскать другой источник информации. Только в этот раз — помладше семидесяти лет и, определенно, занятый какими-то делами, чтоб не пускался в долгие разговоры.

Однако, как назло, казалось, будто все население Андреевки моложе этих самых семидесяти лет избегало попадаться на глаза Саше. А альтернативой старушкам были только не менее пожилые старики, видимо, вышедшие погреться на первом солнышке.

Подумав, что это не должно оказаться сложно, Александра задумала самостоятельно разыскать больницу.

И вот тут ее ждал очередной сюрприз. Не таким уж маленьким по факту оказался поселок, где для нее нашлось место. Да и сама Саша, не привыкшая к веренице заборов и маленьких улочек, то и дело заканчивающихся тупиками, быстро запуталась, окончательно перестав ориентироваться. Она уже думала остановиться и просить помощи в первом попавшемся дворе, когда дорога вдруг резко повернула и Саша оказалась на небольшой открытой площадке, упирающейся в ворота церкви. На противоположном крае этого пространства стоял священник в длинной, подоткнутой за пояс черной рясе, из-под которой виднелись потертые джинсы и довольно поношенные кроссовки. Метлой он сгребал ветки в небольшую кучу, над которой уже потрескивали небольшие языки пламени.

Священник наверняка должен знать, как добраться до больницы. С этой мыслью Саша остановила машину у краю площади и вышла из автомобиля.

— Здравствуйте, — кивнула она священнику, который обернулся на хлопок закрываемой двери.

— Доброго дня, — поздоровался в ответ тот.

Саша подошла ближе, отметив, что мужчина довольно молод. Конечно, из-за немного длинных волос и аккуратной бороды ей было сложно сказать точно, но моложе семидесяти, определенно. И пусть она всегда немного робела перед священниками, так как в их семье мало уделялось внимания вопросам веры, и Саша просто терялась, не зная, есть ли какие-то правила, согласно которым человек должен себя вести в обществе святых отцов, узнать дорогу было необходимо.

— Вы заблудились или ищите кого-то? — поинтересовался священник, отставив свою метлу к невысокой опоре короткой дощатой ограды.

— Не совсем, — ясно, что в ней издалека видно приезжую, нечего удивляться. Наверняка священник тут каждого в лицо знает. — Скорее, я ищу работу, — она неуверенно улыбнулась, видя удивление собеседника. — Вы не подскажете, как добраться до больницы?

Мужчина внимательно посмотрел на Сашу, потом перевел глаза ей за спину, вероятно на ее машину. И опять глянул на Александру.

— До больница недалеко, — священник отряхнул руки и расправил свою рясу, после чего подошел ближе. — Извините мой вопрос, но какую работу вы в больнице ищите?

— Я врач, и меня, вроде как, направили к вам в больницу, — попыталась она объяснить.

Священник вызвал в ней симпатию. Она не могла бы объяснить почему, но ей оказалось совсем несложно с ним говорить и не показалось неуместной заинтересованность. Может потому, что он не вел себя так, как священники, которых она все же знала до этого. Не пытался тут же покровительственно назвать ее "дочкой" или "дитем", а спокойно разговаривал, как простой человек.

— Направили, — задумчиво повторил священник и потер пальцами короткую бороду. — Тебя-то за что? — пробормотал он так тихо, что Саша не поняла, к ней ли вообще тот обращается, или молится. Мало ли? Потому как смысла такого вопроса к ней — не уловила.

Священник одарил ее еще одним внимательным взглядом, только теперь Саше почудилось в том какое-то другое, более пристально, что ли, изучение. И даже какой-то вопрос.

— Я — отец Николай, кстати, настоятель этого прихода, — будто спохватившись, представился он. — И если вас направили к нам, думаю, вы бы заглянули сперва к председателю, — отец Николай выжидательно глянул, очевидно рассчитывая, что и она назовется.