Я прилетел на Каруну в поисках переводчика для каталога артефактов. Один из них применили к нашему начальнику разведки, что сделало жизнь в цитадели чрезвычайно насыщенной. Упомянутый артефакт я в запарке сунул в карман, ещё на Коррибане — и благополучно о нём забыл. По прибытии в космопорт Каруны переоделся в гражданское, бросил мундир в стирку. Включить стиральную машину я тоже забыл.

Как я ещё голову не забыл, не понимаю! Я был измотан до состояния тряпочки и весь перелёт беспробудно спал. Не помогло: из зеркала на меня смотрела физиономия пьяницы. Набрякшие веки, мешки под глазами, опухшее лицо — и желание послать всех к хаттам, без возврата! Показываться в таком виде коллегам не хотелось, но выбора не было.

Впрочем, коллеги видели и не такое. Любая защита учёной степени здесь превращалась в попойку, и наутро по университетским коридорам бродили хмурые учёные мужи. Издержки нейтралитета: представители воюющих сторон по прибытии на Каруну считали своим долгом пуститься в загул — даже те, кто к фронту и близко не подходил. Особенно те, кто не подходил. Местному населению оставалось не путаться под ногами и ждать, когда горе-вояки уберутся к месту дислокации.

Университет был исключением. Здесь пили все. И местные, и пришлые, без разбора. В том числе без разбора сторон: считалось, что археологам неуместно выяснять отношения перед лицом Вечности. Под вечностью понимались гробницы, храмы и пирамиды. В свете нынешней военно-прикладной артефактологии декларация выглядела крайне неубедительно, но принималась обеими сторонами: надраться хотелось всем!

Исключением были республиканские одарённые. Может, они и пили, но шатающимися в коридорах я их не видел ни разу. Даже когда числился армейским, и шифроваться от меня не было необходимости. Положение обязывает — или действительно: "Нет эмоций, есть покой..."?

Сегодня в Университете было тихо. Посыпанные песком дорожки, стриженые деревца, идиллия! А в дальнем углу этой идиллии, в двухэтажном садовом домике, обитал доцент Рикар Пареши.

Рик с трудом оторвался от текста: "Где взял?!"

"У диких копателей".

"То есть, место знаешь?"

"Приблизительно. Там ничего интересного — всё вынесли".

Рикар сощурился: "Не темни. Просто не хочешь меня туда пускать?"

"Не хочу, Рик. Вообще никого, не только тебя. Эта штука высасывает эмоции, личность, память. Превращает в куклу на верёвочке. Впечатляет, знаешь ли".

"Её, что, применили?!" — Пареши хмыкнул. "Ну, да, иначе ты бы не примчался!"

"Рик, переводи! Я народ не в лучшем состоянии оставил, нервы там на пределе, мало ли..."

"Убедил!" — вздохнул Рикар. "Но потом хоть задержишься? У меня доклад завтра: манаанские шельфовые диалекты!" — при мысли о докладе Пареши просиял. На этих шельфах он сидел больше года, надоел аборигенам до хатта, но своего добился.

Я улыбнулся: "Задержусь!"

Перевод Рикара обстановку в цитадели разрядил. Ничего хорошего, но могло быть хуже, и есть шанс на выздоровление. От меня сейчас ничего не зависело, и возвращаться я не спешил.

На завтра планировались два доклада, на послезавтра ещё три. Оказывается, я прибыл прямо на конференцию археологов-лингвистов.

* * *

Не буду сегодня пить! Даже за успешный доклад. Просто упаду и не встану. Вот тут, на диванчике...

"Разрешите?" — хммм... господа противники. Одарённые. Двое. Один явно старше другого. Мастер и ученик?

"Весь диван — ваш!"

"Благодарю..." — старший присаживается на краешек, младший остаётся стоять. Привычные слова, привычная вежливость. Конференция... положение обязывает. Но пришли они ко мне — холл пустой, как песчаный бархан.

"Иверо Тосокори, магистр криптологии" — представляется седой.

"Эгон Борн, археолог" — киваю в ответ.

"Благодарю, мне это известно. Ваши работы весьма популярны".

"Польщён..."

Популярны? Я несколько лет под псевдонимом публиковался. А вот ваших работ что-то не припомню, магистр Тосокори! Инкогнито вам ни к чему... издавались в ограниченном доступе?

Магистр собран, как перед прыжком в воду.

"Не будем летать кругами, лорд Борн! Доцент Пареши по вашей просьбе воспользовался закрытым разделом университетского архива. Характер запроса позволяет предположить, что в его руках находится "ракатанский манускрипт". Вернее, в ваших руках".

"Вы отслеживаете работу нейтрального архива?" — поднимаю бровь.

"Да. И будь у вас возможность, вы делали бы то же самое" — что ж, прямо и честно.

"Мне ни к чему. Я предпочитаю знакомства".

"Это удивляет" — магистр копирует моё движение бровью. "Тем более что ваша... смена статуса... на отношение к вам неодарённых не повлияла".

"А должна была? Не все помешаны на идеологии".

Магистр делает скорбное лицо: "Печально, что дружественный к неодарённым учёный служит делу доминирования одарённых. Но мы всё же сочли возможным встретиться с вами лично".

Четыре хатта, восемь вуки, двенадцать раз через забор! Это что, комплимент такой?! А мальчишка стоит навытяжку, глаз с меня не сводит. Охраняет? Не смешно. Этого Иверо я предпочту убивать на расстоянии. На очень большом расстоянии, иначе результат будет в его пользу.

"Магистр, оставим предисловия. Вы утверждаете, что я владелец "ракатанского манускрипта". Что дальше?"

"Это очень опасная книга, лорд Борн! Опасная даже для этой войны, где стороны не стесняются в средствах" — Тосокори предельно серьёзен. "Мне бы хотелось быть уверенным, что этой книги больше не существует".

"Вы предлагаете мне уничтожить исторический документ?" — пожалуй, пора возмутиться. Археолог я, или кто?!

"Некоторые документы не заслуживают ничего, кроме уничтожения!" — ого, а тема для криптолога явно выстраданная!

"Эта книга спасла моему соратнику жизнь" — теперь серьёзен я. "А описанный в ней артефакт чуть эту жизнь не забрал. Нож, сменивший руку, остаётся ножом. Им можно резать мясо, а можно горло — всё зависит от руки".

"От руки, верно..." — Тосокори машинально кивает. "И вы в своей руке уверены, не так ли?"

"Вы тоже. Иначе не пришли бы ко мне с разговором".

"Я уверен в вас..." — мой собеседник замолкает на полуфразе. Понятно: уверен во мне, но не в моих соратниках. Да и во мне магистр Иверо уверен постольку-поскольку.

Магистр? Или... генерал СБ Тосокори?

В общем, нейтралитет нейтралитетом, а с Каруны пора стартовать.

И скорее!

Тосокори поднимается: "Приятно было с вами побеседовать!"

"Взаимно" — лучезарно улыбаюсь. Ученик смотрит на нас ошарашено: явно готовился к бою, а тут сплошной политес! Магистр ловит мой взгляд, усмехается, я усмехаюсь в ответ. Он кивает мне, собираясь уйти, но внезапно останавливается.

"Лорд Эгон, разрешите вопрос? Личный".

"Не для протокола?" — пробую шутить. Не нравятся мне такие вопросы.

"Для меня. Я уже спрашивал, но вы не ответили. Как можно быть другом неодарённых — а вы им друг, я вижу! — и в то же время воевать за их поражение в правах?"

Оп-па... а ведь он знает, что у меня есть ответ. Может, он ещё и большую половину его знает?

"Я не друг одарённых, я не друг неодарённых" — почему-то мне хочется ответить серьёзно, — "Я друг тем, кто стал мне другом — независимо от расы, ориентации, третьего глаза и прочих вторичных признаков. Я не могу изменить мир, в котором родился, но могу сделать его чуть более приемлемым для своего окружения. Для тех, кто попал в зону моей ответственности. На всех сторонах".

Иверо молчит. Ждёт продолжения.

"Наш мир похож на партию в "Полководцы". Чёрный квадрат, белый квадрат — кому что выпадет, выбора нет. Переходы редки, но и они всего лишь смена... одной клетки на другую! С другими правилами, но с теми же решётками".

"Хотите перевернуть доску, Эгон?"

"Да, Иверо. С обратной стороны она не окрашена".

* * *

Пока мы беседовали, мой корабль обыскали. Осторожно и незаметно: нейтральный порт всё-таки.

И ничего не нашли.

Потому что не знали, что искать!

Иверо уверен: манускрипт у меня. Тяжёлый, переплетённый в кожу том, неудобный при переноске, неоднократно описанный в легендах. А у меня — всего лишь копия: несколько глав, переписанных неизвестно кем и неизвестно когда. Тетрадка, что так легко хранится за пазухой. Во время нашего разговора она всё время была со мной. В пустом холле, где их было двое, а я один.

Не стану вас разочаровывать, магистр... верьте дальше!

P.S. Да, и ещё одно: эти чудики так и не заглянули в стиральную машину!

Часть II. Хроники Эгона Борна.

Это скалы, как тиски —

Перевал.

Это ветер сквозь пески

Напевал.

Коршун глянул и исчез,

Среди камня снился лес,

Среди леса снится камень до небес.

Только тысячи дорог,

Где бывал.

Только ветер, что в висок —

Наповал.

Снайпер глянул, не попал,

Пол дороги оборвал,

Красной лентой жёлтый камень заливал.

Алым светом по земле

Тишина.

Алым цветом на скале

Письмена.

Вправо, влево, вверх и вниз —

Если сможешь, оглянись.

А не хочешь лечь под камень,

Так вернись.

Это скалы и песок —

Перевал.

Это ветер, что в висок

Наповал.

Посреди прошедших лет

Никому возврата нет,

Это вечер красит небо

В красный цвет.

"Перевал"

1. Свидание.

Ну, вот... я здесь.

Сколько лет прошло! Уходил домашний мальчик, интеллектуал полевой экспедиции, талантливый, но абсолютно бессистемный форсъюзер, восторженный последователь. Уходил мстить. Совершенно не умея этого делать.

Не научили.

И не учили.

Учили выживать соло и в команде. Рассчитывать на себя — и на остальных. Надеяться на тех, кто рядом. Отвечать за них.

Учили вскрывать гробницы, обезвреживать ловушки, драться насмерть с вымершими (ага, как же!) тварями, анализировать находки, сопоставлять данные. Учили принципу: "Опубликуй или сдохни!", который вдруг куда-то тревожно пропал. Учили говорить с призраками.

А призраки говорили разное. Иной раз понятное, чаще — не совсем, иногда совсем чужое. Чуждое — самые древние. А иногда, очень редко — спорное, противоположное, светлое. С ними спорили. Спорили, не соглашались... соглашались? В чём-то, где-то, не сразу. Но когда тебе, жаждущему трона примерно так же, как собака палки, обрубают научные исследования под абсолютно надуманным, с твоей точки зрения, предлогом — "Неоправданная концентрация возможностей", поневоле задумаешься. И согласишься на заговор. Разумеется, из самых правильных побуждений! И, конечно, не потащишь в заговор мальчика, сына сестры и умершего друга: рано ребёнку в помойку лезть, пусть сидит в гробницах, там чище. Забыв, что он уже не ребёнок, что интуиция зашкаливает, что готов за тобой куда угодно... да хоть в свет!

Не придётся.

"Несчастный случай при проведении полевых работ". Что может быть естественней? Если не догадываться, почти что — ЗНАТЬ. И паникующий дядюшка, трясущийся за свою, и так подмоченную, репутацию. Готовый записать племянника хоть в неодарённые, лишь бы — подальше, подальше! Лишь бы не заподозрили его самого. Горе, злость, бессилие.

Уйти, не хлопнув дверью. Начать с нуля. За несколько коротких лет получить имя, репутацию, элитный для неодарённого статус, наёмный отряд. Тебя не выдали, даже поняв, что ты одарённый: "Ну, мало ли у командира недостатков?!"

Добраться. Почти до вершины.

И в шаге от задуманного узнать, что это сделал кто-то другой. Не ради мести — ради власти. И тебе ничего не останется, кроме присяги удачливому конкуренту. Потому что ты в ответе за тех, кто с тобой. А они очень многое потеряют с твоим уходом — в мире, рассчитанном на одарённых.

Воевать. Воевать. Воевать. С теми самыми светлыми, что так любили говорить странное. "Положить с прибором" на эти разговоры — уж слишком они разнятся с реалиями войны. И однажды, поддавшись привычке доверять своим, с бодуна проснуться начальником столичного гарнизона при новом Тёмном Лорде, получив тот самый карт-бланш на "Археологию, и желательно всю!", что так хотел тот, кого ты никогда не называл лордом — только по имени. Потому что он не был лордом... и сейчас ты это понял.

Переход, завал, лестница, коридор, зал с просевшими потолочными балками... опять завал. Огромный, недавний. Тот самый.

Гробница, каких мало.

Нерукотворная.

Почти.

— Здравствуй, Сайшел! Я вернулся.

2. "Мы летим, ковыляя во мгле..."

Заран сновал по комнате, как по клетке: из угла в угол. Туда-сюда... спина согнута, взгляд исподлобья, плечи вперёд — типичная карикатура на тёмного одарённого. Он и был карикатурой — на брата, на чиновника, на лорда, наконец. Трясущаяся дрянь.

-У Сайшела с сестрой были общие счета, ты наследуешь матери, на первое время хватит. И не смей появляться на Коррибане! Не хватало мне только заговорщика в племянниках, и так завистники житья не дают! И запомни: ты — неодарённый!

Ну, да, ну, да... с неодарённого какой спрос, в Тёмные Лорды он не пролезет. А что вся семья из потомственной знати — генетический сбой, бывает. Таких отпрысков отправляют с глаз долой, побыстрее. Правильную легенду придумал дядюшка.

Вот только... противно-то как.

Так и понимаешь, что восемнадцать лет жил в резервации. Кабинетные учёные, полевые экспедиции, самый страшный конфликт — за право первой публикации. Ах, какие страсти кипели! Смешно... А за границей Долины Лордов — подставы, тронные игры, ликвидация конкурентов и просто неугодных. Тебе повезло и в этом: мать с отцом погибли от честного несчастного случая, а Сайшел с отцовым братом общаться не желал. Принципиально. Знал ему цену.

Теперь трусость Зарана спасает тебе жизнь. Убить племянника — признаться, что дело нечисто, что заговор действительно был, что ты о нём знал, но не доложил... а на счетах — деньги подпольных картелей, и немалые! Начнут копать — не остановишь.

А был ли заговор?! Не знаю. Меня не посвящали в грязь. Резервация...

— Заран, не мельтеши, я и так уеду. Скажи: что в этих слухах правда?

— А тебе зачем? — дядюшка презрительно оттопырил губу, — Мстить собрался? Кишка тонка!

— Знаю. Но я ведь любопытен... начну докапываться, грязь во все стороны полетит. Лучше сам расскажи, спокойней будет.

— Шантажируешь, щенок?! Я тебя спасаю...

— Себя ты спасаешь. Рассказывай.

— Ладно... Твой Сайшел у Тёмного Лорда бельмом на глазу был. Силища-то какая! А что в пирамидах безвылазно сидел, так не навсегда же! И призраки эти подозрительные... о чём он с ними говорил, а?! Не знаешь? И я не знаю! — Заран усмехнулся, — Посол республиканский кстати подвернулся. Ему твой археолог тоже поперёк горла: мало ли, чего вперёд них накопает? Вот они и сговорились. Идиллия, а?! Тёмный Лорд и Светлый Магистр! Один с Сайшелом на приёме парой слов перекинулся, другой на этом дело пытался состряпать. А не вышло, обвал устроил. Гробница есть, Сайшела нет!