Красные камзолы

Правит сейчас Ее Величество императрица и самодержица. Это кто? Помню, в России была императрица Екатерина Вторая. Она еще Медного Всадника поставила в Питере. Хм, раз она вторая — значит, была и первая? А, может, еще какие? Интересно, а сколько вообще в России было императриц? Минимум две, это точно.

Размышляем дальше. Как я здесь оказался? С этим вообще ничего не понятно. Вроде ехал на электричке в Приозерск, отмечать Новый Год. Встретил там знакомых. Дорога дальняя — два часа с лишним. Потому распивать начали по-быдляцки, прямо в электричке. Спорили о чем-то... Знакомый как раз читал 'Розу Мира' Даниила Андреева и взахлеб что-то про нее рассказывал. Про каких-то духов, про коллективное бессознательное... Потом знакомые вышли в Петяярви, а я продолжил беседу с толстым старым дедом, который подсел в Сосново поучаствовать в беседе. Андреева он очень уважал. Мол, хорошо пишет.

— Жругр! Называй меня так! — и почему-то засмеялся.

Он был и правда толстый — килограмм так сто двадцать, если не больше.

Я эту их книгу не читал, потому шутки фанатов эзотерики были мне непонятны. Все эти андреевцы, ошевцы и прочие сектанты — это какой-то совсем наркоманский вывих мозга. Однако коньяк уже дал о себе знать, и я зачем-то взялся этому Жругру рассказывать о своих детских мечтах. Ну а чего б не рассказать сокровенное хорошему человеку? Собутыльник — он ведь плохим быть не может. Уж к середине второй бутылки уж точно. А он мне в ответ рассказывал что-то нравоучительное. Про то, как важно вовремя помочь ребенку, защитить от дурного влияния и конкурентов, и тогда он вырастет... а дальше опять какая-то эзотерическая дичь.

К концу бутылки дедок взял меня за руку и сказал:

— Поможешь мне? Очень надо.

О чем вопрос? Конечно же помогу! Кто же по-пьяни откажется помогать такому замечательному человеку, как нынешний собутыльник!

— Тут один мой знакомый — Бартрад — решил мне немножечко детство испохабить. Ты уж будь любезен, объясни ему, что он это все зря затеял. Лады?

— Лады! Обязательно объясню. Только кто это?

Дед засмеялся.

— Узнаешь. Кстати, очень хорошо, что ты в школе французский учил. С английским там далеко не уедешь. Ну а я буду письма твоим родным слать, чтоб совсем за тебя не переживали! Договорились?

Потом толстый дед позвал меня курить в тамбур, потом что-то произошло и ... я оказался на перроне без рюкзака, без документов, смотреть в хвост уходящей последней электричке. Помню, в тот момент мне это показалось очень смешным.

— А вот возьму и потеряюсь! И ищите меня потом! — хихикая от такой оригинальной мысли я пошел прочь от станции Синево. В ночь, в метель.

Ну а протрезвел я уже в том сарае, куда меня загнали трое деревенских. Момент перехода не запомнил или не заметил. Понятно, что ничего не понятно.

— Все, закончили трапезу! Встаем, православные! Айда строиться!

Постояли всей толпой у могилы, священник со станции прочитал короткую молитву, и наша партия пошла дальше. Прочь от безымянной почтовой станции, вперед, в неизвестность.

Глава 2

Интересное дело — местные дороги. Телеграфных столбов еще нет, железной дороги — тоже. Асфальта и подавно. Как здесь люди узнают зимой, куда идти чтобы не заблудиться? Все натоптанные-накатанные колеи заносит снегом, все приметные места одинаково белые. Тем более рельеф местности такой, что потеряться-то проще простого. Кругом леса, озера, дорога петляет как в песне из фильма про гардемаринов — 'Бездорожье одолеть не штука, а вот как дорогу одолеть?' И правда, тут семь загибов на версту будет.

Так вот местные нашли выход: вешки! После каждого снегопада старосты деревень и постоялых дворов говорят домочадцам — 'Надо вешить!'. После чего народ берет вешки — это такие прутья или тонкие шесты в метр-полтора длинной — и идут втыкать их вдоль дороги в сугроб.

Вот наша колонна и идет по чьим-то заботливо расставленным вешкам. От деревни к деревне, по почтовому тракту. Идем и под скрип снега под сапогами между рекрутами идут неспешные беседы обо всем подряд. Эти походные байки для меня — бесценный источник информации о нынешнем времени.

Вот, например. Почтовый тракт — это такое направление, вдоль которого расставлены почтовые станции. Направление, потому как дорогой это назвать язык не поворачивается. Почтовая станция — это здание, где курьер может покормить или поменять лошадей. Они бывают разные. Где-то просто конюшня да изба, где-то целый трактир, а то и целый постоялый двор вроде того, в котором мы ночевали недавно. Но крыша над головой на ночевках есть, и то дело. С отоплением тут у них, конечно, трудности. Батареей отопления является задняя стенка печки. И все, в общем-то. Не говоря уж о том, что никаких стеклопакетов не предусмотрено и с щелей нещадно сквозит. Потому окна здесь делают маленькими. В помещениях тут всегда полумрак. Местные привыкли, а я только-только начал осознавать, какую большую роль в нашей жизни играло электричество и повсеместное освещение.

А еще тут очень много разнообразной живности. На подворье почтовой станции — куры, гуси, утки, коровы, лошади. Быки. Здоровые такие, мохнатые. Они тут выполняют роль трактора 'Беларусь'. И выглядят в чем-то похоже. Если коровы лоснящиеся, ухоженные, гуляют недалеко от кормушки с сеном или поилки и смотрят на всех свысока, как королевы, то быки — это такие суровые монструозные звери с грязной свалявшейся шерстью. Прогуливаются неподалеку от распряженных серых деревянных телег и всяких сельскохозяйственных приспособ, да смотрят на всех исподлобья. Я, признаться, как первый раз такого быка увидел — не удивился бы, если бы у него изо рта торчала папироса 'Беломор', а на рога была бы надета ушанка. Уж очень характерное выражение морды у зверюги было, хоть сейчас на карикатуру или в комикс про Бэтмена.

Ушанки здесь есть, только их называют словом 'треух' и в основном носят с развязанными ушами. Шапка и шапка, ничего особенного. Версий и модификаций — множество,но самая популярная модификация больше напоминает бурятский малахай, чем привычные мне ушанки. Видно, что каждый автор творит шапку по не по какому-то единому стандарту, а по настроению. Ну или в зависимости от материала, который на эту самую шапку шел.

За пределами постоялых дворов много дикого зверя. Зайцы, лисы, птицы всякие. Волки? Волков поблизости от селений нет. Повыбили. Говорят, как только в округе замечают стаю волков — сразу поднимают охотников и идут бить волка. Волк здесь — не принт с майки байкера и не символ брутального сурового мачо, а враг номер один. Люди с волками враждуют всерьез, на истребление. Да и само слово — 'волк' — произносят с теми же интонациями, с какими в наше время произносили слово 'шакал' или 'бандит'. Как что-то плохое. Волк — враг человека, однозначно и без вариантов.

Но, что удивительно, фамилия 'Волков' звучит гордо. Потому что Волков — это не от слова 'волк', а от словосочетания 'волков охотник'. Круто и солидно. Собственно, у нас в отряде был один рекрут с фамилией Волков. В рекруты пришел со своим ружьем, даже договаривался с начальником отряда чтобы с этим ружьем пойти служить. Но офицер в зеленом о чем-то переговорил с Волковым с глазу на глаз и, видимо, уговорил. Ружье отдали родственникам. А Волков всю дорогу рассказывал в отряде охотничьи байки, которые слушали все с неизменным удовольствием. Кстати, офицера в зеленом звали Фомин. Ундер-офицер Александр Степаныч Фомин. Интересный мужик. Лет под сорок, с проседью. Крепкие жилистые руки, злой взгляд карих глаз, но говорит корректно и вежливо. Чувствуется, что подбирает слова так, чтобы обойтись без брани. Видимо, так он воспринимает свою обязанность быть командиром и говорить как командир. Интересно, когда прибудем в полк — он наконец-то перестанет сдерживаться и начнет разговаривать матом? Шутка. Нет, неинтересно. Совсем не хочу знать, что может сделать человек с такими злыми глазами, если перестанет сдерживать себя. Тем более он и так постоянно в руках вертит длинный стек черного дерева и иногда многозначительно похлопывает им себя по перчатке. С намеком, значит.

Язык тут своеобразный. Что касается терминов и званий — в бытовой речи чувствуется сильное влияние немцев. Примерно как в мое время язык был насквось пропитан англицизмами — всякие там 'сервер', 'компьютер', 'пиар', 'менеджер' — так тут сплошные германизмы и что-то от шведского. Ну или голландского. Петр Великий же, вроде бы, фанатом Голландии был? Ну вот, потому здесь говорят не 'унтер', как привычно в моем русском языке, а 'ундер'. С таким легким рокотом немецкого акцента. Ундеррр! Афициер! Раммштайн! Ой, это уже музыкой навеяло.

А еще в здешнем русском языке немного непривычные формы окончаний. К примеру, наш полк — он не Кексгольмский, а Кексгольмской. И дорога, по которой мы идем — это Кексгольмской тракт. Именно 'ой' на конце, а не 'ий'. Надо будет потом у какого-нибудь писаря узнать, почему так. Я же со своей манерой речи уже с головой выдал, что нездешний. Ребята шепчутся между собой, строят догадки на тему откуда я родом. Но напрямую не спрашивают. Не знаю почему.

Говорят, Кексгольмский тракт был оборудован еще шведами. Это бывшая их дорога к бывшей же их крепости Ниеншанц. На этих словах я начал задумываться о том, что местность-то мне должна быть знакома. Это же где-то под Питером, получается? Совсем недалеко от дома! Но, как я ни всматривался в округу — ничего знакомого не увидел. Деревья да снег. Впрочем, какое приметное место я хотел увидеть? Вышку сотовой связи? Градирню ТЭС? Или железнодорожную станцию? Я и озера-то не узнаю без помощи навигатора. Хотя в свое время я думал, что хорошо знаю Ленинградскую область. Благо объездил ее всю во время различных детско-юношеских турниров со своей футбольной командой.

Опять же, скажу я вам, местность, где мы идем совсем не выглядит заморским автобаном. Что вы себе представляете при словах 'шведский королевский Кексгольмский тракт'? Ага, вот теперь забудьте. Это просто холмы, низины, лес, пустые проплешины занесенных снегом замерзших озер и все это помечено вешками. Чтоб никто не сомневался, что это именно дорога, и ведет она куда надо, и что вы не бродите тут кругами.

Справедливости ради надо сказать, что на тракте оборудована целая система постоялых дворов на расстоянии дневного перехода. А между станциями оборудованы стоянки для телег и путников. Зимой, правда, они занесены снегом, но крыши и навесы вполне угадываются. И встречаются каждые десять-пятнадцать километров пути. Тьфу, блин. Не километров, а верст. Пора привыкать к местным мерительным системам. Километры, граммы и прочие ньютоны появятся только после Французской Революции. Которой здесь еще не было. В этом я точно уверен, так как несколько раз слышал в беседах словосочетание 'король хранцузский'.

Да, да. Болтать о политике — это развлечение не только нашего времени. Местные тоже страсть как любят почесать языки на эту тему. И примерно в том же формате. 'А наша-то матушка-императрица, чай не лыком шита. Ей австрийская императрица грит — иди, мол, для нас саксонца побей, ганноверца побей, датчанина побей. И король хранцузский тоже — мол, иди воюй, а мы тебе денег дадим. А канцлер — давай, мол, с аглицким королем дружбу дружить. А наша им в ответ — не дам, говорит, солдат православных воевать за ваш интерес басурманский. Ей-ей, так и сказала! О том мне проезжий гвардеец сказывал, а он сам в Измайловском полку служит. Сам знаешь, все эти послы-шмослы вот они, как на ладони!' ' Да ну? Побожись!' ' Вот еще я за пьяного гвардейца божиться буду! Скажешь тоже! Но сказывал он так, точно говорю!'

Вот еще момент. Православие. К религиям в столице вроде бы толерантность. Немецких наемников — лютеран всяких да протестантов с католиками — никто силком в православие не тащит. Магометане тоже служат, говорят. Ландмилиционеры рассказывают, что у калмыцкой легкой кавалерии мулла числится в штает полка с таким же довольствием, как в нашем полку поп. Однако русским же следует быть православными. А то косятся с неодобрением. Не швед ли, часом? Шведов здесь не любят. Оно и понятно — последняя война с Швецией была совсем недавно, лет десят-пятнадцать назад. И Кексгольмский полк принимал в ней самое деятельное участие. Может, потому и не любят.

Да, с православием надо что-то решать. Я-то некрещеный. И это сразу заметят, как только в баню пойдем. Нет, я не в том смысле, что я обрезанный иудей. Просто у меня нет нательного креста. А это здесь — обязательный атрибут христианина. Носят его не напоказ, прячут под нательную рубаху, но, судя по всему, есть он у всех, кроме меня.

Дорога давалась тяжело. Погода была скверная — температура была по ощущениям где-то минус пять, но снег мокрый, тяжелый. Можно было легко вспотеть в зимней одежде, а потом, выходя из леса на открытое пространство мерзнуть под холодным ветром. Многие в отряде простудились и надсадно кашляли. Некоторых больных оставили по дороге на одном из постоялых дворов. Да, вот так запросто и оставили. Ундер-офицер Фомин — тот самый мужик в зеленом, наш начальник отряда — так и сказал: лежи, рекрут, выздоравливай. Как выздоровеешь — добирайся сам до Луги. Бумажку подорожную выписал да и оставил.

А на следующий день, у деревни Левашово, двое дезертировали. Просто с утра на построении не появились. Спросили местных — они и сказали, да, мол, ночью вышли двое и ушли. Куда? А вон тудой и ушли.

Я еще по глупости тогда ляпнул:

— А что, так можно было? — и тут же был сбит с ног могучим ударом кулака Ефима, нашего старшего артели.

От неожиданности упал на снег, попытался встать и пропустил удар под дых.

Ефим схватил меня за волосы, рывком повернул лицом к себе и тихо, без всякой злобы произнес:

— Думай что говоришь. Да зенками-то не вращай так бешено. — наклонился поближе и, глядя прямо в глаза, процедил — Не дури, рекрут. Усек?

Усек. Кивнул, попробовал что-то прохрипеть отбитыми легкими. Ефим резко разжал руку, но мне не дали упасть, подхватили под руки и втащили обратно в строй.

Оказавшийся вдруг рядом Фомин требовательно похлопал стеком по ладони. Ефим повернулся к нему и развел руками:

— Разобрались ужо , господин ундер-офицер.

Фомин посмотрел на меня слегка разочаровано, хлопнул еще пару раз стеком по перчатке, повернулся через плечо и ушел в начало колонны.

Было очень обидно. А еще не по себе от того, как все быстро произошло. Никаких предупреждений, никаких предварительных угроз. Раз! И сразу кулаком. Да еще так спокойно... А я не то что сдачи не дал, но даже не успел подумать об этом. Ведь я помню, в наше время отслужившие ребята говорили, что надо уже в первые же дни себя поставить. Иначе туго придется. Неужели я лох какой и меня теперь все гнобить будут? Вот жеж засада!

Дали команду на выдвижение. Я вместе со всеми скрипел сапогами по притоптанным сугробам и цедил ругательства сквозь сжатые зубы. Ну Ефим, ну гад! Представлял в уме, как я ему отомщу, как я его... Видимо, соседи по колонне заметили это по моему лицу. Мужик справа слегка толкнул меня рукавицей в плечо: