Один год из жизни профессора

Ну, а уж если и финны вели себя мирно, то на южном берегу Финского залива тем более никому не приходило в голову вступать на путь конфронтации.

Но, главное, не было большой крови, вызванной взаимной ненавистью. Совсем без стрельбы не обошлось — слишком дешево стоила в глазах людей человеческая жизнь после такой войны, но до ситуации, когда идеологические споры решаются пулей, дело все же не дошло. Так что большинство конфликтов могли квалифицироваться как борьба бандитов с законной властью без примеси политики.

Так и сложилась к середине 20-го года странное государственное образование из трех относительно самостоятельных республик: Финляндской, Петроградской и Эстляндско-Лифляндской. Как обычно бывает в таких случаях, каждый из участников рассчитывал приобрести какие-то преимущества от этого союза, и, надо сказать, что эти ожидания в значительной степени сбылись. Одним из самых мудрых шагов отцов-основателей этого странного союза было решение отказаться от каких-либо национальных квот при выборах единого парламента и формировании органов исполнительной власти. Далось это решение очень тяжело, но в дальнейшем именно оно обеспечило успех интеграции, которая проходила в том числе и по политической линии.

К началу 30-х годов государство уже довольно твердо стояло на ногах. Но общемировой экономический кризис не мог не затронуть и Балтийскую федерацию. Закрывались предприятия, росла безработица. Внутренний спрос на промышленную продукцию сокращался, конкуренция с соседями становилась все более жесткой. Сельское хозяйство пока держалось в основном за счет молочного животноводства, поскольку в зерновом производстве БФ не могла конкурировать ни с НКР, ни с УралСибом — там были намного более благоприятные климатические условия, лучшие земли и не сопоставимые урожаи. Какое-то время фермеры БФ ориентировались на ввоз удобрений из Южной Америки, но стоимость транспортировки слишком задирала цены на прибалтийское зерно. Требования крестьянских союзов о введении заградительных импортных пошлин не поддержали промышленники. Они опасались ответных мер в отношении своих товаров, были заинтересованы в более низких ценах на аграрную продукцию (тогда можно не повышать зарплату промышленным рабочим), да и переток рабочей силы из аграрного сектора в промышленный в целом отвечал их интересам.

Население прибрежных городов БФ быстро рослот. Вот только большинство приехавших в город вчерашних крестьян работы найти не могло. Среди безработных конкуренцию им составляли недавно уволенные с сокращающих свое производство заводов рабочие. Обстановка в обществе накалялась.

Глава первая.

Министр внутренних дел попрощавшись покинул кабинет, и Канцлер остался наедине со своими размышлениями. Шум традиционного летнего бала "золотых выпускников" почти не достигал его апартаментов в служебном крыле Зимнего дворца. Обязательный проход по залам в начале приема он уже совершил, с иностранными послами коротко раскланялся и дальнейшее его участие в приеме протоколом уже не регламентировалось. Времена, все же теперь, были не прежние — императорские, когда каждый шаг властителя в подобной ситуации был расписан давно и обязательно.

"— Еще одно преимущество демократии! — горько усмехнулся про себя Канцлер — Других вот только не вижу".

Доклад министра хоть и не содержал в себе ничего нового, но как бы в концентрированном виде продемонстрировал ему все грядущие неприятности.

Он долго откладывал этот разговор, и только сегодня утром, повинуясь какому-то непонятному импульсу, назначил министру встречу во дворце во время приема. Даже если это и удивило старого служаку, получившего свой первый полицейский чин еще при Столыпине, тот не только не показал этого в ходе состоявшегося разговора, но даже и вел себя так, как будто нет более удобного и подходящего фона для рассуждений о наступающем кризисе, чем звуки музыки близкого бала.

Собственно, ничего нового от министра Канцлер не услышал. Слово кризис было на слуху у всех и звучало чуть ли не в каждом разговоре. Только вот если, говоря о кризисе, министр торговли и промышленности оперировал сухими цифрами падения производства в различных отраслях, ростом числа безработных и банкротств, а министр финансов, в свою очередь, сетовал на катастрофическое падение доходов бюджета, то цифры министра внутренних дел касались проблем несколько иного рода.

Взрывоподобный рост преступности — как мелких грабежей на улице ради куска хлеба, так и крупных экономических преступлений, жертвами которых становились сотни и тысячи людей. Муниципальные биржи труда, прекратившие регистрацию новых безработных, поскольку у местных властей просто нет денег на выплату даже мизерных пособий уже зарегистрированным. Недовольство во всех слоях общества, поскольку ни государство, ни местные органы власти не в состоянии выполнить все свои бюджетные обязательства.

— В результате в бюджетной сфере жалованье выплачивается с задержкой на 1-2 месяца, в том числе и в полиции! — в этой части своего доклада министр сделал эффектную паузу и продолжил — а, с другой стороны, мы наблюдаем резкую активизацию подпольных организаций левого и анархистского толка. Все же со времен последней революции прошло уже почти 20 лет, что-то подзабылось, да и молодежь радикальная подросла.

Далее он опустил глаза, помолчал и с явным трудом произнес:

— Я вспоминаю пятый год, Ваше Высокопревосходительство. Я как раз накануне поступил служить письмоводителем в участок на Пресню. Юн был, не все понимал, но то, что тогда увидел, до конца жизни буду помнить. Даже в 17-ом году по-другому было. Тогда хотя бы было понятно, что война мужиков ожесточила. А в 905-ом такой резкий переход: от спокойной мирной жизни — вдруг баррикады... И вот что я Вам скажу, слава Богу, что у нас сейчас треть страны — чухонцы. Русские мужики уже бы и красного петуха нам пустили. Что-то надо решать. Если мы сейчас не подомнем под себя ситуацию, то нас сметет очередным потопом.

И замолчал. Про необходимость увеличение штата полиции — общей и тайной, ассигнований на случай беспорядков, ввод в крупные города дополнительных воинских контингентов было сказано ранее. Вот только не знали ни Канцлер, ни министр где им взять эти надежные воинские контингенты. Вооруженные силы БФ были вообще немногочисленны, в военном развитии упор делался на флот, береговую оборону и зарождающуюся авиацию. Соседи на суше — Швеция на крайнем севере, Литва, НКР и УралСиб в качестве угрозы никогда не рассматривались, а армия она денег стоит. Тем более, флот, который и съедал 80% военных расходов. Так что сухопутные силы были в основном представлены кадрированными территориальными бригадами: три в Финляндии, по одной в Эстляндии, Лифляндии и в каждом из русских губернских городов. В Питере, правда, таких бригад было две. Так что, выражаясь языком минувших лет, на усмирение вызывать было фактически некого.

Оба молчали и явно вспоминали те времена, когда в распоряжении хозяина Зимнего дворца были и гвардейские полки, и казачьи сотни, да и много всего другого. Но это все было в прошлом. Да и пятый год был памятен не только министру. Канцлер вспомнил мятеж флотского экипажа во Владивостоке и забастовку на Транссибе и передернул плечами. И еще раз подумал, как же ему все-таки повезло, что в январе пятого года он оказался на фронте в Маньчжурии, а не в составе своего гвардейского полка в Санкт-Петербурге. Здесь ведь тогда не только казаки отметились...

Фраза же про чухонцев, произнесенная в этом кабинете, была вопиющим нарушением принятых в обществе норм поведения и сказала Канцлеру намного больше, чем все остальные выкладки министра. Кстати, сам он был потомком обрусевших финских шведов с немецкими корнями, ставших подданными империи лишь в начале ХIХ века после вхождения Финляндии в ее состав. Но на родившегося в Москве министра внутренних дел он вовсе не обиделся — умел ценить искренность и увидел в его словах лишь боль за сложившуюся ситуацию. Да и прав он был по сути, что уж там говорить.

Намного хуже было то, что министр еще не все знал.

Еще полгода назад Канцлер переориентировал все службы зарубежной разведки БФ фактически на финансово-промышленный шпионаж. Дело шло туго, далеко не все разведчики и их руководители поняли необходимость такого шага, доходило до откровенного саботажа. Но сейчас первые результаты уже появились. И теперь Канцлер знал, что в ближайшие недели рынки северо-германских государств закроются для металлов и промышленных товаров традиционного экспорта русских государств. Для БФ это означало закрытие ряда питерских заводов и сокращение перевозок транзитных товаров из НКР и УралСиба судами своих пароходств. Падение доходов, банкротства и новые безработные. А если после этого под давлением французов они закроют и свои зерновые рынки? Тогда иссякнет денежный ручеек, который образовывался от транзита зерна из Поволжья и Северного Причерноморья. Суда останутся у причалов, а моряки без зарплаты — на берегу.

"— Прямо натуральное хозяйство какое-то в Европе воцаряется! — с горечью подумал про себя Канцлер. — как они там с ним будут выкручиваться — их дело. А вот у нас база для такого хозяйства не очень. Уж слишком завязаны на внешние рынки и транзит. Даже прокормить себя хлебом не сможем."

Он подошел к окну, выпрямился во весь свой гвардейский рост и посмотрел на Неву. Было светло. Белые ночи. По реке мимо дворца как раз проходил караван насыпных речных судов. Пока еще с грузом. Торговое судоходство стало практически визитной карточкой БФ. Причем именно на судах произошло полное стирание национальных границ — в экипажах можно было встретить и русских, и финнов, и эстонцев. Как ни странно, такие смешанные экипажи имели очень высокую репутацию, поскольку сплав различных национальных качеств давал в результате высокую работоспособность и ответственность.

"— В порт идут. Кто бы мог подумать, что придется столько заниматься финансами, торговлей, мореплаванием. Вот ведь как судьба повернулась!"

И поймал себя на том, что уже давно думает про себя только на русском языке.

"— А когда я вообще в последний раз думал на родном-то? Да и вообще, он сейчас язык одного из потенциальных противников. Хорошо бы еще прибить свой герб на воротах Стокгольма!" — Канцлер вновь усмехнулся и вдруг замер. Что-то было в этой мысли такое, что явно стоило обдумать.

А бал в Зимнем продолжался. Только он очень отличался от прежних. Вместо высших сановников, генералов и знати империи наступление лета во дворце отмечала молодежь — почти 2 тысячи золотых медалистов из гимназий и реальных училищ Питера, Гельсингфорса, Ревеля, Риги, Новгорода и Пскова, других городов и крупных поселков. Такие же балы в этот день проходили и в зданиях ратуш в других университетских центрах страны. Каждый золотой медалист получал право посетить такой бал, а затем и стать студентом одного из университетов. В Питере "золотую молодежь" приветствовал Канцлер, министры и дипкорпус, в других городах — главы местных администраций. Все было очень серьезно — речь шла о будущем страны.

Обычай "золотых балов", как, впрочем, и многое в государстве, был достаточно юн и его родоначальником был именно нынешний Канцлер. Вообще надо сказать, что именно с его избранием пять лет назад многое в стране стало меняться в лучшую сторону. Более того, сейчас уже мало кто помнил имена двух его предшественников на этом посту. Именно монументальная фигура этого старого кавалерийского офицера, немногословного заслуженного ветерана былых войн, балтийского инородца на службе империи стала как бы символом его должности и не вызывала отторжения или подозрительности у граждан сравнительно небольшой, но многонациональной страны ни по своему происхождению, ни по своим заслугам, ни по очевидным для всех качествам государственного руководителя. Больше того, было непонятно, почему он сразу не стал Канцлером после введения этой должности в середине 20-х годов.

Канцлер, конечно, имел ответ на этот вопрос, но предпочитал его не афишировать. Тогда он просто не видел себя государственным деятелем. Один из многих генералов бывшей царской армии он стал и одним из создателей объединенных вооруженных сил будущей БФ. Происхождение работало в его пользу, но главное — фантастическая работоспособность и выдержка. Тогда еще в вооруженных силах БФ существовали впоследствии отмененные именно по предложению Канцлера военные округа. Он командовал Финляндским и сделал все, чтобы округ не превратился в собственно финскую армию.

Канцлер, тогда еще генерал-лейтенант не сразу пришел к подобному решению. Соблазн окончательно отколоть Финляндию и построить независимое государство был велик. На другой чаше весов была возможность создать не в пример более мощное государство, в котором финны были бы не в положении "младших братьев" — как все предшествующие века в истории этой нации, но стали бы фактически одним из государствообразующих народов. Не одна бессонная ночь прошла в мучительных раздумьях, и в конце концов будущий Канцлер выбрал для себя паллиатив: строить новую Финно-Ингрию. Мысль о том, что вторая, "ингерманландская" составляющая такого государства весьма условна и по сути регулярно будет пытаться доминировать в новом государстве и ментально, и физически, он постарался отодвинуть в глубину подсознания. А, может быть, все было намного проще, и он слишком любил Санкт-Петербург, город своей молодости и удачи.

Но выбор был сделан, и с этого дня будущий Канцлер неустанно шел к первой намеченной цели: стать неформальным лидером финского населения.

В условиях мирного времени генералу это было непросто. Уж кого-кого, а политиков разного толка в финских провинциях к этому моменту хватало. Часть из них, правда, отсеялась, заняв с самого начала непримиримую позицию в отношении "новой восточной политики" — именно так называли идею объединения ее сторонники.

Во главу угла, как и следовало ожидать, они поставили соображения реальной выгоды, отставив в сторону эмоциональные аргументы из сферы политики, национальной идентичности и культуры, на которые собственно и делали упор "отцы-основатели" финской нации в конце XIX века. Не отрицая "культа Сампо", Канцлер и его сторонники предложили соотечественникам всерьез задуматься, за счет чего им жить дальше. Идти своим путем? И повторить трудную дорогу соседей-скандинавов, которые еще совсем недавно "сбрасывали" избыток населения за океан? Ну не могла бедная почва Финно-Скандии прокормить растущее население, вот и вынужден был хуторянин-глава семьи делать сложный выбор: кому из сыновей продолжать его дело, а кому искать счастья в Новом Свете. Финны аналогичную проблему решали проще. Под боком был Питер, с его растущими как грибы заводами и массой вакансий в сфере услуг. Не за океаном, а в нескольких сотнях километрах всегда можно было найти работу. Так и стал Питер третьим по численности финского населения городом после Хельсинки и Або.

А были еще государственные и частные заказы из России, беспошлинный режим зарубежной торговли для финских провинций, огромные перевозки в российских интересах судами финских компаний, и прочая, и прочая, и прочая.