(2) Шаг в сторону - 1

Бубнеж я услышал, не доходя до перекрестка с дорогой метров двадцать, два мужских голоса о чем-то спорили, судя по интонации. Спрятался надежно, как мне показалось, за разлапистым дубом, но голоса не удалялись и не приближались, собеседники стояли на месте, загораживая мне проход. Прислушался — язык вроде как на русский похож, отдельные слова можно было понять, но вот смысл от меня ускользал. Да они еще и окончания проглатывают! Но слышно было отлично, акустика здесь такая замечательная что ли, или мой слух улучшился. Порадовало возникшее в голове сообщение — "Обнаружен неизвестный язык. Проводится анализ".

Пока забравшийся в мой мозг прибор работал и анализировал, даже просто так некоторые фразы я начал понимать, а с ними и общую нить разговора. А тут еще встроенный переводчик порадовал, сообщил, что анализ завершен, и подключился к расшифровке беседы.

— Ты, Серко, от слова своего не отходи, — невидимый мне мужик, тот, что по голосу был старше, надменно отчитывал другого, — зачем брал, если отдавать не собирался. Знаешь ведь, что тебя ждет. В закуп пойдешь, и семья твоя вся.

— Так ведь отдам, Велий Силыч, вот чтоб мне на месте провалиться, отдам — невидимый Серко не сдавался, хотя интонации явно были просящие.

— Да чем ты отдашь, голытьба, — старший, судя по характерному звуку, сплюнул. — Если тебя, твою семью и все хозяйство твое продать, и половины не наберется. Вот ведь связался с голодранцами, даже Роська, а у него тоже неурожай, рассчитался же, все отдал с процентами. Пришлось его брата булгарам продать на десять лет, зато смотри, чист он теперь перед словом. А с тобой что делать, ума не приложу. С одной стороны, жалко тебя, а с другой, если я тебе долг спущу, неправильно будет. Не по обычаям.

Собеседники некоторое время молчали. Но не ушли — тяжелое дыхание было слышно даже от меня. Наконец Серко разродился.

— Знаю я, где клад зарыт. Мне Ждан рассказал, он собирался сам его выкопать, но не успел, сгинул.

— Врешь, — припечатал старший. — Знал бы, давно откопал.

— Слово даю!

— Знаю я цену слову твоему, да и откуда тебе Ждан стал бы доверять. Он человек пришлый, тут всего ничего, только вот к уборке урожая трактир купили. И вдруг такая откровенность.

— Как брат он мне был, вот тебе правеж, — запричитал молодой.

— Ну да, ты и Ждан прям братья, на одно лицо. И где этот клад? — насмешливо произнес старший.

— Карта тайная есть, точно говорю. Он, подлюка, на переметной бумаге чернилами невидимыми карту нарисовал. Тайным заклинанием заклял, чтобы не понял никто. А бумагу эту, значит, в управу отдал, вроде как передаточную на сестру его, на трактир.

— Так, тихо, — старший, судя по звуку шагов, направился в мою сторону. Неужели обнаружил?

Сквозь ветви я увидел, как на тропе появился высокий, почти двух метров ростом, мужчина в синем, расшитом золотом кафтане и низких кожаных сапожках, с надвинутой на глаза кепкой. Мощный нос под густистыми бровями, казалось, обнюхал все вокруг, водянистые глаза обшарили тропу. Не удовлетворившись обнюхиванием, он достал из кармана какое-то стеклышко и еще раз осмотрел все вокруг, потом только вернулся назад.

— Нет никого, — послышался его голос. — Показалось. На работах все, но осторожнее надо быть, придурок, когда о таких вещах говоришь. Откуда прознал?

— Так сам Ждан мне и рассказал, когда я его раненого волок до дома. Ну когда людишки лихие на него напали. Я ж ему помог, на себе тащил, так бы он помер в лесу. Вот он в благодарность и поведал мне, где сокровища спрятаны. Да еще и клятву взял, что не скажу никому, только сестрице его, она как раз в отьезде была, за долю малую. За десятину.

— И что ж не рассказал? Ждан уже полмесяца как помер, откопали бы с сестрицей.

— Не нравлюсь я ей, эта гадина нос воротит, говорит, что лучше в девках останется. Да и метка на кладе том стоит колдовская, Ждан говорил, кто чужой раскопает, помрет в муках страшных. А копать надо, когда луна на небе в полную силу входит, три дня до и после, иначе спрячется клад под землю так, что никогда не достанешь.

— В муках страшных ты помрешь, если там денег будет меньше, чем твой долг, — усмехнулся старший. — Что там не так с этим кладом, кроме проклятья?

— Еще, — молодой понизил голос, пришлось напрячься, прислушаться, интересно же, клады, проклятья, — просто так клад не найти, колдун нужен, тогда сундук откроется. А если простой человек его раскопает, то исчезнет, будто и не было ничего. Ждан говорил, много там зарыто, и золото, и камни зарядные, и черное серебро, и даже пыли красной чуток.

— Даже так, — задумчиво протянул старший. — Давно подозревал, что Ждан якшался с... Так, Серко, а ты не боишься, что я все себе теперь заберу? Ты ведь мне все рассказал, пойду с колдуном и клад этот откопаю. Или тебе есть еще что рассказать?

— Как же так, Велий Силыч, не по-людски это. Долг отдам, с прибытком, а остальное поделим по-братски, — залебезил младший. — Вы же большого ума человек, не станете обижать верного слугу. Все как есть рассказал, а вот что Ждан на бумаге нарисовал, не ведомо мне, сказал только, что кровь его нужна, чтобы надпись эта появилась. Он же при жизни прям как колдун был, слова нужные знал, даже раны заговаривал.

— Понятно, почему ты ко мне пришел, — старший захохотал. — Все вы у меня вот где. — Я представил, как он показывает сжатый кулак. — Ладно, ты с колен встань, а то испачкаешься да ноги проморозишь. А ведь Ждан еще и в городе в долг брал, чего ты туда не пошел?

— Так ведь обманут, Велий Силыч, там нравы в городе какие, обманщик на обманщике, им товар привезешь, так ведь обсчитают, еще и должен останешься. А тут вы важный самый человек, милостивец наш, кому еще довериться, тайну открыть.

— Хоть и дурак ты, Серко, а соображаешь. Ободрали бы тебя в городе как липку, оставили бы ни с чем. Вот как я. Но я-то добрый, поделюсь с тобой, ладно, так и быть. Сейчас в село поедем, на поляне предков мы побывали, землю там взяли, так что если кто чего подумает, почему вместе вдруг ехали, причина есть.

— И еще Ждан сказал, — Серко начал откровенничать и его было не остановить. К сожалению, или от волнения, или от чрезвычайной секретности информации он перешел на шепот и я, как ни вслушивался, ничего расслышать не смог.

— Ладно, — через некоторое время сказал старший. — Я понял. А насчет карты никому. Ни единого слова. Особенно сестрице его. А то сойдет с ума от радости раньше времени.

— Могила, Велий Силыч, как есть могила.

— Ну раз могила, пойдем. Давай, Серко, шевели ногами, вон повозка стоит, у меня еще дел полно, ты не один такой умник, что деньги берет, а потом не отдает, глаз да глаз за вами нужен.

Послышался звук удаляющихся шагов, потом неожиданно — падающего тела.

— Могила, значит, — старший закряхтел, будто поднимал что-то тяжелое. — Будет тебе могила, дурак.

Раздался хруст веток, Велий кряхтел, волоча своего собеседника, видимо, в сторону от дороги, по подлеску. Я не удержался, тихонько подошел поближе к повороту, надеюсь, предполагаемому убийце сейчас не до меня. Через лес были видны очертания человека, так что рисковать не стал, перешел на другую сторону дороги и спрятался уже там. Через некоторое время старший вышел на дорогу, отряхивая ладони и колени, огляделся. Тропа была безлюдной, только телега какая-то пустая стояла, так и хотелось крикнуть, мол — "Давай, Велий, не очкуй, никто не заметил. Пора домой".

Но мужик не успокоился. Достал из кармана какую-то палочку, пошептал над ней что-то, сломал и бросил на обочину.

— Ну вот, еще минут десять-пятнадцать, и волки прибегут, а там уж кто разберет, зарезали его, или загрызли, — пробормотал он. — Был дураком, дураком и помер.

Подошел к телеге, забрался на нее, и та тронулась. Без лошади! Прям Емеля местный, правда ехала телега так себе, где-то раза в два быстрее идущего человека, но раз тут есть местные средства механизации, значит, общество не очень отсталое.

Я подождал немного, пока телега с убийцей скроется за очередным поворотом, надо было решить, что делать. Если этот Велий волков позвал, судя по его словам, у меня есть всего несколько минут, чтобы свалить отсюда. Вот только обратно идти не вариант, волки-то в селе не живут, прибегут из чащи, наверное, так что мой путь — к людям, и как можно быстрее. И не то чтобы я волков боялся, если что, отобьюсь, плазма живое тело прожигает враз, но зря рисковать — это не мое.

Вышел на дорогу, но не удержался, пошел вглубь леса, на труп посмотреть.

Серко лежал на спине, с открытыми глазами, на лице сохранилось удивленное выражение. В руках был зажат нож, чуть больше столового, с ржавым лезвием, видимо достал в последний момент, умер не сразу. Место удара не было видно, но крови под ним натекло порядочно.

Я отломал длинную ветку от сухостоя, потыкал тело, вдруг живой еще, но нет, немного крови вытекло изо рта, но та не пузырилась, похоже, не дышит. Покойник как покойник, и не таких навидался, когда мы с Пашкой и двумя медичками коньяк в морге распивали, в этом отношении страха у меня нет. А уж последние события и вовсе отучили меня мертвых бояться.

Правда, если здесь магия, может и зомби всякие водятся, хотя ан Траг утверждал, что это все выдумки. Интересно, как он там, выжил ли, вроде как с дядей уезжал куда-то? Шанс проверить у меня появится, судя по всему, только через несколько лет.

Уже уходя, заметил, что пола кафтана у Серко откинута, и на ней лежит какой-то мешочек. Подтянул его себе, уже примерно представляя, что в нем.

Покойник одарил меня десятью серебряными монетами, горсткой мелкой меди и пятью ассигнациями, разглядывать я их не стал, положил обратно в мешочек половину меди и две серебряные монеты и бросил его обратно, не завязывая — волкам деньги не нужны, значит, их должны найти, хотя бы часть.

Выйдя обратно на дорогу, я поспешил в том направлении, куда уехал убийца — а то волки, они звери быстрые, может, уже рядом где, и хватит ли им бедняги Серко, неизвестно, вдруг захотят продолжения банкета. На всякий случай активировал щит, мало ли кто со спины нападет, на удивление заклинание щита скастовалось на раз, и удалось почти полностью защитить спину, ноги и голову. Щит держался в пассивном режиме, я был уверен, что и небольшую битву с незащищенным противником смогу выдержать, диаметр плазмы увеличился раза в полтора, соответственно и мощность возросла. Не скажу, что сравнялся с Тодином, но уровень повысился, это точно. А ведь есть еще шаровая молния, она по влажной земле отлично работает.

Прикрыл на всякий случай щитом правую кисть, та привычно окуталась легким туманом, модуль исправно визуализировал заклинание — вроде к труду и обороне готов, точнее говоря, только к обороне, пусть только сунется враг, получит по щам. Жаль, выкидушка сломалась, внешний вид с ней куда внушительнее.

Грунтовка метров через триста влилась в мощеную камнем, но изрядно загаженную грязью дорогу, метров семь шириной, со следами конских подков и узких колес. Значит, тут не только передовые технологии, но и традиционный гужевой транспорт имеется. Типичная русская глубинка, у нас тоже чуть подальше от города отъехай, и все прелести эко-цивилизации в наличии, и уютные домики для раздумий на улице, и лошади, и керосинки вместо электричества, правда, сотовая связь почти везде. А тут нет.

Выглянув на дорогу, разглядел широкую спину трясущегося на телеге лесного татя, подождал пару минут, пока он не перевалил за горку, хоть и неуютно чувствовал себя, щит-то есть, но вот желания подраться с волками нет, а визг и рычание в том направлении, откуда шел, уже слышно.

Похоже, волки занялись находкой всерьез, судя по звукам, целая компания прибежала, и была такая мысль, что одного Серко им не хватит, захочется добавки, а из всех добавок самая доступная — я.

Так что, как только оказался вне зоны видимости водителя телеги, пошел в сторону селения. Может быть, разумнее было бы пойти в другую сторону, но очень уж хотелось пить, и немного — есть. Да и с местом для ночлега пора определиться. Семь лет в одном селе я не просижу, но определиться с местом, куда я попал, стоило. Раз есть управа, есть центральная власть, наверняка и трактир есть, или гостиница. Надеюсь, местное общество уже освоило подогрев воды и центральную канализацию, как-никак двадцать первый век на дворе.

Дорога шла вверх, на небольшой уклон, не слишком замедлявший темп ходьбы. В обе стороны никого не было видно, хотя вроде день-то рабочий, понедельник, какое-то сообщение между населенными пунктами должно быть, дилижансы там, или омнибусы, двадцать первый век на дворе от Рождества Христова. Или тут тоже нехристи живут?

Быстрым шагом меньше чем минут за десять оказался на вершине пригорка, откуда открылся вид на местный жилой массив, первый из встретившихся мне в этом мире.

3.

Когда я еще маленьким был, дед мне объяснял, чем до революции отличалось село от деревни. В селе есть церковь, а в деревне — нет. Стародворье по размерам тянуло на небольшой город, а вот культовыми сооружениями даже на село — никак. Сколько не вглядывался, ни крестов, ни минаретов не увидел. Но все равно, официально — село. Так местные утверждали. Хотя, по правде сказать, когда про конкретного человека говорят, что он "село" или "деревня", особой разницы нет. Нет какого-то преимущества первого перед вторым.

В этом селе на вскидку было никак не меньше нескольких сотен дворов, стеной оно обнесено не было, что указывало или на беспечность местных жителей, или на их уверенность в том, что защитные сооружения бесполезны и в принципе не нужны. Мощёные брусчаткой центральные улицы переходили в засыпанные щебнем, а то и вовсе просто утоптанные грунтовые переулки. Дома, самый высокий из четырёх этажей, в центре были в основном каменные, а по окраинам — бревенчатые — пригорок возвышался над селом метров на двести, и оно было видно все как на ладони. По краям села раскинулись поля, уже убранные, и какие-то строения, явно сельскохозяйственного назначения. Слева текла река, на пристани крохотные человечки разгружали корабль — что характерно, без мачт. Возведеный возле пристани арочный мост продолжался на другом берегу мощеной дорогой, там стояли какие-то дома, явно местной элиты — красного кирпича, с колоннами и эркерами, обнесенные оградами, с территориями почти в гектар каждая. Разглядел я и своего заочного знакомца — он был на вьезде в село, так что пришлось ещё несколько минут постоять на обочине, подождать, пока он не скроется где-то в центре.

Под горку было идти легко, но все равно далеко — километра полтора, не меньше, так что к перекрёстку перед селом я подошёл уставший и голодный.

На перекрёстке стоял указатель, на котором на латинице было написано — Стародворье, на дощечке, указывавшей в ту сторону, откуда я пришёл — Кирполь/Славгород, а на той, что показывала направо — Чумаровка. Налево была речка, а за речкой, видимо, ничего настолько важного, чтобы быть отраженным на указателе.

Первым местным жителем, которого я встретил, был дворник в телогрейке и поношенных сапогах, с пропитым лицом и папиросой в зубах. Он увлеченно махал метлой, не обращая на меня внимания, так что пришлось подойти самому.