Спаситель 8 глава

Выскочил из ''окна'' недалеко от просеки, на которой работного народа значительно прибавилось на первый взгляд. Мужики занимались окоркой, срубленных и стащенных на опушку леса, стволов. Многочисленная разновозрастная пацанва собирала содранную кору и укладывала ее в большие рогожные короба.

Затормозил я ''форд'' возле ''монстры'' и чуть не налетел на Тарабрина, который о чём-то увлечённо беседовал с Юшко.

— Откуда народ? — спросил я проводника после приветствий.

— Кожевники, — ответил Иван Степанович. — Ты же не станешь им жадовать ненужную тебе кору с дубов. А им она — дубилка для кожи. Нужная вещь. Не каждый год столько дубов рубят. Так что если отдашь им всю кору, то и другой платы от тебя они не потребуют. Только покормить их не забудь.

— Дело нужное. Не забуду. — Обнадёжил я Тарабрина. — Через артельщика лесорубов решим этот вопрос. Вот только чтобы все брёвна окоровали, а не только набрали коры, сколько им самим надо и адью. Давно трудятся?

— С сегодняшнего утра. Ты скажи, когда тебе артель плотников засылать?

— Глянуть надо своим глазом. Для Сосипатора я уже почти всё завёз — можно строить псарню. А вот на конюшне, наверняка, еще и конь не валялся. Что у нас с камнем?

— Просеку уже рубят на том берегу реки. За перекатом, на котором брод, — встрял Юшко. — Монстра брод этот преодолевает играючи. Пеньков только много оставили. Ты обещал что-то привезти для их ликвидации. А то баланы с того берега вывозить нужно, а тут пень на пне.

— Привез. Пороховые шашки горняцкие, — кивнул я на борт трака, — бикфордов шнур и большой коловорот со сверлом, диаметром под шашку. Всё монстру меньше ломать будешь. И бензопилы, как и обещал, привёз. Два американских ''Ремингтона'' — это скорее толстые ветки попилить и пеньки разваливать, когда дрова заготавливать начнём. А для брёвен придется домой скататься взять длинную пилу немецкую. А пока несколько американских двуручных пил по два с половиной метра длиной, типа нашей ''дружбы-два''. Только длиннее. Они такими пилами даже громадные секвойи врукопашную пилят. Пусть начинают калибровать баланы по длине. Девять метров под роспуск и по пять-шесть метров под кузов КАМАЗа. Лесопилку скоро поставим, так чтобы не простаивала.

Отвёл Тарабрина в сторону и спросил:

— Как там Василиса?

— Да в порядке всё у твоей жены, — отчитался проводник. — Дитя вынашивает и приданое ребенку шьёт. Выглядит здоровой. Беременность переносит хорошо. Молоком и творогом, как ты велел, мы ее обеспечили. Скоро и яйцами фазаньими снабдим, как отгнездятся. Ты лучше на юг посмотри: какую красоту нам Господь сотворил.

Степь зазеленела пока еще коротко пробившейся травой, хотя и видны еще черные проплешины.

— Замучаемся косить, — предположил я, глядя на огороженные колючкой площади.

— Косилку конную купим, — обнадежил меня Тарабрин. — как только, так сразу в дореволюцию сходим. А пока конюхов твоих с лошадьми к тебе перевезём. С телегами и фурами. К делу пристроишь. Добьете просеку — камень будете возить.

— С Аджимушкайских катакомб? — спросил.

— Да нет там пока никаких катакомб, — улыбнулся Тарабрин. — Горку и ту не всю раскатали ещё на строительный камень. Ты вот что. С первой партии брёвен баньку построй. А то мужики в речке моются, а вода в ней еще холодная. Непорядок. Ну, я пошел.

— А обед? — только и спросил.

— Дома поем, — ответил Тарабрин и сотворив ''окно'' исчез.

— Ваня, дождь сильный был? — спросил я Юшко.

— Да какой там дождь, командир. Так побрызгало вчера с часок.

$

Негромкий хлопок и большой дубовый пень, слегка подпрыгнув, упал на бок, расшвыривая с земли прошлогоднюю пожухлую листву и желуди. Полностью от корней пенёк не оторвался с одной стороны, хотя мы большие корни и подрубили заранее. Соседние дубы только недовольно ветвями качали. Свежей листвы еще не было, так, что осыпаться было нечему. Разве что мёртвые тонкие сучки попадали.

Пустили в дело бензопилу и довольно удачно развалили пенёк на дрова. Точнее — заготовки для дров.

На бензопилу мужики смотрели как на чудо господнее, равное скатерти-самобранке. Но их до сложной техники мы с Ваней не допустили. Только пара здоровяков трудилась над могучим американским коловоротом, просверливая пни под взрывчатку.

Как оказалось, Юшко тут давно в солидном авторитете и его слово заднее. Уважают мужики белоруса за знания и умения. И артельщик его слушается

В следующий могучий пень, просверлив в нём глубокую дыру, забили сразу две пороховые шашки — круглые красные картонные цилиндры, покрытые воском. В последний цилиндр вставили пару метров огнепроводного шнура и подожгли от специальной американской спички с большой головкой.

Отогнали мужиков с детворой подальше за деревья. Попрятались и ждём.

Этот пень взлетел как ракета. Слава богу, падая, он никого не придавил.

А дальше все пошло как на конвейере. Полдня и пней на нашем берегу больше нет. Зато остались ямы на их месте, а скорее — воронки.

— Камнями бы их засыпать, — предложил Юшко.

— И где тут столько камней набрать? — проявил я сомнение. — С брода всю гальку содрать? Так нерационально. Застревать потом там телеги будут.

— Да там же где на стройку камень рубили, — возрази мне Юшко. — Должна же там и мелкая не кондиция валяться. Не с собой же они ее мужики на Тамань уволокли, раз деловой камень на месте для нас оставили.

Оставив Ваню за главного подрывника уже на левом берегу, я на следующий день с Сосипатором и его архаровцами выехал в Аджимушкай. Точнее, на то место, которое в будущем так обзовут.

Никаких катакомб на месте каменоломни и в проекте не было. Тарабринские камнеломщики рубили только солидные пласты известняка, выходящие сами на поверхность горбами. Откалывали от пласта клиньями большие продольные каменюки. А потом уже рубили их на куски.

— Да, совсем не похож на альменский камень, — бросил я на землю поднятый кусок ракушняка со следами грубой обработки. Явно топором.

— Где это такой есть — альменский? — спросил меня Сосипатор.

— На западе Крыма. На реке Альме. — ответил я. — Очень качественный и плотный известняк. Почти как мрамор. Белый как молоко. И крепкий. Красивые дома из него можно строить.

Помню, при советской власти, из крупных блоков альменского камня симферопольские власти даже хрущевские пятиэтажки возводили. По типовым проектам железобетонного строительства. Государственный план по жилищному строительству не обращал внимания на дефицит цемента. Вот и выкрутились отцы города.

Камня нарубили тарабринские зимовщики много и в аккуратные штабеля сложили. Но он весь какой-то нестандартный. Разного размера блоки. И разного веса. Понятно, что не для себя работали, но хоть какой-то минимальный стандарт должен быть. Понадеялся я на Тарабрина, а надо было проверять и контролировать самому.

Что ж, придётся строить, как в Южной Америке индейцы развлекались — тетрисом. Разве что цемент придется вывозить из Москвы своего ''осевого времени'' или Америки шестидесятых. Не возиться же здесь с пережиганием щебня на известь. Да и куриных яиц у нас нет, чтобы кладку на известь класть как в Московском Кремле.

Но интересующего меня в первую очередь бута и щебня тут было навалом — отходы производства. Мне надо ямы на дороге по просеке засыпать, прежде чем этот деловой камень на постройку конюшен вывозить.

Но на будущую зиму я дам зимовщикам твердое задание по размерам строительного камня. И спрошу строго. Дом из такого убожества ставить — штукатурить его придется, как древние греки турлук закрывали — по пять сантиметров толщиной. А ведь еще и церковь построить придётся — она-то красивой должна быть. Как храм Покрова-на-Нерли. Потому как нет ничего постоянного, как временное. И чем уродливей это временное, тем дольше стоит. Те же сталинские временные бараки взять. И в 21 веке в них люди живут, хотя прогнили эти бараки насквозь.