— Не всегда, но часто. Поймите простую вещь. Большинство людей вовсе не отличаются ни порядочностью, ни, что самое главное, умом. Это очевидно чисто этимологически: ничто, чем можно отличаться, не может быть нормой. У большинства населения уровень и того, и другого достаточно невысок; и это даже если забыть про то, что отклонения возможны в обе стороны.

Выразительный взгляд преподавателя на Рокиа не оставлял сомнений в том, кого он считал наглядным подтверждением. Тому, впрочем, было пофиг: кажется, он спал с открытыми глазами. Что ж, когда Тайам спит, он по крайней мере ничего не разрушает, никого не убивает и не насилует...

— Таким образом, — продолжал Чезаре, — Мы приходим к одной из ключевых составляющих государства. Свод законов, наглядно объясняющий части населения "от среднего и ниже", что украсть соседский урожай, убить самого соседа, если вздумает возмущаться, и напоследок силком развлечься с его женой, — это тупиковый путь, хоть он и кажется проще, чем своим трудом разбогатеть и сравнительно честно наставлять соседу рога.

Эта последняя фраза вызвала сдержанные смешки Воланда и Кристиана. Юна и Елена, напротив, неодобрительно нахмурились.

— К этой составляющей примыкает вторая, — продолжал он, — Репрессивный аппарат, который уже должен объяснить, ПОЧЕМУ это тупиковый путь. Наглядно объяснить, чтобы даже до самых тупых дошло.

— Так уж прямо обязательно репрессивный, — усомнился Крис, — А как же демократия и прочий либерализм? Или вы имеете в виду, что их придумали позже?

"Или просто считаете их тоже тупиковым путем", — ясно слышалось в его голосе. Неприязнь Чезаре к идеям демократии была хорошо известна. Несколько раз он требовал от студентов объяснить ее фактические отличия от охлократии — власти толпы. Пока никто не справился.

— Давайте не будем уподобляться безграмотным журналистам, — поморщился шпион, — У них частый пунктик — развешивать ярлыки "хорошее" и "плохое", игнорируя ради этого фактическое значение и происхождение слова.

Он заметил, что это упоминание совсем не порадовало Елену фон Рейлис. Что тут сказать, семейная идеология Рейлисов была особенно частой "жертвой" такого подхода. Сплошь и рядом журналисты употребляли термин "нацизм" в значении "ну плохие они, плохие, поняли?". Сильнее доставалось разве что фашизму, но не всякий журналист вообще понимал, где тут разница.

— Слово "репрессия" происходит от латинского "repressio", — поделился знаниями итальянец, — Это слово означает "подавление". И сам термин значит всего лишь применяемые государством карательные меры. Меры наказания, иными словами. С этой точки зрения даже самая гуманная тюрьма в мире отличается от массовых расстрелов лишь своей вопиющей бесполезностью. А почему такая тюрьма бесполезна? Заза?

— Потому что ее не боятся, — бодро отрапортовала девочка, — Она не давит на третью ступень.

— По-моему, вы начали как-то уж слишком издалека, — заметила Елена.

— Терпение, виконтесса, терпение. Лекция — она как женщина: без прелюдии обойтись, конечно, можно, но если хотите, чтобы все прошло к взаимному удовольствию, не стоит спешить.

Позволив себе эту пошлую шутку, кардинал повернулся к доске и нарисовал на ней два круга. На одном, большем, было написано "общество", на другом — "репрессивный аппарат". От второго к первому вела стрелка.

— Схема простая, — сообщил Чезаре, — И хоть говорят, что все гениальное просто, это явно не тот случай. Теоретически, удерживать толпу в узде должны наиболее умные и порядочные граждане. Сознательные, если хотите обозначить эти качества одним словом. Однако реальность, разумеется, более жестока. Возможность карать и миловать — это власть. А власть и сама выступает важным мотивом, и дает ключ к удовлетворению целого ряда мотивов поменьше. Поэтому к ней тянутся как достойные, так и серости и бездарности. А способа со стопроцентной надежностью отделить одних от других, к сожалению, до сих пор не придумано. Собственно, вся история человечества — попытки построить меритократию; на практике, однако, получается либо аристократия, либо плутократия, либо демократия. Последней участи не избежала и наша школа.

— Вы опять отвлеклись, — хмуро сказала виконтесса, демократическим путем получившая должность Королевы Школы.

— И если лекция как женщина, то она должна быть обижена подобным пренебрежением, — поддержала ее Ячжи.

Пожав плечами, Чезаре дорисовал рядом с малым кружком череп.

— Отсюда следствие: те, кто должны защищать общество, при неудачном подборе людей сами становятся угрозой ему. "Оборотни в погонах", чиновники-самодуры и прочий контингент такого рода. А какой стандартный способ для общества бороться с новой угрозой?

Он обвел глазами класс и пояснил:

— Создать специальный орган для борьбы с этой угрозой. Так же, как всего через месяц после открытия сигмы была создана Интерсигма.

К двум кружкам добавился третий. Он был помечен как "орган контроля", и стрелка от него вела к "репрессивному аппарату". После чего оглядел получившуюся конструкцию и размашисто перечеркнул.

— Скажу вам честно: этот вариант — наихудший из всех возможных. Своего рода аналог "Зловещей долины" для политики. Это, с одной стороны, не помогает работе репрессивного органа, если проблема в нем. С другой, точно так же вешает ее, если проблема в органе контроля. То есть, по чистой теории вероятности шанс того, что эта система не будет работать как надо, в два раза больше.

— И именно этот вариант собираются вводить у нас в школе, — негромко прокомментировала Заза.

Чезаре молча кивнул. Фактически, его уже ввели.

Он собрался было продолжить, но в этот момент дверь с грохотом распахнулась. На пороге возникла та, кого никак не могло тут быть. Большая часть присутствующих знала эту статную темноволосую девушку лично, меньшая — знала по рассказам. Знала как мажорку, наркоманку, редкостную суку и "бешеного киборга".

Знала как Анну Варгас.

На самом деле, разумеется, это была не настоящая Анна. Настоящая Анна была казнена лично Нарьяной. И чтобы избежать конфликта с ее отцом, диктатором Колумбии, было решено придать ее облик накосячившей в то же время Кирии Сольтхильд, платнице, боевой танцовщице и будущему офицеру "Тампля".

Именно она стояла сейчас перед студентами. И знание этого позволило Чезаре сориентироваться первым.

— Здравствуйте, синьорита Варгас, — с демонстративным пофигизмом заметил он, — Вы опоздали. Присаживайтесь.

— Но... Ты... Как... Этого не может быть... — пробормотал Кристиан, после чего, осененный догадкой, повернулся к преподавателю:

— Ваши проделки, отче?

— А что чуть что, сразу отче? — всплеснул руками Чезаре с настолько невинным видом, что любой, кто знал его хоть немного, не усомнился бы, что это именно его проделки, — Я пока что не настолько святой, чтобы воскрешать мертвых!

На этих словах он заметил, что Феликс смотрит на лже-Анну с не меньшим шоком, чем когда-то безответно влюбленный в нее Кристиан, и торопливо переключил очки в режим сигма-зрения. Он не был специалистом по сигме, но шпион хорошо знал простой факт.

Сигма-структура обычного человека не меняется от любопытства. В большинстве случаев, если не брать критических ран и тому подобного, она статична. А вот у мага она меняется, как только он пытается пользоваться своими силами.

Структура Феликса как будто "потянулась" к девушке... Но тут же дала задний ход. Еще бы пара секунд, и Чезаре бы ничего не заметил. Парень резко встал и направился к выходу.

— Пойду я... БФГ собирать, — бросил он перед тем, как выйти. Он казался расстроенным и разочарованным. Преподаватель подумал, не стоит ли задержать его, но решил, что это вызовет ненужные подозрения. В конце концов, ничего кроме косвенных улик на Феликса по-прежнему не было, а посещение лекций полностью свободное. Шпион ограничился тем, что послал вслед ему "сойку" — миниатюрного дрона, оснащенного модулем связи: практически таким же, как в его голове, только взрывное устройство активировалось не потерей пульса, а командой оператора.

А тем временем "Анна" нагло уселась рядом с Тайамом, толкнув его при этом, и провозгласила на весь класс:

— Вот ты где! Я слышала, ты недавно дохрена людей выпилил, это правда?

"Переигрывает", — подумал Чезаре, наблюдая явление киборга народу. Благо, реакция Тайама тоже заслуживала внимания.

— Ты?.. — ошарашенно переспросил сигма-гибрид. Ну да, у него же был с ней роман. Как бы он ни презирал ее, не мог остаться к ее чудесному воскрешению совсем равнодушным.

Кирия обняла юношу за шею, но это "объятие" было весьма грубым и наверняка болезненным.

— А ещё, я слышала, у тебя тут завелась пара романов, — она подозрительно ласково улыбнулась, — Оно хоть того стоило?

— Допустим, — процедил сквозь зубы Тайам, — Даже допустим, что тебя действительно воскресили. С какого-то черта. И с твоим крайне резким характером ты первым делом направилась сюда, а не к Нарьяне. Выяснять отношения. И?

— Захотелось, — ответила она и сунула ему прямо под нос пачку чипсов, — Хочешь?

— Почему бы и нет, — пожал плечами гибрид, — Сама понимаешь, ты умерла, и я был так одинок и несчастен...

— Не беда, — фыркнула "Анна", — Я вернулась. Фрея сказала, ты согласился на трансгендер. Пойдем вместе?

— Трансгендерный Тайам? — в ужасе воскликнул Воланд, — Школа протянет до первых его критических дней!

— В таком случае, мы просто обязаны успеть закончить лекцию, пока у него их нет, — усмехнулся Чезаре.

— А вам кто-то мешает? — фыркнул немец.

Чезаре молча пожал плечами и дорисовал две коротких линии, сделав таким образом стрелку двухсторонней.

— Так ненамного лучше. В идеальном мире это гарантировало бы грамотную работу обоих органов. На практике же мы практически гарантированно получаем две группы, бодающихся друг с другом, вместо того чтобы делом заниматься.

— Вас послушать, — не удержался Воланд, — Так все вокруг дураки, один вы умный.

— Не все, — невозмутимо ответил кардинал, — Но увы, таких гораздо больше, чем хотелось бы... За что я и недолюбливаю любые идеи, ставящие во главу угла большинство. Мнение большинства не является истиной. Желания большинства не являются общим благом... Собственно, между благом и желаниями вообще обычно мало общего: как говорил один мудрый еврей, "мне неинтересно, чего хочет народ, я знаю, что народу нужно". Такая "идише маме" в формате целого государства.

— Это напоминает диктатуру, — заметила Елена, явно не без труда воздержавшись от комментариев на тему евреев.

— Companera, ты так говоришь, будто это что-то плохое! — возразила Кирия.

Виконтесса неодобрительно нахмурилась. То ли не считала, что в диктатуре нет ничего плохого, то ли ей не нравились манеры лже-колумбийки, то ли то, что ее обозвали компанерой.

— Тут все зависит от личности диктатора, — хмыкнул Чезаре, — В истории бывало всякое. Юлий Цезарь был диктатором, и Пол Пот был диктатором, а какая разница в результатах... Но в любом случае, чем меньше людей задействовано, тем меньше риск, что среди них затесается недостойный.

— Но больше последствия, если все-таки затесается, — указал Крис.

— Именно. И именно поэтому и была придумана система сдержек и противовесов.

Чезаре стер с доски старый рисунок и нарисовал вместо него новый. Теперь общество было в центре. Вокруг него располагались три кружка, которые он поленился подписывать. Все они были соединены друг с другом двухсторонними стрелками.

— В самом простом варианте она насчитывает три компонента, уравновешивающих друг друга. Если общество крупное, с которым малыми силами не управиться, можно и увеличить их число; но в правильной системе оно остается одновременно нечетным и простым.

— Что значит "простым"? — подняла голову от записей Аки.

— Делится только на себя и единицу, — вместо Чезаре пояснил Воланд.

— Именно так, — кивнул преподаватель, — Часто за основу берется деление на законодательную, исполнительную и судебную ветви власти, но строго говоря, это необязательно. Так, Триумвират Цезарь-Красс-Помпей представлял собой типичную систему сдержек и противовесов, но явной ассоциации с ветвями власти его участники не имели. К слову, Триумвират вообще показателен в этом плане. Пока он включал в себя троих, он полностью исполнял свою работу: поддерживал стабильность политической системы Республики. Если бы кто-то стал бузить, двое других приструнили бы его быстро и жестоко. Но когда Красс погиб, двое оставшихся в скором времени вцепились друг другу в глотки. Началась гражданская война, окончившаяся гибелью Помпея и созданием диктатуры во главе с Цезарем. Это, как уже было сказано, не худший вариант: один в данном случае лучше, чем двое, но хуже, чем трое. Что более неприятно, гражданская война и последующие меры по удержанию контроля испортили ему репутацию, что в итоге и привело к заговору, окончившемуся успехом вопреки собственной абсурдности.

Что ж, в данном случае он прекрасно понимал этого тезку. Он сам безо всякой гражданской войны испортил свою репутацию. И недалек был тот день, когда кто-то из потерявших страх студентов попытается избавиться от него: не по непониманию последствий, как Алистер с его ледяным заклятием, а осознанно.

Чезаре был к этому готов.

— Итак, в чем же суть системы сдержек и противовесов? — продолжил он, — Если вкратце, то суть в том, что она сводит к минимуму возможность превращения работы органов власти в позиционную войну. Необходимость простого числа обусловлена тем, чтобы система не могла разделиться на равные части, кроме как в режиме "каждый за себя". Хуже непростого числа здесь может быть только четное: это просто приглашение к делению на две фракции, два полюса. Пример Холодной Войны показывает, до чего это доводит.

Заза, что-то гуглившая на планшете, подняла руку:

— Но ведь эти правила не всегда соблюдаются.

— А статистика ДТП показывает, что не все садятся за руль трезвыми, — парировал Чезаре, — Потому как глупость — это, как говорится, постоянно действующий фактор. Его всегда надо учитывать, потому что истребить его полностью невозможно.

— Давайте начистоту, — мрачно высказалась Елена, — Вы таким образом подводите нас к мысли, что инициатива Хесуса с контролем над решениями Совета — глупость?

— Я этого не говорил, — макиавеллист невесело усмехнулся, — Но вообще, да, это так.

Он прекрасно знал, что Елена была безответно влюблена в Хесуса. Как, в общем-то, и половина студенток. Чем и обуславливалась популярность всех его решений. Лицо демократии, что называется. Неважно, что говорит политик, главное, чтобы ему хватало обаяния убедить в своей правоте людей, ни черта не понимающих в вопросе. Чезаре его хватало ровно до тех пор, пока не возникала необходимость в эмпатии. Затем он нередко рушил весь эффект, ненамеренно раздражая людей.

— Но о том, насколько соответствуют материалу системы, с которыми вы сталкиваетесь на практике, я предлагаю вам подумать на досуге. У кого-нибудь есть вопросы по теме лекции?