Рыцарь мрачнел, сыпал проклятиями. На третий день погони Баш обнаружил кровавые следы на глине у ручья и там же разглядел на ветвях тамариска лоскутья одежды и вырванные женские волосы.
* Бреннон — презрительное прозвище чужеземцев в Лаэде.
— Одна из женщин пыталась бежать, они догнали ее и убили, — заключил он.
— Ничего, скоро мы до них доберемся, — Карвер заскрипел зубами. — Я на веревке притащу этих ублюдков в Фейнхар.
На холме доели остатки провизии; Баш раздал всем по ломтю хлеба и по маленькому кусочку солонины, а Карвер пустил по кругу свою флягу. В сосняке было холодно, по вершинам деревьев завывал ветер. К утру землю на опушке покрыл иней, и даже привычные к морозу волахи проклинали лесных духов за то, что те мучают их холодом.
Перед самым рассветом Карвер повел свой маленький отряд вниз, к деревне. Когда глаза воинов стали различать не только очертания предметов, но и их цвет, Карвер велел приготовиться к бою. Сам он уже давно обнажил свой меч и держал его в левой руке, а правую положил на перевязь, где в кармашках ждали своего часа метательные ножи-орионы.
— Откуда у тебя такой хороший меч, парень? — спросил он Хейдина, когда юноша обнажил свой клинок.
— Мой господин Йондур Брео подарил мне его, местьер Карвер.
— Царский подарок. Кристан орбанской выделки из светлой таорийской стали со сплетенными змеями на фухтеле у рукояти. Эфес восьмеркой с золочеными дугами и клеймо в виде павлина — гм! Работа мастера Грира Тарди. Твой хозяин балует тебя, парень. Если это не подделка, то твоему мечу цены нет.
— Они в том доме, — вдруг сказал Баш, показав глазами на добротную крестьянскую мызу, окруженную крепким тыном, — я чувствую это. Что-то здесь нечисто, местьер Карвер. Не могу понять, в чем дело, но у меня по шкуре прям ледяной крупой подирает.
— Что это ты? На тебя это непохоже.
— Вот и я о том же. Недоброе у меня предчувствие.
— Пора! — вздохнул Карвер. — Пока они спят, порежем их без лишнего шума.
— Нет! — Баш замотал головой. — Надо посмотреть. Подобраться к самому дому. Я пойду.
— Один?
— Я пойду с тобой, — вдруг сказал Хейдин.
Следопыт недоверчиво хмыкнул, поскреб обросший седой щетиной подбородок.
— Это ведь дело мужское, птенец, — сказал он. — Как бы в штаны не наложить от излишней прыти.
— Коли я наложу, ты подотрешь, — отвечал Хейдин.
Лицо Баша побагровело, но неожиданно следопыт улыбнулся.
— Языкастый щенок! — хмыкнул он. — Видать, у рутанов не учат молодежь хорошим манерам. Ладно, держись за мной, только не проколи мне вторую дырку в заднице своим кристаном.
Они поползли по покрытой изморозью пожухшей траве к чернеющим на фоне рассветного неба домам. Минут через пять подобрались к ограде в том месте, где плотный тын из отборных тщательно отесанных кольев сменялся оградой из плетеных лозяных щитов. Баш тихо и быстро прорезал в плетне дыру своим кинжалом и первым вполз в отверстие.
— Сила Единого, это еще что? — вырвалось у него.
Огороженный плетнем участок с трех сторон окружали высокие кусты малины и смородины, уже полностью растерявшие листья. А в центре огорода возвышалась куча в добрую сажень высотой — перемешанные и расколотые кости, ребра, позвонки, черепа людей и животных, гниющие шкуры, темные заскорузлые от крови тряпки, некогда бывшие одеждой.
— Назад! — зашипел Баш, но уже было поздно.
Трупный смрад от кучи перебил новый запах — острый и тошнотворный. Из-за кучи с ворчанием и фырканьем поднялась сгорбленная темная фигура. Тварь настороженно поводила остроконечными ушами, потом в сумраке сверкнули белые фосфоресцирующие клыки, горящие нечеловеческой злобой глаза, глянули прямо на Хейдина. Миг — и неведомая тварь перемахнула через груду останков и бросилась на людей.
Баш взвизгнул и ударил чудовище эфесом меча прямо в морду. Левая рука у него оказалась в пасти твари. Раздался хруст, и Баш завопил протяжно и страшно. Но Хейдин уже поборол страх. Удар его кристана развалил череп чудища, как топор полено. В нос юноши ударило такое зловоние, что Хейдина стошнило прямо на бьющуюся в конвульсиях тушу убитого им монстра.
— Помоги мне...— хрипел Баш. — Мать его сука, я кажется, умираю...
— Что это? — Хейдин вытер мокрый рот рукой, попытался рассмотреть убитое существо.
— Вордлан! Вордлан это, болван траханный! Я...я так и знал, что тут нечисто...Аааааааа!
Свирепый рев заставил Хейдина обернуться. Черная тень молнией метнулась к нему из-за угла дома, другая тень показалась на крыше мызы, прыжками помчалась на Хейдина. Однако злобное рычание вдруг сменилось предсмертным визгом побитого пса: взмахнув мохнатыми лапами, страшилище скатилось с крыши с орионом Карвера в черепе.
Дальше все вспоминалось с трудом. Вордлан бросился на Хейдина, и юноша успел запомнить только смрадную пасть с омоченными слюной клыками. Он всадил свой меч прямо в эту пасть. Вордлан задергался, как пронзенная гарпуном рыба. Вонь была нестерпимая, в агонии тварь опорожнила мочевой пузырь. Хейдин вырвал меч и двумя ударами располосовал вордлана от шеи до пупка. Справа от юноши тонко и страшно закричал Хоррит Мышезуб; клыки вордлана вгрызались в его грудную клетку. Над телом второго горца Хапло Черноволка уже сидела еще одна тварь, раздирая когтями одежду волаха. Мерзкая бульдожья морда с курносым носом и острыми ушами была обращена на Хейдина, черная щетина на загривке торчала дыбом.
Хейдин занес меч и бросился на вордлана. Чудище зафыркало, присело на задние лапы, готовясь прыгнуть. Но прыжок не получился; Карвер рубанул курносую тварь сзади, перебив ей позвоночник. Последний вордлан бросился на Карвера, но рыцарь успел метнуть орион. Разящая звезда угодила твари между глаз, и сраженный вордлан забился в агонии, разбрызгивая кровь и вонючую мочу.
— Сила Единого! — Карвер, переводя дыхание, смотрел на еще дергающиеся трупы, и глаза его были круглыми от ужаса. — Такого я даже вообразить не мог! Надо будет отрубить им головы и отвезти в крепость. Пусть наши посмотрят, что за мразь мы тут порубили.
Хейдин не слушал рыцаря; его снова вырвало, а после стоны Баша привлекли внимание ортландца. Бывшие товарищи Хейдина, горцы Хапло и Хоррит, уже не подавали признаков жизни.
— Чертова невезуха! — ругался Баш, тряся кровоточащей культей. Зубы вордлана отхватили ему руку чуть ниже локтя. — Что вы стоите, мать вашу? Я же кровью истеку!
Карвер рубанул внезапно, сзади, так что голова следопыта будто спрыгнула с плеч и покатилась по земле. Хейдин ощутил такую дрожь в ногах, что вынужден был сесть — все плыло у него перед глазами, и он чувствовал, что вот-вот лишится чувств.
— Ты не ранен? — Карвер внимательно осмотрел юношу. — Не стоит так глядеть на меня, парень. Баш был обречен, и я оказал ему услугу, избавив от страданий. Укушенный вордланом сам становится вордланом, или ты этого не знал?
— Я...я даже не думал, что такое вот может быть, — заикаясь, выдавил Хейдин. Голос его звучал странно, нервный спазм сдавливал горло. — Я думал, это только страшные истории.
— Ты молодец, парень, — Карвер похлопал Хейдина по плечу. — Ты прикончил двух вордланов. Вытри клинок, не то он заржавеет. И пойдем в дом, может, кто-нибудь еще жив...
В доме Хейдина вырвало еще раз, хотя желудок его, казалось, был уже полностью опустошен; на столе в горнице лежали куски человеческого тела, в большом очаге белели обглоданные кости — тоже человеческие. В запертом амбаре нашли шесть женщин и все пятнадцать детей. Карвер внимательно осмотрел их, отыскивая следы от укусов, но к счастью больше никого убивать не пришлось. Женщины и дети были так запуганы, что не верили в свое освобождение. Затем воины втащили в дом тела погибших товарищей и вордланскую падаль, и Карвер поджег кровлю мызы.
— Когда-то этих тварей в Харланских горах было множество, — рассказывал он Хейдину, пока разгоралось пламя. — Потом жрецы Единого и имперские охотники истребили их, но вот, поди же ты, опять завелась проклятая нечисть! Плохой знак — Тьма опять наползает на наши земли. Жаль Баша, славный был человек и солдат хороший.
— Так ли надо было его убивать?
— Ты осуждаешь меня, — после паузы сказал Карвер. — Осуждай. Убить Баша для меня было ой как непросто. Он ведь прослужил у меня двенадцать лет. Но спасения для него не было. Его ждали нечеловеческие муки Превращения, а потом Вечная Ночь. Магия, порождающая этих тварей, очень сильна. Тебе очень повезло, что вордланы не поранили тебя, что их ядовитая кровь не попала на твои раны...
Огонь охватил дом, толстые бревна затрещали, словно хворост в очаге. Карвер приложил ладонь к сердцу, отдавая последние почести погибшим друзьям, а Хейдин шепотом прочел короткую молитву Оарту, солнечному богу, прося принять души погибших в светлую страну Руанайт. Он так и не сказал Карверу, что в это утро сражался впервые в жизни.
— Как странно! — воскликнул граф ди Виан, не сводя глаз с Хейдина. — Почему ты никогда не рассказывал об этом случае?
— А вы бы мне поверили, господин?
— Клянусь Единым, не поверил бы! Я всегда считал, что вордланы, тэрги, вилканы всего лишь выдумки пьяниц и сочинителей героических песен.
— Вы счастливец, граф, — сказал Медж Маджари бесцветным голосом и с самой серьезной миной. — Подавляющее большинство людей так же счастливы, как и вы.
— О чем это вы, милорд?
— О магии, милорд. Достойный Хейдин ди Варс — ле — Монкрайт принадлежит к числу людей, перед которыми раскрывается Завеса. Он может видеть то, чего не могут видеть другие.
— Единый, какие сказки вы рассказываете! — засмеялся граф. — Мне думается, что храбрый Хейдин и его доблестные товарищи стали жертвой умелого маскарада, приняв шайку ряженых разбойников за вордланов. Это не умаляет их храбрости и боевого мастерства, но делает всю эту жуткую историю правдоподобной. Разве не так, Хейдин?
— Это было двадцать лет назад, — ответил ортландец. — Мне трудно припомнить все мелочи. Может быть, вордланов и не было.
— Вот видите! — Граф ди Виан позвонил в колокольчик. — Подходит время обеда, и я приглашаю вас, достойный местьер Маджари, отобедать со мной. Сегодня у нас к обеду щавелевый суп с улитками, печеная утка с черносливом и тыквой, пирог со свининой и яблочное желе. Вина вы, конечно, предпочитаете азорийские?
— О, я бы с радостью, милорд, но мне пора ехать. До вечера осталось немного времени, а мне еще до сумерек необходимо успеть в Маре. Если местьер Хейдин не обременен какими-либо срочными делами, мы могли бы выехать прямо сейчас.
Он выжидающе посмотрел на ортландца. Хейдин ответил не сразу. Уже десять лет он безвыездно жил в Виане. За эти годы многое изменилось. Мир за пределами деревни Виан и долины Арно стал другим. Воспоминание о сражении в Харланских горах еще больше убедило его в том, что прежний Хейдин давным-давно исчез во времени. Хейдин умел видеть сущность людей. Он понимал их скрытые желания и видел их порой насквозь. Он редко ошибался в людях. Медж Маджари вызвал у ортландца симпатию, но Хейдин понял и другое — азориец не тот, за кого себя выдает. От чужестранца исходила сила, непонятная Хейдину и оттого вызывающая беспокойство. Таких людей он не встречал много лет. Медж Маджари прибыл в Виан открыть для Хейдина дверь в совершенно новую жизнь, а ведь Хейдину уже сорок, в голове и в бороде обильно серебрится седина и любые перемены страшат.
— Виноват, мой друг, — отозвался граф, — но напомню, что Хейдин мой человек и не может решать вопрос об отъезде с вами самостоятельно.
— Местьер Хейдин ваш должник? — спросил азориец.
— Нет, но...
— Тогда я не вижу препятствий. Местьер Хейдин волен сам сделать выбор, не так ли?
— Конечно, но и вы — хе, хе! — меня поймите. Времена нынче неспокойные, а такой умелый солдат, как Хейдин стоит десятка молокососов с длинными мечами... Словом, вы понимаете, местьер.
— Назовите вашу цену, — спокойно сказал Маджари.
— Цену? Продать Хейдина? Клянусь Единым, это невозможно.
— Даю двадцать галарнов в день.
— Хейдин в который раз за сегодняшний день был изумлен. Сумма, предложенная азорийцем, была чудовищной. В обнищавшей Лаэде за сорок галарнов можно было купить хороший дом, или десять арпанов земли, или десять коров. За двадцать галарнов в день можно было нанять целый эскорт.
— Дорога до Гесперополиса займет у нас не менее двух недель, столько же обратно, — продолжал Маджари, — Итого месяц.
— Тридцать дней, — сказал ощеломленный граф.
— Положим, местьера Хейдина в пути задержат непредвиденные обстоятельства, — в глазах азорийца заблестели веселые огоньки, — он захочет остаться в Гесперополисе у какой— нибудь красотки. Я кладу еще месяц, итого тысяча двести галарнов.
Граф замер с раскрытым ртом, будто его поразило магическое оцепенение, и напрасно вошедший дворецкий ожидал разрешения подать обед. Азориец тем временем сам наполнил свой бокал.
— За удачную сделку, — провозгласил он, но пить не стал.
— Вы...заплатите вперед? — Граф с трудом вернул самообладание.
— Конечно, — Медж Маджари извлек из своего поясного кошеля тяжело звякнувший мешок. — Здесь шестьдесят азорийских золотых дракианов, ровно тысяча двести галарнов.
— Вы забыли спросить мое согласие, — внезапно сказал Хейдин.
От ортландца не укрылась та мгновенная злоба, которая вспыхнула в глазах графа ди Виана, уже протянувшего руку к мешочку с деньгами. Но он успел заметить и другое: Маджари посмотрел на него с уважением. Так смотрят на человека, который доказал другим свою состоятельность. Так достигший многого мужчина смотрит на того, кого считает равным себе.
— Клянусь Единым! — воскликнул граф. — Это что еще за нелепые капризы?
— Я еще не дал своего согласия, местьер Маджари, — сказал Хейдин.
— Так дай его, — ответил азориец.
— Я не могу сопровождать тебя, — ответил Хейдин. — Ты платишь за меня цену, которая завышена многократно. Ты мог бы нанять за эти деньги целый эскадрон кавалерии. А я уже стар. В моем возрасте человек уже не боец. Если у него есть семья, он наслаждается покоем и наблюдает, как подрастают его дети, если же он одинок — готовится встретить нелегкую старость. Мои мускулы деревенеют, и по ночам я просыпаюсь от болей в спине и ногах. Стоит мне поупражняться с оружием чуть дольше обычного, кровь в моих ушах стучит так, будто я пробежал от Виана до Маре и обратно. Какой из меня телохранитель? Ты, почтенный местьер, найдешь для себя куда лучшего провожатого за четверть этой суммы.
— Позволь мне решать, кого я хочу видеть рядом с собой, а кого нет, — поспешно ответил азориец, предупреждая гневную речь графа. — Конечно, я могу нанять дюжину молодых ослов, готовых за пару золотых пойти со мной прямо в пасть Харумиса. В этом ты прав. Но мне нужен ты. Ты сейчас брюзжишь, как дряхлая старуха, потому что от сытой и беззаботной жизни стал ленивым и равнодушным, как закормленный пес. Ты думаешь, что книга твоей жизни уже прочитана до конца, но на деле ты дошел до самой главной ее страницы и отказываешься начать чтение. Я выбрал тебя, Хейдин ди Варс-ле-Монкрайт. Готовься в путь.
