Вопреки разуму 9 глав

Заснув, я увидела сон о прошлом.

* * *

Я открыла глаза.

Первым, что я увидела, было небо. Сумерки. Когда я умерла, тоже были сумерки. Затем, я смогла разглядеть чей-то силуэт. Это был человек в черном балахоне с капюшоном, скрывающем его лицо. Он стоял довольно близко ко мне и я, несмотря на полумрак, все-таки смогла разглядеть, что в руках у него какая-то палка. Незнакомец говорил что-то хриплым шепотом. Но я не могла его понять. Только то, что это точно не по-русски.

Все это я смогла разглядеть лишь в то мгновение, пока была в сознании. Потом, псих в балахоне ударил меня ногой, и я провалилась в темноту, наполненную болью.

...

Больно, больно, больно...

Адская боль не давала думать о чем-то, помимо нее. Она сводила с ума. Я изо всех сил старалась отвлечь от нее свое сознание, но получалось плохо. Я не сдавалась. С усилием размышляла о чем угодно, кроме боли. Размышляла о типе в балахоне. Что-то мне показалось в нем знакомым. Как можно четче представила тот момент. Человек был невысоким, весь в черном. Заметно, что он немного горбился. Балахон, скрывающий полностью всю фигуру, оставил на виду только кисти рук. На них были перчатки, а в правой руке он держал палочку.

Палочку? Он что, маньяк, перечитавший "Гарри Поттера"? Да и с чего бы я вырубилась с одного удара? Тем более, что он пришелся не в голову, а куда-то по ребрам. И больно ведь как!

Но, постепенно, боль успокаивалась. Я полностью осознавала себя. Как и то, что в данный момент мое тело лежит где-то без сознания.

А, вообще, какое тело? Я же умерла. Я точно это знаю. Это чувство нельзя ни с чем спутать. Так с какой стати я в теле? Уверена, что это не мое тело. У меня ведь всегда было плохое зрение и, с каждым годом, оно становилось все хуже. Многочасовое сидение за монитором, чтение разных книг и фанфиков по "поттериане" не проходило бесследно. А за мгновение в сознании я поняла, что мое зрение идеально. Да, из-за темноты, я мало что смогла рассмотреть, но то, что увидела, было предельно четко. Что за дела? Я что, "попала"? Неплохо бы. Умирать мне не хочется. Я хочу жить! В общем, буду надеяться, что попала. Так, что с моим новым телом?

Попытка ощутить свое тело провалилась. Зато, получилось кое-что другое. Я, вроде бы, ощутила вокруг себя что-то, напоминающее кровеносные сосуды. Похоже, это энергетические каналы тела, в которое меня занесло. Все "сосуды" были пустые, многие спутаны, некоторые повреждены, а другие просто разорваны. В некоторых местах на каналах прилипла какая-то черная, липкая пакость.

Похоже, мне предстоит все это привести в порядок, раз это тушка теперь моя. Не люблю беспорядок. Я не блюститель чистоты, но и откровенный бардак меня выводит из себя. Потянувшись к ближайшему клубку спутанных "сосудов", я принялась за дело.

Не знаю, сколько времени я возилась приведением в норму каналов, но мне казалось очень долго. Распутала я все относительно быстро. Потом зарастила поврежденные каналы. После замучалась отдирать липкую гадость. Мало того, что она липла как клей, так и при этом была твердая как цемент. Возилась я с ней долго. Но я справилась. Но самое трудное было впереди.

Сращивать разорванные каналы оказалось тяжко. А ведь, сначала нужно было определить подходящие друг к другу. Внешне они все были похожи. Да еще и в некоторых местах были какие-то отростки, но не оборванные, а бывшие такими изначально. И вот, наконец, я справилась, но остались лишние "сосуды", хотя они больше, чем все остальные, но они не сочетались между собой. Куда же их присобачить? А если...

А если это место для души? Тогда все правильно получится. Душа — будет сердцем, а каналы сосудами. Прежнего владельца тела не наблюдается. Наверное, его искра покинула свое пристанище. Я тут одна — могу и имею полное право прирастить к себе оставшиеся отростки!

Ощущения правильности и целостности заполнили меня, когда я закончила приращивать отростки. Усталость переполнила меня. И я уснула, хотя не знаю, как мне удалось уснуть, будучи без сознания.

* * *

Я открыла глаза.

Первое, что попалось мне на глаза, была капельница. Ну, раз я вижу капельницу, то, скорей всего, я в больнице. Я оглянулась. Это была палата на трех человек, о чем говорили стоящие рядом две кровати. На стене висел календарь. Сегодня 2 июня 1989 года. Странно. Когда я умерла, был 2014 год. Я попала в прошлое? Неплохо бы. Это открывает большие возможности.

Моя кровать была у окна. Сквозь стекло я увидела безоблачное лазурное небо, и пышущие зеленью кроны деревьев. Похоже сейчас лето. Форточка была приоткрыта и до меня доносились запахи скошенной травы. Как приятно быть живой, чувствовать запахи, видеть небо, и слышать чириканье птиц.

Я так лежала довольно долго. Но нельзя же так лежать без конца? И я начала осматривать себя. Очередное подтверждение тому, что тело не мое — оно было детским, раньше оно принадлежало девочке. Жалко ребенка. Что с ней случилась, раз ее душа покинула тело? Возможно, тот маньяк ударил ее по голове? Или избивал, пока она не сошла с ума от боли? Неизвестно. Надеюсь, того подонка поймали.

Я продолжила рассматривать себя. Маленькие, детские ладошки, тонкие предплечья, острые локотки. Выглядят так, словно меня не кормили пару месяцев. А ведь действительно! Неизвестно сколько я была без сознания. Может пару дней, а может пару месяцев. Я вернулась к исследованию себя. Поскольку мое тело было в полусидящем положении, когда я пришла в себя, я еще не пробовала шевелиться. А когда попробовала, то мне стало ясно, что мое тело пролежало в бессознательном состоянии не меньше года, а то и больше. Я двигала руками с таким усилием, будто к ним привязаны гири. С огромным усилием я все-таки откинула одеяло.

Мое тело напоминало скелет. Ни жировой прослойки, ни мышц. Как же это удручающе выглядит. Чтобы привести себя в приличный вид, уйдет не меньше года, а то и больше. Тут нужна будет специальная диета и упражнения.

Я попробовала шевельнуть ногами. Они были словно резиновые, и тяжелые. Сильно ругаясь про себя, я все-таки села. Сил, чтобы попытаться встать, уже не было, предыдущие усилия уже измотали меня до предела. Надо прилечь обратно, а то упаду без сил.

Но лечь обратно я не успела. В палату вошла медсестра. Увидев меня, сидящую на кровати, она застыла в шоке. Но надо отдать ей должное, она быстро пришла в себя, и, улыбнувшись мне, что-то сказала по-английски. Не дожидаясь ответа, она вышла из палаты.

В этот момент я почувствовала, что мной овладевает паника. Я же не умею разговаривать по-английски! Я поняла медсестру, она сказала не волноваться и не вставать, и что она пошла за доктором. Но, мой словарный запас слишком мал, я не смогу всегда понимать, что мне говорят. А что делать, если зададут вопрос? А как быть с чтением? Ну, почему я не попала в Россию?!

Ладно, не время сопли распускать. Чудо что я вообще с того света вернулась. Как-нибудь выкручусь.

Пришли медсестра с доктором. Примялись меня осматривать, мерили давление и пульс, температуру, слушали, как я дышу. И все время что-то у меня спрашивали. На большинство вопросов я молчала, на некоторые кивала или мотала головой. Наконец они, сделав мне напоследок укол, ушли. Чувствуя себя совершенно обессилевшей, я, устроившись поудобнее, уснула. Мне ничего не снилось.

На следующий день проблема общения не исчезла. Пришла моя мать, точнее мать этого тела, но лучше привыкать считать ее матерью. Она была молода и красива. Правильные, тонкие черты лица, золотистые волосы, зеленые глаза, замечательная фигура. Одета она была в больничную форму, а на шее висел стетоскоп. Войдя в палату, она сразу подошла ко мне и крепко обняла. От нее исходило тепло, она ощущалась близкой и родной. Я чувствовала, что она счастлива пробуждению дочери. Как же мне неловко от того, что я не ее дочь. Лучше ей никогда не знать, что я не та, кого она видит перед собой.

И побежали дни. Со мной занимался физиотерапевт, каждый день мне делали массаж. Так же помимо внутривенного кормления, мне давали пару ложек детского питания и пару глотков воды. Надо приводить в порядок пищеварительную систему. Пару раз мама вывозила меня на прогулку в кресле-каталке. Все бы ничего, но невозможность понять, что говорит мне мама, меня угнетала.

Я очень быстро уставала и много спала. Почти всегда меня терзали боли, в потихоньку разрабатываемых мышцах. Но я быстро шла на поправку. Моего врача это сильно удивляло, а я просто скорей хотела снова начать ходить. И покинуть больницу. Со мной тут хорошо обращались, весь персонал был приветливым и улыбался мне. Но языковой барьер сводил на нет все их усилия. Пару раз меня возили делать МРТ. Врачей что-то заинтересовало в результатах. Надеюсь там не видно, что я "попаданка"?

Спустя неделю я решила попробовать решить проблему со знанием языка. Ведь все знания хранятся у нас в мозге. Мне нужно только попробовать пробраться к тому, что знала Саманта. Так звали девочку. Так теперь зовут меня. Мама называет меня Сэмми.

Сидя вечером в своей кровати, я вспоминала состояние души, при борьбе за воспоминания. Я глубоко вдыхала и выдыхала. Сердце билось ровно. Тело было расслабленно. Покой окружал меня. Покой был во мне. Я словно заснула. Вокруг ничего не было. Я сосредоточилась на желании узнать английский язык, на котором говорила Саманта, и знание которого жизненно необходимо мне. И передо мной появилась дверь. Похоже, эта дверь ведет в мои мозги. Я взялась за ручку и потянула медленно на себя. Хорошо, что медленно. Если бы я поторопилась, то в больнице бы на завтра обнаружили мирно пускающий слюни овощ. Сквозь щелку приоткрытой двери в обе стороны потянулись песчинки. Я интуитивно поняла, что песчинки это знания языков. Мои знания русского языка потянулись за дверь, а знания английского просачивались ко мне сквозь щелочку. В первое время все было нормально. А потом, я перестала успевать усваивать этот песочек, его было очень много, он давил со всех сторон, грозил замести меня полностью. Но я упорно продолжала усваивать знания. Если я прервусь сейчас, то будет худо. В конце концов, благодаря своему упрямству я справилась, меня одолевала такая усталость, что я отключилась, не приходя в сознание.

Когда я открыла глаза, рядом со мной была мама. Она читала мне книгу. Это была сказка о спящей красавице. Я тихо лежала, и слушала ее родной голос. А еще я радовалась тому, что наконец-то понимаю маму. Она закончила читать. И, не заметив, что я очнулась, прошептала:

— Когда же это все закончится? Когда же ты поправишься Сэмми?

— Все будет хорошо мама, — хриплым шепотом сказала я.

* * *

Выписка из больницы стала самым счастливым днем этой жизни. Как же мне надоели эти процедуры, уколы, странная еда. И полное отсутствие возможности уединиться. Вышла я из больницы сама. На своих ногах. Это такое счастье — самой ходить.

Оказывается, я зря боялась разоблачения. После комы у больных часто бывают проблемы с памятью, проблемы с рефлексами, затормаживается мышление. И мой случай укладывается в эту картину, за исключением того, что я вполне нормально соображаю.

Мы сели в мамину машину, и поехали домой. Интересно, какая у мамы квартира? Впрочем, сама скоро увижу. Мама живет в Лондоне, ее квартирка недалеко от больницы, где я лежала, и где она работает врачом-акушеркой.

Квартира оказалась довольно большой. В ней были три спальни, столовая и кухня. Неплохо мама устроилась. Сама квартира находится на 3 этаже, и пока я поднималась, успела устать и запыхаться. Мне еще долго до полного восстановления мышц.

В больнице практически ничего не происходило. Жизнь по строгому распорядку, процедуры всякие, анализы, упражнения, массаж, прогулка. Скучно. И всегда что-то болело. Из разговоров персонала я узнала, что пролежала в коме два года. Ничего себе. А вот после изучения языка я снова провалилась в кому на два месяца. Обалдеть, как выучила английский. Больше с памятью Саманты я не решалась экспериментировать. Еще я из подслушанных разговоров узнала, что произошло с девочкой.

Вечером, 23 сентября 1987 года Саманта попросилась у Сандры, так звали маму, погулять. Мама конечно велела гулять во дворе, и никуда с него не уходить. И быть дома ровно в девять. И она ушла. В девять она, конечно же, не вернулась, в полдесятого мама начала звонить подругам девочки, и схватилась за сердце. Они в этот день вообще не видели Сэм, и думали, что ей запретили гулять. Мама позвонила в полицию. И начались поиски. Нашли меня довольно далеко от дома. В парке. Лежащей в луже крови. Все тело было изрезано, избито, сломаны ноги, мышцы были напряжены как от удара током, кое-где были ожоги. Полицейский, нашедший меня первым, сначала подумал, что я мертва. И, только заметив слабое колыхание груди, кинулся вызывать скорую. Врачи потом долго удивлялись, как я вообще выжила.

Кстати, ко мне приходили полицейские. Один из них был тем, кто первым нашел меня. Это был мужчина лет под сорок, но с приятной внешностью. Его звали Карл Саймон. Мама рассказывала, что он частенько навещал меня, пока я два года лежала в коме. Они познакомились в моей палате. Возможно, мне показалось, но, похоже, что ему нравится Сандра. Я его понимаю. Мама у меня очень красивая женщина. А еще, в ней есть что-то неуловимое, от нее словно исходит тепло. Она нравится всем, особенно от нее в восторге ее пациентки. Все роды, которые она принимала, прошли удачно. Даже заведомо сложные случаи. Она врач от бога.

Оказывается, Карл следователь, и расследует он мое дело. Мой случай похож на несколько других. Но и немного отличается. По всей Англии находили тела, с очень похожими на мои, травмами, порезами и ожогами. Но раньше жертвами не становились дети, да и выживших не было.

Меня спросили, помню ли я что-нибудь о происшедшем. Я сказала, что помню только фигуру в балахоне и все. Они ушли ни с чем. Значит, того маньяка так и не поймали. Сейчас у меня не получится выяснить кто он. Но, потом я все-таки попробую разобраться с памятью Сэм, и поймать его. Не дело давать маньякам гулять на свободе.

Мама показала мне мою комнату, и ушла готовить нам салат. Наконец-то нормальная еда! А то, больничная еда отвратительна. Комната оказалась довольно большой. И светлой. Мне понравилось. Самое хорошее, что в моей комнате была своя ванная комната и туалет. Туда и пошла. В ванной должно быть зеркало. В больнице тоже были зеркала, но или слишком высоко для меня, или я просто не успевала посмотреть. Стыдно, я до сих пор не знаю как выгляжу.

В зеркале отразилась симпатичная, но слишком худая девочка. Короткие волосы были серебристого цвета. Это меня удивило. На фотографиях, которые приносила мама, они были черные. Я поседела? Скорее всего. После того, что произошло с Самантой, не только поседеть можно. А лицо у меня красивое, и глаза необычные. Ярко синие, с тонким, черным ободком вокруг радужки. Ничего, наем жирка немного, отращу волосы, и пойду покорять юные мальчишеские сердца. Я улыбнулась своему отражению.

Жизнь потихоньку входила в колею. Я уговорила маму не отдавать меня в школу. А разрешить самой учиться. Как ни странно, она согласилась, правда с условием, что если я в конце года не сдам экзамены за первый класс, то буду ходить в школу как все. А чему я удивляюсь? После того ужаса, что она испытала, когда меня нашли умирающую, я удивляюсь, что она вообще может оставить меня одну, когда уходит на работу. Пролистав учебники, я поняла, что все предметы, кроме двух, я могу сдать хоть сейчас. С английским языком и литературой были небольшие затруднения. Но ничего сложного.