Алхимик

Внутри еще ничего, помазал, побрызгал, не труднее, чем красить. Снаружи уже намного сложней. Лестница плохая, приходилось подстраховываться веревкой, переброшенной из ближайшего окна. Стоял, балансировал, в одной руке 'банка с краской', в другой кисть. Зачастую выделывал те еще чудеса эквилибристики, стараясь не расплескать вонючую жижу и сделать работу нормально.

Густая жидкость ни разу не походила на строительный раствор. Пахла просто ужасно: тухлыми яйцами, травами и еще каким-то невообразимым дерьмом.

После нанесения некоторое время оставалась антрацитово-черной, по мере высыхания становилась серой и полностью сливалась с кладкой. Камень после такой обработки делался прочным, ни кусочка не отколупать. Отдельный кусок стены словно превращался в единый монолит.

Этой штукой всю бы башню покрасить, да готовилась она долго и в малых количествах. Старый алхимик делал ее только в экстренных случаях, когда видно, что без очередного латания не обойтись.

Как ни странно, подобный наплевательский подход не подводил. Жижа неплохо справлялась с поддержанием постройки в относительном порядке. Обвалов и разрушений до сих пор не случалось.

Что на мой критический взгляд, было настоящим чудом.

— Ах вот ты где, — сойдя с последней ступеньки и вглядываясь в полумрак в поисках выхода на улицу, я не заметил, как сзади на лестнице появился учитель.

Пауль Гренвир собственной персоной. Худощавый старик, облаченный в синюю мантию, расшитую серебряными заковыристыми рунами, выглядел донельзя солидно. Редкая бороденка торчала колышком. Длинные седые волосы зачесаны назад. Щеки впалые, худые. Глаза глубоко запавшие. Крючковатый нос заметно выдвигалась вперед. На узком кожаном поясе слева болтался тряпичный мешочек, справа компактная сумочка из упругой кожи.

Блин. И впрямь похож на волшебника. Образ просто классический. Хоть сейчас на постер с рекламой фэнтезийного фильма.

— Доброе утро, мастер Гренвир, — подчиняясь рефлексу Эри, я склонился в глубоком поклоне.

— Доброе, доброе, — как-то неопределенно протянул алхимик.

Цепкий взгляд изучал лицо подмастерья с внимательностью патологоанатома.

Черт! Чего он так уставился? Будто микроб разглядывает под микроскопом. У меня по спине пробежали мурашки. Почему-то возникло подозрение, что старый хрен в курсе появления непрошенного духа в разуме ученика.

— Ну, расскажешь, где ты вчера разбил голову? — разрушил кратковременное молчание Гренвир.

Спотыкаясь и опуская ненужные подробности (особенно свое вселение в тело носителя и последующее объединение двух личностей в одно) я лаконично поведал о вчерашних злоключениях.

Как случайно споткнулся, как грохнулся вниз, о сволочном камне не забыл упомянуть. Особо подчеркнул, что не забыл про мешок и вернулся за собранной травкой.

На этом месте волшебник благосклонно кивнул. Сообразительность малолетнего бездельника пришлась ему по душе.

— Молодец, что не оставил там. Иначе мог не приходить обратно, — правый глаз старика опасно сверкнул.

Я неосознанно поежился. Хрен старый, действительно мог бросить подыхать раненного. Прав Эри, та еще сволочь в хламиде.

— В следующий раз смотри под ноги, тратить 'Слезы зари' на тебя я больше не буду, — последовала тяжелая пауза и еще более тяжелый взгляд, буквально пригвоздивший меня к полу. — Ты хоть знаешь сколько стоит одна мера этого зелья?

Вопрос явно риторический и ответа не требовал. Однако я на всякий случай закачал всклоченной головой. По подсказке Эри, руководствуясь принципом — не помешает.

Слегка помогло. Испепеляющий взгляд стал чуть мягче. Волшебнику понравилось, что сопляк понимал ценность собственной жизни. Точнее почти полное отсутствие оной.

Еще немного помолчав и убедившись, что подопечный полностью раскаивается в проступке (я в этот момент смотрел в пол, не смея поднимать глаз на строгого старика), Пауль Гренвир скомандовал:

— Отправляйся во двор. Сегодня мне нужно десять ведер колодезной воды. И наруби дров вдоволь. Поленница уже опустела.

Я знал, что под навесом еще оставалось приличное количество расколотых чурок, но возразить не рискнул. Черт с ним.

— Из-за своей неуклюжести сегодня на завтрак обойдешься кружкой воды и краюхой хлеба. Все иди, работай, — не дожидаясь ответной реакции, алхимик развернулся и удивительно резво для своего солидного возраста принялся подниматься по лестнице.

Прыткий хрен. Скачет прямо козликом. И откуда только силы берутся? Интересно, сколько лет вредному хрычу? Несмотря на седые волосы выглядит довольно живо. Морщины по всей морде, но не сутулится, двигается легко.

Мысленно пожелав старому пердуну благополучно навернуться с лестницы и свернуть себе шею, я отправился на кухню, чью роль играла одна из комнаток на первом этаже.

На небрежно сколоченном деревянном столике обнаружился кувшин, наполовину заполненный все той же колодезной водой, и краюха зачерствевшего ржаного каравая.

Проглотил — сам не заметил. Буквально за секунду сжевал. Воду вылакал до последней капли.

Странное чувство — ощущать голод. И не просто голод в качестве неприятного недомогания, когда знаешь, что разыгравшийся аппетит лишь сделает следующее поглощение пищи приятнее. А голод жгучий, острый, выедающий изнутри, горящий в животе жадным пожаром.

За редким исключением на Земле в нынешние времена в более или менее развитых странах невозможно умереть от банального недоедания. Даже самые бедные слои населения могли себе позволить закупать достаточно продуктов.

Да, еда могла быть паршивого качества. Да, каждый день рассчитывать на свежее мясо малообеспеченные тоже не могли. Но взять какие-нибудь макароны и банку тушенки мог любой без всякого исключения.

Умирали от многих причин. Но от голода? Нет, такого уже давно не случалось. За исключением разве что африканских стран. Но там совершенно другая история.

— Вот и позавтракал, — буркнул я, с недовольством оглядываясь на микроскопической кухонке.

Эри был в курсе, что искать другие продукты бесполезно. Все под замком. Старец из башни держал единственного подмастерья в ежовых рукавицах и впроголодь.

Ладно, надо топать во двор и приниматься за дело. Начну медлить, урод еще и обеда лишит.

Вышел на улицу. Рука сама прыгнула к глазам, прикрывая козырьком от слепящего солнца. Пустое брюхо заурчало, недовольное столь малым количеством полученного топлива.

На автомате сквозь зубы ругнулся. Этого любителя кракозябр на мантии самого бы посадить на диету. Недельки так на четыре. Под замок и на заплесневелый хлеб и застоявшую воду.

Проклятье! Сожри Фарх его харю и испражнись на зловонный труп мертвеца!

Башню окружал забор из воткнутых в землю заостренных кольев. В отличие от основного сооружения ограда выглядела достаточно новой.

Его построили мужики из деревни около года назад за пять серебряных марок, — подсказка-воспоминание всплыла, стоило об этом подумать.

Чуть в стороне обнаружился ветхий сарай, там по воспоминаниям Эри давно уже ничего не хранилось. На мой взгляд — абсолютно правильно. По виду, редкая развалина. Подует чуть более сильный ветерок и само обвалится.

Справа от сарая стоял навес, под ним находилась наполовину опустошенная поленница. Рядом обнаружился крепкий чурбачок и воткнутый в него колун. Спиленные деревья беспорядочной грудой валялись неподалеку. Их тоже привезли деревенские. На этот раз вроде не за серебро, а за снадобье повитухе. У старосты жена никак родить не могла, мучилась. Знахарка ничего толком не придумала, поэтому обратились к Гренвиру.

Так, по крайней мере, выглядела ситуация с точки зрения Эри.

Колодец нашелся чуть дальше, для этого пришлось зайти башне в тыл. Бревенчатая коробка почерневшего дерева, веревка, толстое деревянное ведро. Все. Никакого барабана крутить или палки с противовесом. Ручками-ручками. Опускаешь и вытягиваешь исключительно своими силами.

Я запарился таскать воду на второй этаж. Бадья, что потребовал наполнить Гренвир никак не желала наполняться.

Сначала я даже подумал, что гад собирается принять ванну, настолько емкость оказалась большой и вместительной. А меня значит использовал в качестве живого насоса-тягловой силы. Но быстро вспомнил, что старик ни разу за время пребывания в башне Эри не мылся столь экстравагантным для здешних мест способом.

Бочка нужна для какого-то варева. Или эксперимента, черт ногу сломит. Алхимик конечно и не подумал посвятить меня в задуманное действо.

Плевать.

Следующая очередь наступила за дровами. И так измученный, я принялся кромсать срубленные ранее деревья.

Получалось плохо. Прямо скажем, хреново. Эри может и умел делать аккуратные чурки с поленьями (отсеченные ветки шли отдельной строкой на растопку), но лично у меня выходило не очень.

Короче, намучился по самое горло. Пару раз, чуть не попал себе по ноге. Колун, тяжелый зараза и неудобный.

Вскоре пришло время обеда. Тут уж я думал, что оторвусь по полной. Бывало, за хорошую работу старик расщедривался и кормил вдоволь.

Но не сегодня. Кусок хлеба, головка твердого сыра, пара яблок, две полоски сушенного мяса и напиток, похожий на сидр — весь обед.

— Гадство, — пробурчал я.

Тем не менее все схрумкал до последней крошки. Ничего не оставил. Как говорится — голод не тетка.

Остаток дня прошел в повторном таскании воды на второй этаж. Что он с ней делал? Выпивал? Спятить можно.

Наконец, незаметно подкрался вечер. Чутка похолодало, медленно начало смеркаться. Я, наивная душа, полагал, что рабочий день закончен. Сейчас поужинаем и на боковую. До самого утра. Мышцы ныли, усталость как будто поселилась в каждой клеточке тела, ноги подкашивались — того и гляди опять упаду.

Однако у Пауля Гренвира на счет моего дальнейшего времяпрепровождения имелось собственное мнение.

— Возьмешь мешок и лопату, — принялся он инструктировать меня к полному моему изумлению.

Я вытаращился на старикана, не зная, что думать. Он что издевается? Куда-то еще идти? Не видит, я с трудом стою на ногах?

— Пойдешь на восток, — не обращая внимания на ошарашенное молчание со стороны подмастерья продолжил алхимик. — Перейдешь рощу и выйдешь на равнину. Там холмы. Помнишь их?

Я тупо кивнул, потому что и правда вспомнил, о чем речь. Эри уже бывал в тех краях. И путешествие то ему совершенно не понравилось. Хотя дело и происходило днем. А тут ночь на носу.

— Подойдет любой. Начнешь копать, пока не наткнешься на пустоту. Расширишь лаз и влезешь внутрь. Свод крепкий, выдержит. Обвала можешь не бояться. Ценности оттуда уже давно унесли, но кости остались. Вот их-то и принесешь.

У меня по спине пробежали мурашки. Этот псих требовал от меня ни много ни мало стать расхитителем гробниц. Холмы, о которых он говорил, являлись курганами древних захоронений.

— Я бы послал тебя на деревенское кладбище, да боюсь местные поднимут бучу, — рассеяно обронил чародей и презрительно добавил: — Суеверный сброд, не понимает, что ради великой цели можно пойти и на жертвы. Тем более, что они не такие уж и большие. Подумаешь, сгнившие мертвяки.

Я гулко сглотнул. Он точно издевается. Идти ночью непонятно куда, раскапывать могилы, собирать человеческие кости в мешок, чтобы этот отморозок потом смог их бросить в свое варево?

Совсем спятил?

Нет, определенно, надо отсюда валить и подальше, на такое я не подписывался.

Глава 3.

Грохот тяжелых сапог нарастал, эхом отражаясь от стен широкого коридора, влетая внутрь, как предвестник плохих новостей.

— Ваша милость, мы его упустили, — сообщил стражник, появляясь в дверном проеме.

Свет горящего факела отблесками падал на встревоженное лицо коренастого воина. Дурные известия, что он принес не могли обрадовать господина. В замке каждый знал, насколько тяжел его нрав. От последнего конюха до кастеляна — все опасались навлечь гнев хозяина.

Граф молчал. Бездумный взгляд уставился в черный провал широко распахнутых окон. Оттуда доносился гул гарнизона, поднятого по тревоге. Солдаты носились, проверяли закоулки, но уже бесполезно. Вор пришел, забрал что хотел и ушел, оставив с носом три сотни хорошо вооруженных воинов.

— Часовых дозорных башен на допрос в пыточную, — не оборачиваясь бросил граф. — Стоящих на посту у дверей сокровищницы тоже.

Стражник гулко бухнул сжатым кулаком по груди. Закованная в сталь перчатка с глухим звоном ударилась о стальной нагрудник.

— Да, ваша милость, — солдат развернулся и резво бросился обратно, мысленно вознося молитву всем богам за то, что ушел из кабинета господина целым и невредимым.

Второй человек, находящийся в комнате, шевельнулся, небрежно поправляя широкие рукава изящного камзола бурого цвета, вышитого золотыми нитями.

— Сомневаюсь, что охрану подкупили, — лениво процедил он. — Лазутчик действовал весьма ловко. Обошел ловушки...

Его светлость, граф Карзани порывисто обернулся, уставившись на единокровного младшего брата с откровенной ненавистью.

— Думаешь я об этом не знаю? — зло прошипел хозяин замка — Я должен проверить все варианты.

Помедлил, не отводя от родственника горящего взора, и очень медленно добавил:

— В том числе предательство среди близких.

Графский голос, ставший похожим на змеиное шипение, заставил второго мужчину нервно поерзать на стуле. Как и рядовым обывателям ему тоже было известно, на что способен титулованный родич. В случае необходимости колебаться не будет, и плевать кого и какие связывали кровные узы.

— Ты же понимаешь, что я тут ни при чем, — суетливо произнес Рауль, неосознанно делая попытку отодвинуться вместе со стулом подальше.

Еще целую секунду, показавшуюся невероятно долгой, граф смотрел на брата.

— Понимаю, — сказал он, выпрямляясь.

Плечи Рауля расслабленно опустились, на лбу выступили мелкие, почти незаметные, бисеринки пота. От него донеся нервный смешок.

— К тому же, если вора не поймают, то меня тоже ждет незавидная участь. Король вряд ли пожалеет нашу семью.

Граф Карзани еще сильнее нахмурился. Упоминание сюзерена снова вызвало злость. На себя, на безмозглую стражу, на криворуких инженеров, клятвенно заверявших про неприступность сокровищницы.

И что? Стража ничего не заметила, ни одна ловушка не сработала, а стальная дверь играючи взломана.

— Свиток похищен и этого не изменить, — тяжело роняя слова, изрек граф.

— В погоню отправили двадцать человек, — напомнил Рауль. — А затем еще двадцать. Может они его...

— Нет, — хозяин замка и окрестных земель рубанул рукой в воздухе. — Я не собираюсь полагаться на призрачные надежды.

Он порывисто прошелся по комнате, полы камзола, менее кричащего чем у брата, зато лучше пошитого, из самой дорогой ткани, распахнулись задевая стоящие вокруг стола стулья.

— Ты прав, король придет в ярость, когда узнает о похищении свитка. И ни за что не простит пропажу. Наш дед поклялся своей жизнью и жизнью потомков, что наша семью сохранит его, не позволив, заключенным в нем знаниям вырваться наружу.