День Ботаника. Глава 3

Раздражение на лице Якова Израилевича сменилось недоумением, потом досадой.

— Э-э-э... видите ли... собственно, никакого. Нас попросили отыскать эти бумаги, поскольку мы много работаем в поле и обладаем соответствующим опытом.

"...попросили нас? Ох, темните вы, гражданин Шапиро. Помнится, Лина давеча сказала, что задания учёных обычно выполняют лесовики-золотолесцы. А ещё — что завлаб экспериментальной миологии, кандидат наук Шапиро избегает к ним обращаться..."

— Но у меня-то, откуда опыт? Один только раз был за пределами ГЗ, всего на пару сотен метров отошёл...

— Так ведь я вас не одного посылаю! — завлаб образовался смене темы. — Гоша отведёт куда надо, и поможет, если что. Вам надо только опознать нужные бумаги. Вы, кажется, физик по образованию?

— Да, Яков Израилевич. Физика элементарных частиц.

— Тогда вам и карты в руки! Заодно и опыта наберётесь. Не дальний свет, но пошагать придётся. Давайте я вам на схеме покажу...

— Яков Израилевич, можно?

В дверях стоял студент — среднего роста, в джинсах, клетчатой рубашке. Бросалась в глаза круглая, веснушчатая физиономия и уши, оттопыренные, словно лопухи. На ушах висели дужки очков в круглой проволочной оправе.

— Что вам... простите, не припомню?..

— Лёша... Алексей Конкин, сто третья группа. Михаил Игнатьевич велел зайти насчёт завтрашней лабораторки...

— Да, конечно. Подождите, я скоро освобожусь. Вон стул, присядьте.

Студент кивнул и пристроился на стуле возле шкафа с лабораторной посудой. При этом он косился на Егора — то ли с любопытством, то ли с опаской.

"...почему нет? Если верить Лине, я теперь знаменитость..."

— Да, так о чём я, Жалнин? Ах, да, карта... смотрите — вам вот сюда. Дома частично разрушены, но хоть какие-то ориентиры...

Карандаш в руках завлаба упёрся в красную отметку.

— Строителей шесть, корпус два... а дом точно цел?

— Вот вы и выясните. Да, и ракетницу возьмите, мало ли что?

— С вашего позволения, я бы лучше карабин...

— Незачем. Пропуск я приготовил — чтобы не позже, чем через час были снаружи! Гоша ждать не будет.

— Гоша? Это кто? Фомич... простите, Фёдор Матвеевич о нём упоминал, но без подробностей.

Завлаб усмехнулся.

— Гоша — лешак. Своеобразный тип, сам увидите. И вот ещё что: зайдите на склад, подберите инструменты — топор там, монтировку, кувалду...

— Это ещё зачем? — удивился Егор.

— А как вы собираетесь проникнуть в квартиру?

Волны Зелёного Прилива почти докатились до монументального, украшенного колоннадой и статуями, парадного входа в ГЗ. Асфальт перед ступенями кое-где взломали тощие деревца, и даже восьмигранные бетонные вазоны для цветов стояли на своих местах, по периметру площадки. Сквер вокруг памятника Ломоносову сохранил почти первозданный вид — разве что, поднялись ещё выше голубые ели, буйно разрослись кусты сирени, да трава на газонах вымахала в человеческий рост. Дорожки, выложенные брусчаткой, остались нетронутыми, будто и на них распространялся странный запрет, хранивший участки Леса, освоенные его двуногими обитателями. Многочисленные скамейки заброшены, краска облупилась — студенты давно уже не устраиваются в сквере в перерывах между парами.

Гоша дожидался Егора, сидя на бордюре заросшего проволочным вьюном фонтана. Увидев его, молодой человек понял, почему Шапиро назвал проводника лешаком — другое слово к нему попросту не подходило. Гоша напоминал Врубелевского Пана, только с дубовой корой вместо кожи и пальцами-корешками. На голове — не окаймлённая седыми кудрями лысина, а космы то ли мха, то ли из водорослей. Длинный, слегка загнутый вверх нос походил на опиленный сучок.

И это не производило отталкивающего впечатления, как запущенная кожная болезнь. Облик Гоши гармонично вписывался в окружающее: казалось, ожил суковатый пенёк — ожил, натянул на себя лохмотья и отправился прогуляться по дорожкам сквера.

— Как тебя звать-то, студент?

Голос был под стать облику — скрипучий, потрескивающий.

— Егор. Только я не студент, а лаборант.

— Какая разница — лаборант, студент?.. Мы с тобой, выходит, тёзки? Помнишь — "он же Гога, он же Го?ра..."

— Нет, а что это?

— Был такой фильм — давно ещё, в советские времена. Неужто, ни разу не видел?

Егор виновато улыбнулся и развёл руками.

— Эх, молодёжь, святые вещи забыли! Помнится, я сопливым студентом, в кинотеатре "Прогресс" — это здесь, недалеко.

Это дурдом, отрешённо подумал Егор. Параллельная реальность. Перед ним сидит натуральный лешак из русских сказок и ностальгирует по кинофильмам давно рухнувшей Империи. А дальше что — баба-Яга прилетит на ступе? Да запросто, кота-баюна он уже встречал...

— Сколько же вам тогда лет?

— А пёс его знает! — проскрипел Гоша, как показалось Егору — с досадой. — Я уж и со счёта сбился. Помню только, что филфак закончил лет за десять до развала Союза.

"...лешак-филолог? Точно, клиника..."

— За десять? То есть во время Зелёного Прилива вам было лет семьдесят?

Гоша поморщился — насколько может поморщиться пенёк, покрытый растрескавшейся корой.

— Да, где-то около того...

— А сейчас, значит, не меньше ста?

Гоша поскрёб в замшелых кудрях корявой пятернёй.

— Пожалуй, что и так. Лес — он, знаешь ли, жизнь продлевает, тем, кто живёт в нём по правилам.

— По правилам? По каким?

"...вот и Шапиро упоминал о правилах..."

Гоша встал, скрипнув суставами. Звук был такой, словно кто-то с натугой открыл рассохшуюся, давно приросшую к косяку дощатую дверь. Егор едва не присвистнул от удивления — росту в лешаке было больше двух метров.

— Экий ты шустрый, паря... Время придёт — сам всё узнаешь, а сейчас идём, пора.

VI

Купол, накрывавший Арену, был сделан из прочной металлической сетки. В нескольких местах она была пробита и залатана — где наскоро, проволокой, а где и капитально, железными листами. По бокам, на защищённых решёткой помостах стояли тяжёлые станковые арбалеты, заряженные метровыми болтами с зазубренными наконечниками. От купола к металлическому ангару вёл забранный стальной решёткой коридор.

— Объявляется первая схватка финального раунда Посвящения! Алексей Пархоменко, соискатель — против ракопаука! Напоминаю, что вес взрослой особи...

Объяснения потонули в шквале криков, свиста, улюлюканья. Служители налегли на рукояти ворота, решётка, отделяющая коридор от арены, со скрежетом поползла вверх. Из ангара послышалась возня, матюги, и на арену выскочила уродливая тварь, состоящая из одних ног, клешней и шипов. Замерла, угрожающе вскинув мощные, сложенные как у богомола, клешни. Они заканчивались остриями, способными пришпилить жертву к земле, и вибрировали, словно кастаньеты, сотрясая воздух россыпями сухих костяных щелчков. Ракопаук, гордый воин, бросал вызов двуногому ничтожеству, замершему у противоположного края арены.

Зрители взревели. Сергей внимательно оглядел трибуны — среди сетуньцев и окрестных фермеров, собравшихся поглазеть на интересное зрелище, мелькнули знакомые плащи.

"...золотолесцы? И не один — четверо! Судя по платью, не из рядовых. Ну-ка, ну-ка..."

Он сощурился, пытаясь разглядеть узор на браслетах.

"...вот так сюрприз! И что же вам здесь понадобилось, таким важным? Не на это же балаган явились полюбоваться..."

Ракопаук продолжал заливаться трескучими трелями.

— Хорош, а? — сетунец пихнул его локтём. — В холке под два метра!

Создание походило на помесь арахнида и невиданного ракообразного. Восемь суставчатых ног, треугольная головогрудь с широким затылочным гребнем, ощетинившимся длинными шипами. Пасть — отверстие, окружённое шевелящимися хелитцерами. Выше россыпь глубоко утопленных в хитин белёсых пузырей размером с шарик для пинг-понга — глаза. Спина защищена хитиновым панцырем, и Сергей по собственному опыту знал, что его сегменты способны удержать заряд картечи из двустволки.

— Где вы его раздобыли?

— У них гнездо в развалинах ТЭЦ, выше, по Бережковской набережной. — вполголоса ответил сетунец. — Но там таких здоровых нет — так, мелочь, размером с собаку. Они всё время друг друга жрут и не успевают вымахать.

— А этот?

— Мы ещё в январе отловили полдюжины особей и держали в ангаре — чтобы подросли к Посвящению. Выжили, правда, только три, но нам больше и не надо.

— Так мало соискателей?

— Было десять. Посвящение проходит в три раунда: сначала схватка с щитомордником, потом с чернолесской выдрой. Кто уцелеет — будет иметь дело с ними. В этом году до финала добрались двое.

— А остальные?

— Два трупа, четыре раненых. Двое отказались.

— По-взрослому у вас...

— Иначе никак. Понизишь планку — сразу пойдут потери. Нет уж, пусть опыта набираются!

— ...соискатели могут выбирать оружие. Как видите, Андрей Пархоменко кроме рунки взял ловчую сеть и клевец. Стоит отметить, что...

— Хреновый выбор. — прокомментировал Тур. — Сеть хороша против шипомордника, может ещё баюна. А у ракопауков кромки клешней как бритвы, прорежут на раз.

Парень двинулся вдоль края арены, обходя гадину по дуге. Сергей увидел его лицо — мертвенно бледное, испещрённое вздувшимися сине-багровыми сосудами. И глаза — выпученные налитые кровью. Сергей пригляделся.

— Клык на холодец — парень накачан вашей отравой. А иначе что, никак!

— По всякому. Эликсиры улучшают реакцию, мышцы резче работают и чувства обостряются. Этот, судя по всему, крепко на них подсел. Если провалится — всё, конец, тем, кто не охотится, эликсиры не положены.

— И что с ним будет? Склеит ласты?

— Нет, есть способы... но, поверь, Бич, есть вещи и похуже смерти.

— Верю. И что, у вас все на них сидят?

— Типун тебе на язык! — Тур сплюнул через плечо. — Половина, не больше.

— А сам?

— Бог миловал...

Ракопауку надоело бессмысленное кружение. Он звонко щелкнул и двинулся на противника.

— Сейчас прыгнет. — прошептал сетунец. — Они всегда так...

Договорить он не успел — тварь распрямила, как пружины, заднюю пару конечностей и взвилась воздух. Парень этого ждал — перекатом ушёл в сторону и сразу вскочил на ноги, раскручивая сеть.

Ракопаук развернулся и снова бросился в атаку. На этот раз он не стал прыгать, а резко, с места ускорился, бивни-клешни взлетели для сокрушительного удара сверху вниз.

Боец не стал бросать сеть. Уходя с линии атаки, он хлестнул ею, целя по второй паре конечностей. Тварь словно ждала этого — неуловимым движением он сложился, как перочинный ножик, и сеть запуталась в шипах гребня. Рывок, и парень, чтобы не полететь с ног, выпустил сеть и отскочил, выставив копьё-рунку перед собой.

Ракопаук зацепил докучливую сеть кончиком клешни. Треск, обрывки полетели во все стороны.

"...один-ноль в пользу членистоногой скотины...."

— Ну, всё... — обречённо прошептал Тур. — Сейчас прижмёт к решётке и...

Но боец не собирался сдаваться. Он прыгнул вперёд, нырнул под занесённые клешни и ударил, целя в сочленения сегментов.

Он попал. Тварь издала оглушительную трель и повалилась на спину, скребя гребнем песок арены. Клешни бестолково мельтешили, пытаясь захватить древко рунки, намертво застрявшей в панцыре.

"...один-один?.."

Болельщики неистовствовали:

— Красава!

— Добивай его!

— О-лэ — олэ-олэ-олэ!

— Молодец, Лёха!

— Мо-чи! Мо-чи! Мо-чи!

— О-лэ — олэ-олэ-олэ!

— Вали гада нах!

Но боец не спешил. Он вытащил из-за пояса клевец — топорик с длинным, слегка изогнутым шипом вместо лезвия (Сергей отметил, что движения его стали неловкими, неуверенными) и шагнул к бьющейся в судорогах гадине. Внезапно ноги его подкосились, парень осел, повалился лицом вниз. Из-под живота по песку медленно расползлось тёмное пятно.

Ракопаук наконец перевернулся, повёл буркалами и бочком-бочком посеменил к лежащему врагу.

"...и-и-и — чистая победа! Увы, не той стороны..."

Ш-ш-ших-хрясь!

Тяжёлый болт проломил хитин и глубоко, по середину древка, вошёл в плоть. От удара ракопаук осел на задние ноги, широко, словно в недоумении, раскинув клешни.

Ш-ш-ших-хрясь!

Второй болт ударил чуть выше первого. Тварь издала затухающую трель, суставчатые ноги-ходули подогнулись и жвала уткнулись в песок. Решётка, перегораживающая коридор, поднялась, и на арену высыпали служители в кольчугах и кирасах. Двое подхватили тело неудачника, остальные, вооружённые длинными пиками, окружили поверженного ракопаука и принялись деловито его добивать, целя в стыки хитиновых пластин и белёсые шары глаз.

VII

Чащоба, в которую превратился Ломоносовский проспект, поражала воображение. Джунгли здесь соседствовали с подмосковным березняком, субтропические бамбуковые рощи — с плейстоценовыми секвойями и таксодиями. "Малая Чересполосица" — бурчал Гоша — нигде в Лесу больше нет такого салата..." На вопрос Егора — "а как же Большая Чересполосица?" — он лишь неопределённо хмыкнул.

В отличие от флоры, Фауна здесь не баловала особым разнообразием. В Малой Чересполосице преобладали обычные для средней полосы виды — Егор видел белок, взлетающих по шипастому стволу тропической сайбы, кабаний выводок, весело хрумкающий дикорастущими ананасами. Лишь однажды им попалось странное создание, чем-то напоминающее крота-переростка с очень толстыми лапами, вооружёнными внушительными когтями и длинным, сплющенным, загнутым кверху рылом. Зверюга неторопливо жевала здоровенную, в полметра длиной сколопендру. Увидев людей, она и не подумала прерывать трапезу, только приподняла плоскую башку и проводила чужаков немигающим взглядом чёрных глазок-бусинок. Лешак назвал существо "барсукро?том" и пояснил, что правильно оно именуется "кротоподобный некролест", происходит из ранне-миоценовой эпохи и является ровесником кота-баюна. Чем изрядно удивил Егора — тот никак не ожидал от лешака глубоких познаний в палеонтологии.

К метро "Университет" вышли неожиданно. Гоша раздвинул очередную завесу проволочного вьюна, и упёрся носом прямо в облупленную колонну. Из окон буйно лезла наружу ползучая растительность, а возле входа громоздились россыпи белёсых, в бурых пупырях, шаров.

— Жгучие дождевики — Гоша показал на ближайшую гроздь. -Заденешь — лопается и ф-ф-фух, облако спор на пять шагов! Если их вдохнуть — лёгкие выжжет и глаза, никакие лекарства не помогут. А грибница отрастит ложноножку, дотянется до трупа и будет сосать соки.

— Экая мерзость... — Егор попятился.

— Ещё какая! — жизнерадостно подтвердил "тёзка". — Хочешь посмотреть?

— На что?

— Как они лопаются. Красиво!

Предложение застало Егора врасплох.

— Но ведь... а споры?

— Отойдём за колонны, не достанет.

— А как сделать, чтобы они... э-э-э... полопались?

— Шмальни из ракетницы, и всего делов! Если Шапиро спросит за потраченный боеприпас — скажешь, почудилось что-то, ты и выстрелил.

Комок красного огня со свистом влетел в гроздь дождевиков. Раздалась череда громких хлопков, и место действия затянуло густым облаком. Гоша не соврал — зрелище вышло красивое. Споры дождевика имели золотистый цвет, и даже здесь, куда не доставали лучи солнца, поблёскивали, подобно туче крошечных конфетти из золотой фольги. Клубящаяся масса расползалась, приближалась к колоннам, за которыми укрылись Егор с его спутником.