Питер-3. Битва близнецов

— Это Гон, — Седой убрал бинокль. Сунул его в потертый пластиковый футляр и застегнул крышку.

— Да уж вижу, что Гон. Черт, не вовремя, а? Я думал, он только весной бывает…

— Надо их отвлечь, — сказал Седой. Убер огляделся. Тоже спрятал бинокль в футляр, повесил на пояс. Достал и нацепил на резиновую маску темные очки в тонкой золотой оправе. Пижон, подумал Седой. Смотрелось это… экстравагантно.

— Их надо увести на юг, юго-восток, — сказал Седой.

— Иначе не пройдем? — Убер помолчал. — Черт, а ты прав. Да, надо. «А мы пойдем на север… а мы пойдем на север», — пропел он неожиданно.

— Я пойду, — сказал Седой.

Убер покачал головой. За линзами глаз не было видно, но чувствовалось, что он усмехается. Пижонские темные очки только подчеркивали это впечатление.

— Нет, ты не пойдешь. Я пойду.

Противостояние как в кино. Один чувак в противогазе смотрит на другого чувака в противогазе. Только у того чувака, что повыше, на маску надеты пижонские темные очки. С тонкой золотой оправой. У другого — синяя изолента на трубке.

— Только не говори, что у меня чувство вины, — сказал Убер. — И все такое. Конечно, я мог не соглашаться на это предложение. Подумаешь, повесили бы всех нас на заборе!

Седой пожал плечами.

— Ладно-ладно! — сказал Убер. — Только меня повесили бы. Одного. Но… Нам всего лишь нужно довести караван до Восстания. И все. И все долги спишутся.

Седой тяжело вздохнул и шагнул вперед. Убер заступил ему дорогу.

— В общем, я пойду, — сказал Убер. — И это не чувство вины, не думай. А суровая необходимость выпендриться.

— Это другое дело, — согласился Седой.

Убер помолчал.

— Скажешь пацанам? — спросил он.

— Ага.

Глава 1.4 Бег в оранжевом свете

4. Бег в оранжевом свете

Огромная долина, залитая оранжевым светом восходящего солнца. Если подняться на приличную высоту, то становится понятно, что это не скалы, а разрушенные дома. Скоро свет уйдет, и она превратится в серую.

Вдали видно огромную воронку от атомного взрыва. Птицеящер делает пару сильных взмахов, ловит восходящий поток и взмывает вверх. С высоты уже видно восход, тогда как внизу еще доживают последние мгновения предрассветные сумерки.

А вот и этот человеческий караван.

Птицеящер видит, как один человек отделяется от каравана и бежит. Птицеящер удивлен — человек направляется к стае собак, а не обратно. Остальные люди собираются вместе и ждут.

Птицеящер делает поворот, и начинает снижение. Ему любопытно.

Человек, пригнувшись, идет к собакам. Выглядывает из-за угла, прячется.

Вот собаки почуяли его. Человек начинает бить и греметь, пинать двери домов и мертвые машины.

Собаки — или тот, кто за ними — принимает решение. И собаки медленно, как тяжелая неповоротливая машина, поворачивают за ним. Стая набирает скорость.

В тоже время караван трогается. Птицеящер видит спину бегущего человека.

Вот он прыгает — и его голова вспыхивает золотом. Птицеящер почти слепнет на мгновение. И вдруг человек спотыкается — и золотое пламя срывается с его головы и падают на землю.

Птицеящер снижается.

Собаки уже близко, он чувствует вонь их пастей, их голод. Голод того, кто за ними, кто гонит этот собачий организм вперед.

И в последний момент птицеящер выпускает острые когти и хватает с земли золотую искру.

Это очки с темными стеклами.

Птицеящер сильно бьет крыльями, очки неожиданно тяжелые. Еще удар, взмах, еще.

Одна из собак прыгает, но в последний момент птицеящер делает рывок вверх, унося добычу. И собака промахивается. Катится по земле, вскакивает. Обиженно скулит.

А потом вливается в общий поток. Собаки бегут за человеком.

Птицеящер поднимается все выше. У него есть добыча, нечто важное и яркое, что можно принести в гнездо.

А караван внизу идет, пересекая пространство улиц, где недавно были собаки.

А собаки идут за человеком. Быстро и жадно, не отступая. Человек, потерявший золотую искру, бежит.

Птицеящер сделал бы на его месте тоже самое.

* * *

Оранжевая земля.

Крепкий ботинок ударяет в землю. Бух! Мелькнули шляпки гвоздей в подошве. Взметнулось облачко оранжевой пыли...

В следующее мгновение ботинок взмывает вверх — и проносится всего в нескольких миллиметрах от бетонной стены. Медленный, плавный полет... Приземление, удар! Если смотреть на это с точки зрения спортивного преодоления препятствий, то слегка мешает хрип на заднем плане. С клекотом и бульканьем, словно кто-то гулко отхаркивается в противогаз.

Ноги в одинаковых ботинках приземляются — колени согнулись — миг! — и снова толчок.

Человек бежит. Преодоление препятствий, что тут сделать. Раньше, до Катастрофы, это называлось паркур или трейсинг. Поиск оптимального пути. Сейчас от этого зависит, переживет ли человек наступающее утро.

Человек в армейских ботинках приземляется в очередной раз. Взвилась пыль.

Удар. Прыжок.

Человек бежит огромными прыжками. С двух сторон нависают останки разрушенных зданий. Земля под ногами человека вибрирует. Кажется, за ним катится огромная волна, которая поглотит все.

Это всего лишь собаки, думает человек.

Всего лишь собаки... «Просто их до хуя».

Прыжок!

Быстрый взгляд вверх. Табличка на уцелевшем здании — полукруглая, проржавевшая по краям, гласит «ул. Тюшина». Номер «18» или «19», не разобрать. Это где-то рядом с Лиговским проспектом.

Человек бежит. На нем — армейский защитный комбез, перемотанный скотчем, чтобы не допустить попадания пыли внутрь. Теперь, главное, не забежать в тупик. Когда за тобой идет стая, любой тупик будет смертельной ловушкой. Человек на мгновение оборачивается. Вздрагивает. Лучше бы он этого не делал. По улице за ним неторопливо катится темная шевелящаяся масса, вскипая и пузырясь... Масса, способная искалечить, сожрать, разорвать на части, все, что попадется ей по пути.

Человек поворачивается, смотрит назад. В изогнутых стеклах противогаза не отражается ничего. Стекла совсем запотели.

Шумный выдох, и человек бежит дальше.

Темная пузырящаяся масса на мгновение замирает, выбрасывая из себя длинные щупальца — которые распадаются на отдельные, обросшие короткой шерстью, тела. У тел есть уши, хвост и оскаленные пасти. Изуродованные радиацией шкуры.

Это собаки Павлова. У них Гон.

А когда у собак Гон, остальные твари — даже бегунцы и гастарбайтеры, предпочитают спрятаться и не отсвечивать. И поменьше шуметь. Потому что собаки Павлова так устроены, что на любой шум у них автоматически включается рефлекс «жрать-жрать-жрать», и чем звук сильнее, тем больше они хотят жрать. Они сожрали бы и самого профессора Павлова с его колокольчиком.

Забавная штука, эта постъядерная рефлексология.

Человек бежит. Если бы у него была минута, он бы сверился по старой карте Питера, что всегда носит с собой. Многое, конечно, изменилось, но хотя бы можно проверить, не потерял ли он направление. Надеюсь, думает человек, караван уже прошел до Пушкинской. Пацаны ушли.

«Но, если я сбился, я пропал».

Собака выскакивает из-за угла. Оскаленная пасть, шесть или семь глаз разного размера на острой, как у овчарки, морде.

Человек в противогазе вскидывает дробовик. Грохот. Выстрелом собаку сносит назад. Жалобный визг.

Убер передергивает затвор. Латунная гильза вылетает и падает на землю. Он на ходу нагибается, поднимает ее и засовывает в карман. Металлические гильзы можно использовать еще раз.

Убер бежит дальше.

Глава 1.5 Гора мертвецов

5.Гора мертвецов

Убер бежит по улице. Кажется, стоит преодолеть эту улицу и там будет спасение. Станция совсем рядом… И тут Убер остановился. В конце улицы показались сразу несколько собак. «Черт».

Убер соображает на ходу. Он с разбегу открывает дверь парадной, влетает в дом… И внезапно перед ним обрывается земля. Бляяя!

Обрыв.

Убер с воплем летит вниз, размахивая руками. Бум! Он приземляется, катится вниз по пологому склону. Влетает в мелкую лужу. Плюх.

Молчание.

Убер поднимает голову, оглядывается. На стеклах противогаза — грязные капли.

Это огромная яма, котлован, вырытый за стенами старых зданий, от которых остались только фасады. Все остальное — мусор и развалины. Вот куда скинхед и влетел. На противоположной стороне котлована застыл ржавый экскаватор с остатками желтой окраски.

Убер стоит в огромном котловане… вдруг под скинхедом проваливается гора мешков. Он опять летит, кувыркаясь, вниз.

Убер приземляется на кучу серых мешков, падает, катится. Наконец останавливается. Перед ним чей-то выброшенный древний противогаз. Окуляры темные, смотрят на него. Убер смотрит несколько секунд, затем поворачивает голову.

Вдруг один из пластиковых мешков расходится по шву, и из него к лицу Убера падает человеческая рука.

Голая. Синяя.

Убер вскакивает на ноги, миг — в его руке оказывается огромный нож. Это непальский кукри. Он сверкается оранжевым светом.

Скинхед готов к бою. Он оглядывается.

«Черт».

Вокруг него — десятки серых мешков. Десятки трупов. Скелеты, высохшие тела. Маленькие и большие.

Их словно выпили.

Это целая гора трупов, которая тянется к одному из фасадов.

Убер стоит. Ветер дует. Трупы лежат.

Кто-то их убил. И они все без защитных костюмов. Голые.

В голове Убера поет Том Вэйтс. Хриплый ужасный голос выводит мелодию, вкручивает в нее, как лампочки в елочную гирлянду, слова:

И ты как будто Мастрояни, а она — как Кардинале,

в этом старом и затянутом кино (забыл название),

где заранее известно — все поженятся в финале,

и ты помнишь эту песню,

только все слова забыл…

Кто убил всех этих людей? — Убер не знает. Никто не знает. Убер долго смотрит на лежащие трупы. Ветер припорошил их оранжевым песком. Том Вэйтс продолжает петь.

Где-то далеко лает собака. Убер вздрагивает, поднимает голову.

Убер начинает выбираться из котлована. Лай собак все ближе.

Глава 1.6 Впусти меня

6.Впусти меня

Выбора у скинхеда нет. Его почти загнали. Он пробегает по мосту. Бежит, сворачивает в ближайший двор. Прихрамывая, пробегает двор-колодец. Тут могут быть свои монстры, но, когда у тебя на хвосте стая собак, некогда думать о других.

Убер бежит. Он уже выдыхается. Хриплое, надорванное дыхание. Ничего. Человек может бежать там, где любая собака уже сдохнет. Проверено эволюцией.

Убер оглядывается. Черт! Глаза его вспыхивают надеждой. Во дворе дома высится знакомые очертания наземного вентиляционного короба. Это часть метро.

Вот это место. Здесь, во дворе, находится вентшахта, ближайшая к Обводному каналу.

Место выглядит заброшенным, но Убер опытным взглядом видит оставленные недавно следы. Здесь проходили диггеры. Вот рифленый отпечаток ботинка в пыли. Вот цветной фантик от конфеты. Диггеры возвращались с добычей.

Ржавый круглый короб высится здесь. Решетки забиты изнутри и снаружи досками и листами металла. Короб выглядит, как ветреная мельница из «Дон Кихота». Уберу смешно от такой ассоциации, но и до смерти страшно.

Быстрее! Вот и дверь — надежная, железная. Ее поставили уже после Катастрофы.

Убер долго стучит в дверь вентшахты, но там не открывают. Проклятье! Нужно бежать дальше — но собаки уже со всех сторон. Они заполняют переулок. Вот они появляются из арки. Одна, две, три… Убер оглядывается — с другой стороны двора тоже неторопливо бегут собаки. Поздно дергаться. Пять псов — в середине лобастый серый боксер. Видимо, собачий командир отделения. Убер стучит, долбится — дверь заперта. И вот он бессильно стучит кулаком и собирается бежать дальше. Если добежать до парадной, можно взобраться на крышу. И если повезет, забаррикадироваться где-то в доме… Но на это нет времени.

Убер отбегает от двери, достает дробовик. У него семь патронов. Что ж… один надо оставить для себя.

Как вдруг из-за двери звучит голос.

— Кто там?

Убер замер, потом бросился к двери. Закричал в щель.

Снова голос. В первый момент Убер принял его за детский:

— Что? Не слышу!

Убер прислонился к двери, задрал маску надо ртом. Заорал изо всех сил:

— Открывайте, а то меня сожрут!

Молчание. Голос за дверь замялся.

— Я не знаю… не знаю! Мне нельзя! — Убер вдруг понял, что это голос не ребенка, а молодого парня, почти подростка. — Мы сегодня… мы никого не ждали!

Так, спокойно. Нельзя его пугать.

Убер заговорил негромко и спокойно, очень убедительно:

— Парень, меня сейчас будут жрать. Ты понимаешь? Открой дверь, пожалуйста.

Заминка. «Ну же», подумал Убер. Шебуршание. Затем:

— Пароль!

«Черт».

— Какой нахуй пароль?! — закричал Убер. — Я щас сдохну тут! Парень!

Человек за дверью озадаченно замолчал.

Собаки все ближе. Убер услышал их приближение, по затылку пробежал холодок. Он оторвался от двери, развернулся. Точно, сразу две собаки. Одна нормальная, а другая явный мутант. Они прыгнули одновременно. Убер выстрелил из дробовика. БУХ! Боже, благослови разлет картечи. Двух собак снесло одним выстрелом. Кровь, брызги.

Собаки бежали. Убер стрелял и стрелял.

Вой и визг. Убер передернул помпу, но больше патронов нет. Щелк. Пусто.

Убер скривился. Наклонился к двери.

Заговорил:

— А когда меня будут жрать, я им скажу, чтобы следующим они забрали тебя! Веришь, нет?! Веришь?!!

За дверью — молчание.

Собака прыгнула. Убер спиной почувствовал это, мгновенно повернулся. И едва успел...

В последний момент Убер сбил ее в прыжке ударом дробовика. Н-на. В следующее мгновение в его руке оказался кукри. Р-раз! Черная полоса крови.

Следующая собака сбежала вниз, оскалилась. Из пасти падают клочья пены. Собака неторопливо бежит к Уберу. Это серый боксер. «Командир отделения», думает Убер отрешенно.

В последний момент дверь открывается.

Убер вваливается внутрь, застревает в проеме. Собака бежит за ним. В прыжке она вцепляется в рюкзак Убера.

Убер едва успевает захлопнуть дверь. Финиш.

Вентшахта. Слабый свет лампы.

Глухие мощные удары в дверь. Рычание, утробные звуки.

Убер сползает на пол, с облегчением прислоняется затылком к двери. Стягивает маску с лица — оно распаренное и мокрое. Спасен.

Глава 1.7 Перо ангела

7. Перо ангела

Корзина почти собрана. Давно Нэнни не чувствовала себя такой усталой. Впрочем, теперь усталой она чувствует себя всегда. Надо бы присесть, что ли.

Нэнни вздохнула и заговорила нараспев:

— Когда взорвались бомбы, небеса загорелись. Ангелы обрушивались на землю, как обгоревшие куски вопящей от боли ангельской плоти… И еще долгие дни на землю опускались черные перья…

Мика закрыла глаза и увидела, как медленно кружась, опускается на землю черное перо. Открыла глаза. Ого!