Чужие крылья I I I

Палыч зло вскинулся, и они с Виктором принялись буравить друг друга глазами, потом техник скис и отвернул взгляд.

— Второе, — Виктор понял, что Палыч сдался, — это сраное масло. Меня уже затрахала эта вечная грязная херня на фонаре.

— Так сальников нету. Я уже сколько у помпотеха спрашивал...

— А кого мне спрашивать, когда я пытаюсь немцев высмотреть, а у меня на стекле серая муть?

Плечи у Палыча поникли.

— Ну и третье. Смирнова, Ложкина — свободны. Палыч, — Виктор дождался когда девушки отошли подальше и заговорил тихо, — сними кислородные баллоны и, пожалуй, один баллон сжатого воздуха.

— Это еще зачем? — удивился техник.

— Завтра надо учебный бой выиграть. Очень надо...

...Младшие лейтенанты были там же, где он их и оставил. Смотрели по сторонам, переминаясь с ноги на ногу. Рядом, грудой, лежали их фанерные чемоданчики. Никому не было до них никакого дела и видимо это новичков сильно угнетало.

— Становись!

Они быстро и четко построились, видимо сказывались вколоченные в авиашколе и отшлифованные до совершенства в ЗАПе навыки строевой подготовки. На Виктора уставились пять пар глаз, и в этих глазах настороженность смешивалась с надеждой и даже радостью, а любопытство с показным равнодушием. Пять пар глаз, пять человек, каждый со своим характером, своей жизнью, своей судьбой. У всех дома ждут матери, все надеются вернуться, выжить, победить. Виктор отогнал, так нежданно приваливший приступ сентиментализма, козырнул:

— Лейтенант Саблин, — представился он, — некоторое время буду вашим... инструктором. Имя, фамилия, — обратился он к правофланговому. — Какое училище заканчивали? Общий налет и налет на Яках.

— Вячеслав Морозов, — правофланговый, высокий, худой и носатый, вышел вперед. — Батайское авиационное училище. Налет семьдесят один час, из них на Яках семнадцать.

— Остряков Николай, — второй был еще юнец, долговязый, в грубых солдатских ботинках с обмотками. Лицо его, совсем еще по-мальчишески свежее, с легким пушком на щеках, выражало столько благоговения перед Виктором, что тому стало неудобно. — Борисоглебская летная школа. Налет пятьдесят три часа. На Яках одиннадцать.

— Ковалев Игорь, — третий щеголял в видавшей виды, выгоревшей гимнастерке, чем резко контрастировал на фоне своих, имеющих новенькое обмундирование, товарищей. Жидкие усы на его лице выглядели нелепо, лишь подчеркивая молодость их владельца, — Батайское авиационное училище. Шестьдесят шесть часов, из них на Яках девять.

— Ковалев..., — удивился Виктор, — а чего это у вас усы?

— Это для солидности, — Ковалев отчаянно покраснел, а его товарищи захихикали. — Командир уже сделал замечание, я сбрею.

— Абрамов Василий, — четвертый имел правильно-красивое лицо голливудской кинозвезды и белозубую застенчивую улыбку. — Сталинградское авиационное училище. Налет шестьдесят три часа, на Яках двенадцать.

— Лоскутов Илья, — пятый был невысокий и щуплый, и этим немного напоминал Рябченко. — Налет семьдесят часов, на Яках восемь. Закончил Батайское авиационное училище. — Голос у него оказался на удивление низким, басовитым, совсем не под стать такому тщедушному телу.

— Вот и познакомились. — Виктор вновь обвел взглядом замерший строй, — Скоро всех вас распределят по эскадрильям, прикрепят к ведущим. Будете заново сдавать зачеты, оттачивать технику пилотирования, взаимодействие. Но сперва, с вами буду заниматься я. Будем летать, будем изучать все то, что вам не рассказали в запасном полку и в училище. Сразу предупреждаю, что график занятий будет очень плотный. Легко не будет. Вопросы?

— Товарищ лейтенант, а когда мы в бой? — спросил Абрамов. — Сколько же можно учиться?

— Учиться нужно постоянно, как нам завещал товарищ Ленин! отрезал Саблин. — А в бой вам, надеюсь, не скоро. Чтобы вы там про себя не думали, но сейчас еще рано.

Ребята поскучнели. На их лицах легко читалось неверие.

— Ишь ты, — рассердился Виктор, — Аника-воины. Богатыри блин. Вы пока еще никто и звать вас никак. Налет в целых шестьдесят часов это конечно здорово, но для немцев вы мясо, отметки на руле направления, не более. Поэтому, чем вы больше впитаете знаний, чем лучше отработаете взаимодействие, тем больше у вас шансов выжить. Поэтому и придуманы все эти занятия. Ясно?

Он в очередной раз обвел глазами строй. Пять свежеиспеченных летчиков, в свою очередь, внимательно изучали его. Но как выбрать из этих пяти лучшего? Не имея возможности провести с ним учебный бой, не имея времени, чтобы погонять его по знанию теории, да и вообще узнать о человеке больше чем фамилия и налет. Нужно было что-то придумать. Тут Виктора осенило, он вспомнил свой второй в новой жизни вылет, когда на его "МиГ" заходил истребитель Шубина. Выставив перед собой руки, как если бы они лежали на органах управления самолетом, Саблин скороговоркой выпалил:

— Вы в горизонтальном полете. Скорость триста пятьдесят. Сзади водит носом мессер, до которого сто метров. Времени секунда. Ваши действия?

Строй молчал, новички непонимающе таращились на новоявленного и такого странного инструктора. Прошла секунда, пятая, десятая и лишь тогда Остряков понимающе захлопал глазами и, выдвинувшись, взялся за кисти рук Саблина.

— Прибрать газ, — сказал он и толкнул левую руку Виктора к его животу, — а потом ручку вбок и на себя. — И ногу еще можно дать.

— В штопор решил самолет загнать, да? — решил уточнить Саблин.

Остряков залился румянцем и утвердительно кивнул. Остальная молодежь загудела, предлагая свои варианты, но было уже поздно, Николай опередил всех. "Значит явно не дурак, — подумал Виктор, — умеет думать. Вот только налет мал. А с другой стороны, главное чтобы голова хорошо варила, а свое он еще налетает. Решено! Скажу Шубину, чтобы этого дал".

— Хорошо, — сказал Саблин, — принимается. А теперь, пожалуй, займемся самым важным на войне делом. В столовую шагом марш!

Глава 2.

— Ну как, полетим? — Ларин подошел к саблинскому "Яку" и замер пораженный. — Вот это да-а!

Русалка, "раскапотированная" Палычем, предстала во всеоружии. Калибр оружия повергал в легкий ступор любого неподготовленого.

— Ты еще здесь? — Виктор натянул шлемофон. — Давай к машине, через четыре минуты вылетаем!

— Командир, — заявил Ларин, — не трогаясь с места и не отрывая взгляда от русалки, — если тебя побью, то эту девку себе заберу!

— Размечтался, — фыркнул Виктор, — к машине бегом марш! И вазелин не забудь, пригодится...

Пара истребителей кружила в небе, гоняясь друг за другом. Ревели тысячесильные моторы, срывались с крыльев потоки воздуха, перегрузки вдавливали летчиков в сиденья. Однако, с земли это воспринималось иначе. С земли казалось, что в небе кружатся две жужжащие мухи и только опытный взгляд профессионала мог различить все нюансы учебного боя.

— Хорошо б-бьются, черти, — генерал-майор отвел взгляд от неба и посмотрел на стоящего рядом Шубина, — к-кто в небе?

— Лейтенанты Саблин и Ларин.

— Са-Саблин, — комдив прищурился, — с-седой такой? Как же п-помню. Тот, что за один д-день жениться успел? У которого голая д-девка нарисована?

— Так точно, он, — сразу ответил Шубин, — а второй Ларин, подарочек ваш.

Генерал молча кивнул и уставился в небо.

— Такое хамло, — кипятился комполка, — ему в приказе прибыть в полк шестого, а он опоздал на день. Нашел в селе молодку, медовый месяц тута устроил.

— Летчик с-сильный, — не отрывая взгляда от неба добавил генерал. — Товарищ N за него п-просил...

— Он у меня из под ареста не вылезет тута! — продолжал кипятится Шубин. — Сто грамм не увидит, ему чай за праздник пойдет. Я его научу тута...

— П-правильно! Надо воспитать. П-поможем! — поддакнул генерал и тут же сменил тему. — П-про Баранова слышал? Командира семьдесят третьего?

— Сбили его позавчера, — Шубин пожал плечами, — подробностей нам тута не доводили.

— Летчику его, Соломатину, Г-г-героя дали. Отмечали всю ночь. А утром ему лететь, п-пешки на Сталино п-прикрывали. Вот его мессера и п-подрезали. Так что с-смотри мне.

Генерал вновь уставился в небо. Там, к тому времени, один из истребителей захватил преимущество по высоте и теперь яростно атаковал второго, вынуждая его спускаться все ниже и ниже.

— Ишь ты, — сказал комдив, — на вертикалях п-п-переиграл. М-м-молодец! Кто это?

— Саблин, — Шубин лишь мельком глянул в небо, — его двадцатьчетверка выше. Мой ученик, еще в сорок первом тута со мной ведомым летал.

Генерал одобрительно цокнул языком.

— Кстати, — Шубин решил воспользоваться моментом, — у меня из командного состава не хватает штурмана второй эскадрильи. Вот думаю, может Саблина поставить на эту должность? Летчик он хороший, — комполка показал вверх, — в полку его уважают...

— С-саблин х-х-хулиган, — Генерал поморщился, — это он з-зимой твоего П-пруткова убить х-хотел?

— Прутков не мой, Прутков вообще мудак, — не очень дипломатично ответил Шубин. — На той неделе приносил тута на себя наградную. На подпись. В полку тута, у заслуженных летчиков наград меньше чем у начштаба. Как так? А с Саблиным у него личные мотивы. Живут тута как кошка с собакой.

— Х-хватит! У меня в-ваши с П-прутковым дрязги в-вот где, — Комдив чиркнул большим пальцем себе по горлу. — С-скоро обоих сниму к чертям с-собачьим... Про Саблина твоего п-подумаю. Хотя... х-хорошая идея. В тридцать первом гвардейском должность замкомэска тоже вакантная, — он усмехнулся, глядя как вытянулось у Шубина лицо и снова сказал, — П-подумаю.

День, забитый учебой под завязку, заканчивался. Остались позади длительные занятия по тактике, набившие оскомину, многократные тренажи на земле и нудные предполетные инструктажи, разбавленные учебными полетами. Впрочем, короткие минуты, проведенные в небе, вновь сменялись разборами полетов, инструктажами, тренажом и лекциями. Полк готовился к боям, натаскивая молодежь, слаживая подразделения. С аэродрома возвращались пешком. Дорога от аэродрома, сплошь зеленая от разросшегося спорыша, была мягкой. Недавний дождь прибил всю пыль, освежил воздух, и идти было легко и приятно. Легкий ветер шумел листвой, нагоняя прохладу и остужая натруженную за день голову.

А поработать Саблину в последние две недели пришлось основательно. Каждый день, по шесть часов с молодыми пилотами, плюс общеполковые занятия, плюс проблемы собственного звена. Ну и бесплатным приложением — обилие канцелярской работы. В общем, в последние дни свободного времени у него почти не оставалось. И то, что сегодня удалось вырваться пораньше, было очень приятной неожиданностью. Он шел по мокрой узкой тропинке, улыбаясь своим мыслям. Следом, цыплята за наседкой, выстроилось все его звено: задумчивый Рябченко, шел за Виктором след в след, стараясь ни в воздухе, ни на земле не отставать от своего ведущего. Ларин чуть приотстал и ежесекундно оборачиваясь, рассказывал что-то Острякову.

Как Шубин и обещал, оба они оказались у Виктора в звене. Оба пришлись "ко двору". Молчаливый, спокойный, Остряков и шебутной Славка Ларин, вечно ищущий приключения и находящий неприятности. Он вообще в некотором роде был уникальный человек: в первый день пребывания в полку умудрился оказаться под домашним арестом, и этим же вечером, человека подозрительно похожего на Ларина видели в кино, а после у дома одной красивой, но морально нестойкой молодухи. Палыч выразился про него кратко и ёмко: — "Прохиндей, наплачемся с ним!"

Так и вышло. Шубин от вида Славки зеленел и стачивал от злости зубы, Прутков наоборот, почему-то возлюбил как родного сына. А крайний был Виктор, регулярно получающий по голове за Славкины залеты. Он потом отыгрывался на Ларине, но тому было как с гуся вода. Но вообще, Славку в полку полюбили. Он был добрый, веселый, любитель песен и розыгрышей, ради красного словца не щадящий никого. И к тому же летчик от Бога. Жаль, что к занятиям по тактике он относился с явной прохладцей, без энтузиазма.

Зато радовал Остряков. С ним Саблин тогда здорово угадал — парень схватывал все буквально на лету, весьма недурно пилотировал и, в общем, подавал надежды. Жаль, что с таким ведущим как Ларин, выжить ему будет не просто...

Соломин обогнал растянувшееся змейкой звено, нагнал Виктора и весело ухмыляясь, протянул несколько ранних, еще неспелых черешен.

— Вкусная штука, — сказан он, выплевывая косточки, — я и не знал, что такое тут растет. Девчонки наши где-то промыслили. Слыхал новость? Наш полк переводят!

— Да иди ты, — не поверил Саблин. Рябченко навострил уши.

— В штабе шептались, — обиделся Лешка, — я слышал. Вот только еще неизвестно куда.

— Вот бы на Кубань, — размечтался Колька, — там сейчас самые бои...

Саблин и Соломин посмотрели на него как на опасного душевнобольного.

— Тяжелый случай, — сказал Лешка.

— Пациент нуждается в амбулаторном лечении, — добавил Виктор.

— Чего вы? — удивился Колька, — вон, вчера же, замполит рассказывал. Немцев там лупят и в хвост и в гриву, а мы тут штаны протираем. Раз в неделю вылетаем на перехват и то... — после того как Николаю засчитали сбитого Юнкерса, он рвался в бой. Известия о воздушных боях на Кубани, появляющиеся в прессе заметки об отличившихся в этом сражении летчиков, влияли на него словно звук боевой трубы на старого рыцарского коня. Он едва не рыл землю копытом. Вдобавок ему до сих пор задерживали присвоение офицерского звания, что, при обилии новичков — младших лейтенантов, сделало его немного нервным.

— Вчера читал, — добавил Рябченко, — что капитан Покрышкин сбил десять самолетов. За три недели боев, представляете? Уж ты бы, командир, насшибал никак не меньше...

— Покрышкин, — Виктор задумался, — гм. Интересно.

— Ты его знаешь? — удивился Лешка.

— Ну как сказать. В марте сорок второго мельком видел, когда их полку МиГи передавали. У меня тогда сбитых больше чем у него было. Хе. Силен мужик, столько наколошматить. А ты, Коля, не боись. На твой век войны хватит. Хлебнешь еще через край, — успокоил ведомого Виктор.

— Я не боюсь. Я только понять не могу. Там народ сбивает, а мы тут сидим.

— Надо пополнение в строй ввести, — пояснил Соломин, — думаешь, чего уже вторую неделю занятия идут? Полк к боям готовят. Потери-то большие были.

Новость о Покрышкине не шла у Виктора из головы. Получается, что известный в его прошлом ас, становится знаменитым и в этом мире. Та может это и есть тот самый мир? Или нет? Ответов на эти вопросы пока не было...

...Штабные, как водится, наврали. Полк никуда не перевели. Его просто перебазировали в другое место — километров на пятьдесят ближе к Ростову, на прифронтовой аэродром неподалеку от Новошахтинска. Раньше это было колхозное поле, но затем его укатали и засеяли травой и из всех, ранее встреченных Виктором военных аэродромов, этот оказался самым ровным и просторным. Он был уже прочно обжит. В рощице, расположенной у западной оконечности летного поля, проглядывали укрытые маскировочными сетями "Илы" штурмового полка. Штурмовики были здоровущие, с широко разнесенными тумбообразными ногами и горбатыми спинами. На их фоне юркие "Яки" казались маленькими и хрупкими.