Идущий сквозь миры (Продолжение)

— А ну, пошел прочь, пес! — с презрительным криком из-за спины мальчишке вдруг прилетел хлесткий удар плетки от молодого пышно разодетого всадника, что направил своего жеребца прямо на толпы людей. — Отребье вонючее! Развелось, не пройти пешком, ни проехать конным! Прочь! Прочь с дороги!

Толпа перед всадником мгновенно расступилась, отхлынув подобно морским волнам от берега. Лишь скрючившийся от боли мальчишка со своим коробом с пирожками замешкался и остался на пути хохотавшего разодетого хлыща и его вороненного жеребца. Сверкнуло железо копыт и вскрикнувший продавец пирогов был отброшен в стенку деревянного прилавка, где и затих в ошметках раздавленных пирожков.

Вдруг лежащее тело дернулось. Неловко подогнулась нога, потом рука. Вот дрогнули веки и мальчик открыл глаза. Через какое-то время он с выражением крайнего удивления, начал вертеть головой по сторонам.

— Б...ь..., жив! — он зачем-то вытянул перед собой ладони, потом стал похлопывать ими по груди, ощупывать лицо. — И, черт его дери, пацан! — головой же продолжал вертеть по сторонам, словно ни чего вокруг не узнавал. — Куда я опять попал?

Да, это был я! Это был я, Денис Антонов, вновь выброшенный в непонятное время и непонятное место!

— Хей, малшик! — вдруг моего плеча что-то коснулось; повернув голову, я увидел кончик трости почти у самого своего носа. — Малшик! Ты есть хороший работник! Гут!

Рядом со мной стояла странная фигура, внешний вид которой был совсем не похож на запомнившийся мне облик бояр и дворян Ивана Грозного. Высокий статный мужчина был, о, Боже, безбород! На нем сидел богато украшенный камзол с несколькими рядами ярко надраенных бронзовых пуговиц, доходивших до широких ярко красных отворот. На ворот камзола спадали тщательно завитые кудри светлых волос или парика.

Не менее странно был и вооружен этот человек. Вместо привычных мне слегка изогнутых сабель, а то и мечей, у его пояса висели ножны то ли с палашом то ли со шпагой.

— Я Франц Лефорт, — скаля крупные чуть желтоватые зубы, дружелюбно пролаял он с таким видом, словно имя его должно быть знакомо едва ли не каждой собаке. — Мне потребен хороший малшик для службы.

Видит Бог, в первые мгновения я заподозрил этого человека в чем-то очень нехорошем. Этот его странный, напоминающий немецкий акцент, его то ли чулки то ли гольфы, в добавок длинные кудри не слабо напугали меня. Правда, ошибку свою я осознал почти сразу же.

— Ты стать настоящий зольдат, кароший зольдат. Разве тебе это нравиться? — он Лефорт презритель указал на валяющиеся вокруг раздавленные пирожки. — Его величеству Петру Алексеевичу нужны карошие зольдаты. Ты есть учиться стрелять … пуф — пуф фузея и получать много — много серебряный пфенниг. Только что пытавшийся встать на ноги я бессильно повалился обратно. Теперь-то до меня дошло, куда очередная картина забросила мою грешную душу. «Б...ь...! Конец XVIII в.! Здравствуй, свет Петр Алексеевич со своими войнами! Опять...».