Откуда-то он знает, что нужно делать. Надо всего лишь пожелать, и выбранный цвет будет твоим. Только один? Нет, он может принять хоть их все. Но вот хочет ли? Безусловно, фиолетовый, белый, оранжевый и зелёный — его цвета. Повинуясь желанию, они летят навстречу, соединяются с ним, соединяются друг с другом и становятся цветами его магии. Но вот чёрный...
Гарри замирает. Чёрный, угрожающий цвет спокойно парил перед ним, не навязываясь, не грея, не поддерживая, холодный, горделивый — словно говорит: "Я могу и без тебя, мальчишка". Он может выбрать его — а может и отвергнуть. Как там говорил дедушка? "Цвет магии — это не повод считать волшебника злым. Тёмный маг может быть добрым. Светлый маг — злым. Давным-давно на своём опыте я убедился в этом". Но говорил он и другое: "каждая магия по-своему опасна. Тёмная магия — опасна вдвойне, в первую очередь — для самого мага".
Гарри Поттер неуверенно смотрит на черноту, переливающуюся на сером фоне. Потом спрашивает:
— Ты же не причинишь мне вреда?
Чернота насмешливо колышется:
— Если будешь осторожен, — таким мог бы быть ответ, умей цвет говорить.
— Тогда я принимаю тебя.
И чёрный растворяется в нём. Остаётся только... серый? Окружающая серость — она ведь тоже цвет! Абсолютно ненаправленная, ничем не сформированная, магия, принадлежащая каждому волшебнику, каждому магическому существу, даже каждому живому существу — такой она была. Серый цвет не надо было принимать. Он всегда был вместе с ним. Стоило это осознать, как серость исчезает, унося с собой бодрствующее сознание.
Альбус Дамблдор наблюдал, как магия покинула Гарри, чтобы взвиться вокруг него невидимым обычным взглядом коконом. Пять цветов. Вместе они составляли тёмно-фиолетовую ауру. Если фиолетовый, как догадывался директор Хогвартса,— это его влияние, то тёмный оттенок...
И вот сейчас пятицветное сияние кружилось в сером ореоле. Вот четыре цвета втянулись, а фиолетовый перекрыл собой остальные. Осталась чернота. Альбус не знал, что выберет мальчик. Пожалуй, любой его выбор будет верным. Когда чёрный цвет втянулся в ауру, затемняя её, Дамблдор осознал, что Гарри сделал свой выбор и что ему предстоит один серьёзный разговор.
Год спустя.
— Тёмная магия... — вздохнув, произнёс Дамблдор. — Тёмная магия — древнейшее искусство, Гарри. Древнее магии светлой и, в чём-то, могущественней неё. Можешь дать определение тёмной магии из книг, которые прочёл?
— Конечно, дедушка, — уверенно ответил Гарри. — Тёмная магия — это магия, прямо причиняющая вред человеку против его воли.
— Человеку? — приподнял бровь старый маг.
— Телу или душе человека, — уточнил Гарри. — А это важно?
— Очень, — Дамблдор смотрел в камин, и языки пламени поблёскивали на его очках. — Видишь ли, мальчик мой, любая магия, направленная на человека, меняет его. Я могу поднять тебя "вингардиум левиоса". При этом, разумеется, я повлияю на тебя, на твоё расположение. Я могу оглушить "ступефаем". При этом я тоже повлияю на тебя, даже — против твоей воли. Но я всего лишь отброшу и лишу сознания, ничего больше. Тёмная же магия... Назови любое тёмное заклинание.
— "Авада Кедавра"?
— Это уже не просто тёмное, это — чёрное заклятие. Чёрная магия — это та тёмная, что меняет и душу заклинателя.
— Что делает "авада" с душой жертвы? — тихо спросил Гарри. Он уже знал, как погибли его родители. Именно это заклятье. Зелёный луч, зелёная вспышка... Она приходила к нему во снах — но Гарри не рассказывал об этом дедушке. Он знал и так.
— Остановка нервной деятельности. Всей, — тяжело произнёс Альбус. — Одновременно с этим душа исторгается из тела и отсекается навсегда. Но, думаю, нам пока стоит оставить эту тему. Чёрная магия — отдельный разговор. Приведи пример просто тёмного заклинания.
— "Секо"? — не сразу ответил Гарри, пытающийся избавиться от навязчивой картинки — зелёной вспышки и крика своей матери.
— Да, "секо". Заклятье, наносящее сильную рану. При должной силе может даже разрезать насквозь. Эти чары несут особую, тёмную энергию. Тело человека упорно сопротивляется прямому разрушению. То же "диффиндо" нанесёт лишь маленькую ранку. Его энергия нейтральна, и человек успешно сопротивляется ей. Энергия "секо" специально такая, чтобы эту защиту преодолевать.
— Деда, а как же "конфундус"? Или "петрификус тоталус"?
— Для первого требуется много сил, и оно относится к магии разума. Магия разума, менталистика — более тонкая, она не вредит сама собой — она делает это через другой... пласт реальности. Это будет удар не магией, а своей волей через магию. Второе... Второе не наносит вреда, оно мягко обходит защитные барьеры противника, но энергия его — не разрушительная. Более того, созидательная — тело мага под "петрификусом" почти не поддаётся слабой магии. "Петрификус тоталус" — это светлая магия, как бы это ни было удивительно.
— Хорошо, а как тогда быть с "фурункулюс"? — нашёл Гарри неопровержимый пример — магию, вызывающую на теле целую кучу нарывов. Когда Гарри рассматривал живую иллюстрацию в книге, его едва не стошнило!
— Никакого вреда, — улыбнулся Дамблдор. — Капелька неприятных ощущений, немного менталистики, чтобы их усилить, и видимость. Аналогично дело обстоит с большинством атакующих чар: менталистика, простые физические воздействия, видимость. Даже трансфигурация человека — это всего лишь видимость, иллюзия, но иллюзия высшего качества, как, впрочем, и любая обратимая трансфигурация. Тёмная же магия — это вред, исцелить который далеко не всегда легко.
— И только? — Гарри был разочарован. Тёмная магия представлялась чем-то сложным, таинственным, пусть и опасным.
— Я привёл общепринятую точку зрения, — невозмутимо сказал старый волшебник. — На самом деле всё обстоит гораздо сложнее. Тёмная магия — это определённый тип энергии. Её очень удобно использовать для боевых заклинаний, разрушающих энергетику. Это и защитные чары, и боевые. Также тёмная магия используется для проклятий. На этом большинство тёмных магов и останавливаются.
Гарри молча ждал продолжения — за столько лет общения с Альбусом он научился внимательно слушать и подмечал, когда дедушка закончил — а когда осталось что-то ещё.
— Теоретически тёмная магия может быть направлена на созидание, — продолжил Дамблдор. — Но это всё равно, что разрушать магией светлой. Чаще всего — бессмысленная трата сил, — ещё одна пауза.
— Изменения, — не выдержав, вставил Гарри.
— Всё правильно, — подтвердил Альбус, довольно улыбнувшись. — Изменения. Тёмная магия способна менять в самых широких пределах, как и магия светлая. Бессмысленно применять тёмную магию для изменения неживого — здесь нейтральная будет более эффективна, ведь она действует, сливаясь с предметом, подменяя его суть, в то время как тёмная будет насильно эту суть искажать, наталкиваясь на ожидаемое сопротивление. Зато тёмная способна на то, что непосильно светлой и сложно нейтральной — изменение живых существ, в том числе — человека.
— Но это же...
— Незаконно? — риторически спросил Альбус. — Да. Опасно? Да. Сложно? Очень. Но это, пожалуй, одни из самых величайших чудес магии, чудес злых и чудес добрых. Оборотни. Вейлы. Русалки. Вампиры. Вот они, плоды тёмной магии! Принадлежать одной из магический рас — это и дар, и проклятие. Очень сложно сделать дар, не взяв чего-то взамен. Теперь ты осознаёшь, Гарри, насколько могущественна тёмная магия? Её сила — это не только смертоносные чары, с лёгкостью разрушающие замки и уносящие жизни. Её сила — это и тонкое, едва заметное волшебство, которое обращает человека в магическое существо.
— Ты будешь учить меня тёмной магии, деда? — тихо, с едва заметным предвкушением в голосе, задал вопрос мальчик.
— Нет, Гарри. В тёмной магии я откровенно плох. У тебя будет другой учитель.
Глава вторая: другой учитель
Они встретились в небольшом горном монастыре в Гималаях. Монастырь был уникален тем, что в нём жили, медитировали и постигали сущность бытия совместно маги и магглы, причём первых было даже больше. Впрочем, это ни смущало ни тех, ни других — волшебством в монастыре пользовались редко, в почёте была простая физическая работа.
— Я не могу себе представить тебя, поднимающей из колодца воду и несущей её в горы без магии, — развёл руками маг в пурпурной мантии с длинной ухоженной бородой. Альбус Дамблдор с ноткой веселья удивлялся рассказу своей собеседницы.
— Я не рассказывала тебе о родине, — сухо констатировала та.
На вид ей было лет тридцать. Сколько же на самом деле? Сама она обычно отмахивалась: не считаю, мол, годы. И тут Альбус был готов поверить: годы считать было попросту не в её духе. Невысокая, смуглая, черноволосая с резкими, хищными движениями, она была совсем не похожа на всех южанок, которых только встречал Дамблдор, и лёгкий акцент был неузнаваем. Неизменная маггловская кожаная куртка, которая была на ней в любую погоду и время года, только подчёркивала не очень-то скрытую агрессию, которой ожидал от неё каждый встречный. Ох и смеялся Альбус, когда она недоумевала, почему её так часто боятся при встрече! Как можно не бояться, если она кажется отравленной иглой, которую коснёшься ненароком — и умрёшь в мучениях?
— Никогда, — подтвердил Дамблдор. Она вообще не очень-то любила личные темы — что свои, что чужие. Социальность никогда не была её сильной стороной, и это ещё мягко сказано.
— На родине предпочитали специализированные ритуалы, — сказала она. — Маги-воины сосредотачивались на боевых ритуалах, слуги — на бытовых. Не было времени учить чужую область. Мы делали всё руками, когда слуги гибли.
— Шла война? — мягко уточнил Альбус.
— Война вечна! — отрезала собеседница. — Мирное время — только повод лучше подготовиться к следующему бою.
— Такой взгляд на мир и делает войну вечной, — заметил Дамблдор.
— И такой же взгляд приводит к величию, — ухмыльнулась она. — Пусть недолгому, но триумфу, когда ты на вершине, когда враг сокрушён, покорён, склоняет перед тобой голову. Тебе ведь знакомо это чувство, ученик?
— Но я не одобряю, — покачал он головой.
— Безусловно. Война вечна — но надоедает, истощает даже не силы, а душу, — она отвернулась и уставилась в такое огромное ярко-голубое небо. — Такие, как ты, однажды изменят природу людей — может, и войну отменят. Зачем звал? Я только недавно пришла в себя и начала наводить контакты — пятьдесят лет медитации, знаешь ли, даром не проходят.
— Зачем так много? — уже серьёзно удивился Альбус.
— Самопознание, гармония и дальше по списку, — хмыкнула она. — Доживёшь до двухсот, поймёшь, зачем. Итак?
— У меня появился ученик, — осторожно начал Дамблдор. — И у него талант к тёмной магии.
— Как интересно, — прищурилась она. — Не Гарри ли Поттер?
— Уже слышала?
— Гарри Поттер, Волдеморт, "мальчик-который-выжил", новейшая история Магической Англии, — пожала она плечами. — Вхожу в курс дел потихоньку. Смотрю, я упустила интересную заварушку, пока занималась собой.
— Помнишь наш разговор о статистике?
— Угасание магического дара? Я провела Великий Ритуал Познания — нам это не грозит, — ответила она. — Ты, вижу, тоже?
— Нам — не грозит, но всем остальным, всему волшебному миру...
— Тебе есть до него дело, — констатировала она. — Мне — не очень. Волшебных миров не один и не два, а без магии здесь станет немного спокойней, не находишь? Магия — это всегда война.
— Я хочу сохранить наш мир, — они встретились взглядом — и Альбус привычно встретил вызов тёмно-карих глаз. — Я изменил магический дар Гарри.
— Хм, — только и сказала она. Взгляд глаза в глаза на секунду стал и мысленным контактом. Она поняла. — Интересное решение. И ты хочешь, чтобы я его обучала?
— Именно так, учитель, — и отметил, что невольно подхватил отрывистый стиль её речи.
— Ты знаешь мои методы, — она разорвала контакт первой и вновь утонула взглядом в бесконечных небесах. — И ты пришёл вовремя — сейчас я поспокойнее.
— Рад, что ты согласилась, — легко улыбнулся он.
Они простояли ещё полчаса, без слов, без лишних движений — просто смотря на небо и горы. И после этого созерцания на душе у Дамблдора воцарился настоящий медитативный покой — и он задумался, какое же пламя должно было гореть у неё в душе, чтобы пять десятков лет его слегка лишь укротили?
Месяц спустя.
— Повтори! — раздался привычно жёсткий голос учителя.
— Делерет! — рука, направленная на каменный валун, чертит в воздухе петлю ритуала усиления. Невидимый обычному взору, но вполне явный для того, кто прошёл Ритуал Полного Слияния, сгусток тёмной магии летит в цель. Камень трескается и распадается горой щебня.
— Неверно, — строго прокомментировала женщина со столь яркой, непривычной Гарри внешностью. Южной — так назвал её дед. — На чём ты сосредоточился?
— На образе разрушения, — заметив предупреждающий взгляд учителя, Гарри поправился. — На разрыве химических связей.
Недоверчивый хмык.
— Легилименс.
Гарри попытался защищаться, но тщетно. В конце концов, на этом поле победить её не мог и дедушка, по его словам.
— Ясно, — задумчиво произнесла женщина. — Преобразование энергии идёт немного не так. Без палочки правильно у тебя получаются только простые заклинания. Сложные надо адаптировать индивидуально. Пора бы тебе купить свою волшебную палочку.
— Палочку? — переспросил Гарри. — Кажется, ученики Хогвартса покупают палочки примерно в это время?
— Всё равно, — отмахнулась женщина, задумчиво глядя на остатки валуна. — К Олливандеру обращаться не стоит. Нам нужен особенный проводник.
— Почему особенный, учитель Атика?
— Твой проводник не должен вызывать привыкания, — молвила та. — Ты же не хочешь разучиться творить магию без палочки?
— Конечно, нет!
— Тогда идём. Берись за руку.
— Альбус!
— Атика? — старый маг смотрел на неё, в который раз удивляясь, как хорошо она выглядит в таком возрасте. Ещё один секрет, шкатулку с которыми Атика напоминает.
— Скажи мне, кто для тебя Гарри?
— Внук, — без заминки ответил Дамблдор. — Ученик. Возможно, преемник.
— Как я и думала. Преемник. Альбус, ты сознаёшь, что это — не его путь?
— Возможно, — расплывчато ответил он. — Но есть ещё пророчество Трелони. Я рассказывал подоплёку дела.
— Пророчество... — усмехнулась Атика. — Все пророчества — прах.
— Это истинное пророчество, — покачал он головой. — Все условия соблюдены, все признаки присутствуют.
— Все пророчества — прах, — с той же интонацией повторила она. — Все, Альбус. Пророчества лишь направляют события, не более того. Достаточно сильный человек опрокинет любое предсказание, будь оно хоть трижды истинным. Для этого совсем не обязательно быть магом — достаточно избрать иной путь и следовать ему.
— Ты уверена в своих словах? — в чём Дамблдор не сомневался, так это в способности Атики разбивать любые преграды.
