— А теперь перейдем к главному, — грубо дернув меня к себе, почти впечатав в свое тело, Барон неожиданно нежно попросил: — Не бойся. И постарайся не вырываться.

Постарайся не вырываться... Х-х-хороший совет, ничего не скажешь.

— А нельзя как-то по-другому из меня жизнь тянуть? — пробормотала я, покорная его руке, запрокинув голову, но старательно отворачиваясь от прохладных губ. Я не вырывалась, как меня и просили, но и безропотно мириться с происходящим не собиралась.

— Можно, — выдохнули мне в висок, — но зачем отказывать себе в маленьком удовольствии?

Ответить на это мне было нечего.

Я стояла на холодном полу, в одной ночной рубашке, прижатая к самому настоящему чудищу, утратив возможность даже просто отвернуться — запутавшиеся в моих волосах пальцы Барона надежно фиксировали мою голову. А этот улыбался.

— Ты же добрая девочка. Ты хотела мне помочь, — мягко напомнил он, и тусклые отсветы тонкого полумесяца горели в его зрачках.

— Ошибку свою осознала и во всем раскаялась. Правда! Больше никогда и никому не буду помогать! — обережное кольцо предостерегающе нагрелось, по ободку скользнула одинокая искра.

Тихий смех был моей наградой за честность.

Барон склонился ко мне, с жутковатым голодом прижавшись к моим губам. И тут же отпрянул, тихо ахнув.

— Это еще что такое было? — возмутился он, но я, чувствовавшая только теплое дыхание и легкое прикосновение к своим губам, точно не могла ему ничего объяснить. Не дождавшись ответа, он выдохнул. — Хорошо, попробуем еще раз.

Я не сопротивлялась, мне и самой было интересно, что случится. Не просто так же он от меня отшатнулся...

Барон повторно склонился ко мне, прижался к губам, дернулся и тут же отстранился. Ругнулся непонятно, попытался еще раз. И его еще раз тряхнуло.

И только тут до меня начало доходить...

— То есть бычья кровь и защитный контур вас не сдерживают, а магия ведьм — очень даже? — задумчиво пробормотала я, и... да, каюсь, голос мой дрожал от едва сдерживаемого ликования.

Улиса уделала самого Полуночного Барона.

— Повтори-ка, — угрожающе потребовал он.

И я, разумеется, промолчала, ругая себя за то, что вообще рот открыла.

— Значит, не хочешь говорить? — он был раздражен, но не зол и вместо того, чтобы свернуть мне шею и напиться всплеском посмертной силы, разжал объятия и, теребя кончик моей косы, внимательно смотрел. Просто смотрел, и все.

И пусть выглядело это жутко, но... я вполне могла это терпеть. При ближайшем знакомстве Барон оказался совсем не таким страшным, как о нем говорилось в легендах.

Чудище то еще, конечно, но было в нем что-то неуловимо человеческое...

— Послушай меня, моя строптивая прелесть, все ваши глупые обряды с животной кровью призваны успокоить вас. Меня не собьет со следа и не остановит на пороге размазанная по косяку свиная кровь. И зарытый под порогом палец мертвеца тоже. Но я понимаю ваши попытки защитить себя и принимаю их, а знаешь, чего я никогда не приму? — он говорил, и с каждым словом голос его становился все глуше, чтобы взорваться тихим, угрожающим рычанием в момент, когда я меньше всего этого ждала. — Что мою собственность попытаются у меня забрать!

Я вздрогнула, отшатнулась и тут же была схвачена, сжата и впечатана в невменяемого психа. Правильно говорят о Высших — умом они тронулись. Рожденные смертью этого мира, вышедшие из разлома, они просто не могли быть нормальными.

Но мне все равно стало обидно. Засыпала я вполне самостоятельным, совершенно свободным человеком, а посреди ночи вот стала вещью.

Собственностью.

— Имя ведьмы? — глухо спросил Барон.

Я молчала. Упрямо и как-то злорадно.

— Девочка моя, позволь тебе кое-что объяснить, — меня ощутимо передернуло и от этого отвратительного "девочка моя", и от угрожающих интонаций, проскользнувших в его голосе. — Я все равно узнаю, кто это сделал, и лишь от тебя зависит, будет ли тебе больно.

Но я-то знала, что Улиса ведьма опытная и следов после себя не оставляет, а потому, осмелевшая от осознания, что убивать меня не будут, нагло предложила:

— Можете попробовать.

А вот о том, что Барон — Высший, почему-то забыла.

Зря.

— Глупая, — с сожалением вздохнул он.

В то же мгновение меня выгнуло от боли. Ощущение было такое, будто кто-то поджег мне кровь и теперь по венам бежит огонь, медленно прожаривая изнутри.

Я хрипела и подергивалась в его руках, неспособная даже стоять. Кровь горела.

И лежать бы мне на полу, если бы меня не поддерживал Барон, терпеливо снимая магический слепок.

Длилось это несколько секунд, хотя, казалось, минули часы, и, придя в себя на руках у хмурого чудовища, я очень удивилась, что за окном все еще ночь.

— Стоило так упрямиться? — с укором спросил Барон, не спеша меня отпускать.

— Я... — голос дрожал и не слушался, пришлось замолчать, чтобы клокочущая внутри и набирающая обороты истерика не вырвалась наружу.

Меня только что просканировали. После этого меньше всего хотелось, чтобы наше внезапное тесное знакомство с Бароном стало еще ближе. Плакать я себе даже перед родителями не позволяла лет с тринадцати, уверенная, что все эти проявления слабости — слишком личное и не для чужих глаз.

Но сканирование резерва и проверка всех магических вмешательств в ауру — тоже личное, а этот взял и без разрешения сунул нос в самое сокровенное...

— Закрой глаза, — посоветовал Барон.

Чего от меня хотят, поняла я не сразу. А потому, когда все вокруг заполнил лунный свет, замешкалась и после долго смаргивала белые точки, плавающие перед глазами. Перемещение в лунном сиянии оказалось достаточно неприятной вещью для неподготовленного человека...

Ночью гостиная Улисы выглядела мрачновато. Особенно сейчас, когда Барон, словно играючи, вскрыл защиту дома (а защита у Улисы была отменной, не чета моей) и с невозмутимым видом осматривался.

Стоял он посреди гостиной, рядом с низким столиком из черного дерева, продолжая держать на руках меня, оглушенную тонким писком поврежденного защитного плетения. И мне с такой высоты было прекрасно видно, как замерзает пол, а на щегольские ботинки из мягкой кожи медленно наползает корочка льда...

Барон ругнулся, топнул ногой, и все прекратилось. Защитная магия больше не пыталась его сдержать, писк оборвался.

В дверях, держа перед собой руку с проскальзывающими между пальцев искрами, появилась взбешенная Улиса.

По подолу ее кружевной сорочки пробегали зеленые всполохи, на растрепанных рыжих волосах плясали язычки пламени. И глаза ее угрожающе горели зеленым огнем. Ведьма была в полной боеготовности, прекрасна и устрашающа одновременно... А потом она встретилась взглядом с Бароном, и огонь потух. Медленно опустив руки, Улиса несколько секунд стояла, пошатываясь на ослабевших ногах, боролась с собой, но все равно рухнула на колени, униженно преклоняясь перед Высшим.

— Ведьмы, — покачал головой Барон, не считая нужным скрывать свое пренебрежительное отношение. Снисходительно добавил: — Люблю ваше племя.

Улиса продолжала лежать на полу, напряженная спина ее чуть заметно подрагивала. Ведьма чувствовала силу Высшего и не могла ей противиться. В отличие от меня, например. Я ничего такого не ощущала и на Улису смотрела с сочувствием.

Барон, гадская его натура, решил сразу прояснить важные вопросы и, не стесняясь, обрушил на Улису всю свою мощь... или не всю. Судя по тому, что она все еще дышала, Полуночник великодушно сдержался. Проучил ведьму, но не причинил ей особого вреда.

— Не надо, — прошептала я, напряженно глядя на распластанную на полу ведьму. Даже понимая, что моя просьба для Барона ничего не значит, смолчать не смогла.

Как ни странно, мучить несчастную и дальше он не стал.

— Поднимайся, — велел сухо, и Улиса перестала дрожать.

Медленно, с трудом, она встала на подгибающиеся ноги и тут же чуть не рухнула обратно, услышав властное:

— А теперь сними с нее свою защиту.

— Но я... — Улиса выглядела смятенной и непривычно молодой. Почти девочка. Напуганная, растерянная, очень несчастная.

— Ты — самонадеянная дура, — жестко припечатал ее Барон, — сделала все, чтобы защиту невозможно было взломать без вреда для ее здоровья.

Меня встряхнули, предлагая ей внимательнее присмотреться к жертве опасных ведьмовских экспериментов.

— Мою защиту в принципе невозможно взломать, — вскинулась Улиса, и на одно короткое мгновение на смену напуганному ребенку пришла та самая уверенная в себе вредная ведьма.

Промелькнула в голосе, взгляде и уязвленно поджатых губах и исчезла, сметенная спокойным:

— Я нашел три возможности вскрыть защиту. К сожалению, ни один из вариантов нельзя назвать безопасным.

Поймав виноватый взгляд Улисы, я тяжело вздохнула, со странным чувством осознавая, что защита ее от Барона меня таки не спасет... Хотя, судя по всему, от него вообще ничего не спасет.

Сомнительной удачей с большой натяжкой можно было бы, конечно, считать то, что мои кровно заработанные денежки, потраченные на эту ненадежную защиту, Улисе придется вернуть. Профессиональная ведьминская гордость не позволит ей оставить их себе.

Улиса возилась долго. Периодически с ужасом поглядывая на Барона, устроившегося у окна. В лунном свете он казался нереальным, но все равно очень жутким.

Ведьма была впечатлена и, подозреваю, уже не хотела знать, как целуется это Полуночное чудовище.

Я тоже совсем не хотела этого знать и вообще не хотела иметь дел с Высшим, но Барон, не отрываясь, следил за нами, и предвкушающий взгляд его страшных глаз обещал мне много неприятных минут.

Стоило Улисе закончить, как меня вырвали из ее похолодевших рук, резко крутанули и прижали к себе, вжимая мою голову в жилет на груди. Лбом прямо в маленькую острогранную пуговицу, выточенную из черного агата.

Я не успела даже пискнуть, когда перед глазами засеребрилось ослепляющее сияние открываемого перехода.

Ведьма сдавленно охнула, когда Барон вместе со мной растворился в лунном свете прямо у нее на глазах.

И стоило нам только вернуться обратно на мою кухню, как я услышала проникновенное:

— Дорогая, постарайся больше меня не расстраивать

Сказано это было очень внушительно, я прямо весь ужас своих неприятностей прочувствовала, что ждут меня, если вдруг я буду иметь глупость еще раз расстроить Барона.

А ведь счастье было так возможно... целая неделя покоя. Неделя! Ну как он меня нашел?

Хотя вопрос, конечно, риторический. У Высших столько талантов, что простым смертным вроде меня и не снились.

Наверное, мне вообще стоило радоваться, что чудовище у нас одно, и оно не хочет меня убивать.

На самом деле нам всем очень повезло: после разлома мира наш остров оградила естественная защита, преодолеть которую было довольно сложно. Потому жили мы достаточно мирно, притесняемые лишь Полуночным Бароном... и жрецами Многоликого.

На материке же дела обстояли куда как печальнее. Там, помимо выбравшихся из разлома монстров, почитаемых за богов, появились еще и обычные чудища вроде хейзаров. Человекоподобные, но жуткие создания официально считались детьми одной из Высших, ставшей богиней... Дети ее, что печально, тоже людьми питались. Раньше. До того, как всех людей в резервацию загнали, для их же блага...

Конечно, если так подумать, то Барон еще не самый худший вариант.

Оптимизм мой был ярким, острым и кратковременным. И погребен оказался под сметающим все на своем пути голодом Высшего, не пожелавшего ждать, пока я приду в себя после перемещения и подготовлюсь к очередному донорству.

Зажмурившись, я попыталась не то чтобы вырваться, но хотя бы немного отстраниться. Прекратить вжиматься в подрагивающее от напряжения тело и чуть ослабить напор Высшего. Хриплое угрожающее рычание сообщило, что это плохая идея.

Барон жадно тянул мою жизнь, кажется совсем позабыв, что обещал не выпивать полностью...

Укусила его я исключительно из-за желания жить. Высший вздрогнул. Отстранился:

— Надеюсь, это не войдет у тебя в привычку, — хрипло заметил он.

Я глубокомысленно промолчала, занятая исключительно проверкой своего состояния. Как ни странно, но ноги не подгибались, и слабости почти не было. А из неприятных ощущений лишь легкая усталость и слабый голод.

Кажется, я запаниковала и цапнула его раньше, чем следовало.

И теперь ожидала, что он затребует продолжения, заявит, что я пожадничала, и возьмет столько, сколько, по его мнению, я ему должна.

И завтрашний день я проведу в сонном отупении.

Действительность оказалась куда как ужаснее.

— Но ты права, я не должен забывать, что ты человек и жизнь твоя слишком хрупка, — меня эти слова изрядно напрягли, как и то, что Барон не торопился разжимать рук. Я прямо чувствовала, как огромная неприятность готовится обрушиться на мою несчастную голову. И ждать себя она не заставила. — Думаю, мне стоит приходить к тебе каждый вечер и брать понемногу, отменив визиты раз в седмицу. Так тебе будет проще восстанавливаться. Что скажешь, хорошая идея?

Облизав саднящие губы, я хотела сказать, что идея очень плохая, но голос меня не слушался. Слова колючим комом застряли в горле.

Каждый вечер видеть этого...

Наверное, впервые за прошедшие три года, что я жила в городе, меня посетило желание сбежать обратно в деревню. Домой, к властной бабушке, замкнувшемуся после смерти матери отцу и позорному клейму старой девы.

На меня его еще в семнадцать лет примерять начали, ругая отца за излишнюю переборчивость в женихах. А уж сейчас точно станут пальцем показывать и гадости выдумывать... но разве ж это можно считать серьезной проблемой? Уж точно не после того, что со мной случилось...

Глава третья. О сложностях общения и непредвиденных обстоятельствах

Барон сидел за столом, крутил в пальцах толстостенный стакан, раньше никогда не видевший эту кухню, любовался янтарными отсветами содержимого и ждал меня.

Защита магазина молчала...

Улиса, впечатленная эпичной встречей с Полуночником, расстаралась на славу и защиту мою латала добрых три часа, сращивая разрывы и вплетая новые заклинания. Перед уходом, отказавшись даже от чая, она виновато предупредила:

— Не уверена, что это поможет против него.

Я была настроена оптимистичнее и считала, что даже если защита Высшего и не задержит, то хотя бы о прибытии его сообщит.

А она не сообщила.

Угнетая меня своими исключительными талантами, Барон предупредительно не стал повторять недавний ночной подвиг и ломиться в двери. Вместо этого он как-то обошел все плетения, не потревожив ни одного из них.