Те, кого мы прощаем

— Ваше величество, я рассказал достаточно, чтобы вы поверили: цели моей второй госпожи светлы и благородны. Я верю, что вы разделите их, и всякое противоречие исчезнет.

— В том и беда, генерал. Я желаю лично решать, какие цели считать светлыми, а какие — злыми.

Минерва глянула на Шаттэрхенда:

— Мне думается, капитан, эта беседа затянулась. Вы согласны?

Его губы сами собою сложились в улыбку. Владычица будто заглянула ему в душу!

— Ваше величество, я с большим удовольствием положу ей конец.

Но Минерва качнула головой:

— Простите, я имела в виду иное. Генерал, вы можете быть свободны. По возможности, останьтесь во дворце. Я предприму попытку простить вас. Завтра сообщу, увенчалась ли она успехом.

— Ваше величество.

Лис щелкнул каблуками и вышел строевым шагом.

Когда закрылась дверь, фрейлина сказала:

— Это опасная игра. Он может как угодно использовать отсрочку. Например, поднять свои полки.

— Миледи, я уже приняла решение: генерал сохранит и жизнь, и чин, поскольку он полезен. Не знаю, прощу ли я его, но, боюсь, это не имеет значения. Лис нужен, и он останется. Моя власть хоть чего-нибудь стоит, пока иные силы, большие чем моя, уравновешивают друг друга.

— Их цели очень странны, ваше величество. Я даже не поняла, к чему стремятся Лис со своей госпожой.

— Что верно, то верно, — подтвердил капитан.

— Об их целях мне следует подумать и понять, в какой мере они согласуются с моими. На данный момент не вижу противоречия.

Владычица, капитан и фрейлина потратили еще некоторое время на обсуждение. Оговорили то, как следует теперь вести себя по отношению к генералу, какие меры безопасности принять, и как подавить восстание Лиса, если тот все же сочтет нужным поднять мятеж. Условились также о том, что должны сказать капитан и фрейлина в случае допроса со стороны герцога Ориджина.

Затем императрица поблагодарила вассалов:

— Я признательна вам за помощь и за ту самоотверженность, с какою встали на мою защиту. Никогда не забуду вашей верности.

— Рад служить вашему величеству! — отчеканил Шаттэрхенд.

— Я должна вам кое-что сказать, — невпопад ответила Лейла.

— Конечно, — кивнула Минерва.

Фрейлина развязала мешочек, спрятанный в складках платья. В лучах ламп блеснуло стекло: крупный флакон или маленькая бутылочка, как посмотреть.

— Здесь находится одно вещество... — леди Тальмир запнулась.

Не дожидаясь продолжения, Минерва взяла стекляшку. Капитан тоже присмотрелся: на самом деле, то был шприц с крупною колбой и короткой иглой. Внутри находилась густая темная жидкость, не то грязно-бурая, не то маслянисто черная. Минерва наклонила шприц, и жидкость качнулась: медленно, липко... гнойно. Капитан видал подобную дрянь, когда доводилось месить болото сапогами.

— Что за мерзость? — спросила владычица.

Фрейлина глубоко вздохнула.

— Ваше величество, я увидела одну возможность и решила, что она заинтересует вас. Герцог Ориджин, одержимый охотою на хозяина Перстов, выдвинул теорию: якобы, Предметы говорят с теми людьми, в чьих жилах течет особенная кровь. Герцог измыслил эксперимент: поймать одного стрелка с Перстами и влить его кровь какому-нибудь кайру, и посмотреть, не заговорят ли Персты с этим кайром. Но герцог в узости мышления думал только о крови живого стрелка. Он не учел, что в теле мертвеца еще остается... назовем ее жидкость.

Пальцы Минервы задрожали, шприц выпал, но был в полете пойман капитаном. Негодуя, Шаттэрхенд сунул его фрейлине:

— Здесь гниль из жил покойника? Думайте прежде чем давать такую дрянь владычице! Уберите с глаз!

Фрейлина спрятала стекляшку в ладонях, но продолжила рассказ:

— Как вы знаете, ваше величество, прислужница хозяина Перстов по прозвищу Знахарка являлась сюда в апреле. Кайры герцога неосторожно убили ее. Сняли с трупа говорящий Предмет, а сам труп сохранили в холоде — в погребах дворца. Видимо, они пока не решили, что делать с покойницей: закопать или сжечь. Я предприняла некоторые действия...

— Вы... взяли гной из трупа? — Губы Минервы задрожали, щеки побелели. — Какая мерзость!

Лейла заговорила твердо и сухо:

— Ваше величество, мне также было мерзко и страшно. Я сделала это ради вас. Сколь бы жутким ни было это вещество, оно дает нам возможности. Если теория герцога ошибочна, то мы узнаем это. Если теория верна, то мы создадим человека, способного говорить с Предметами.

— И... и кому... — Минерва сглотнула, — кому вы предлагаете влить это?

— Два варианта, ваше величество. Вольем верному вам человеку — и вы получите исключительного воина, правда, лишь одного. Вольем человеку, неблизкому к вам, — навлечем на него подозрения Ориджина и, возможно, сумеем стравить северян с кем-либо.

— Как разумно... Как осмотрительно.

Минерва встала из кресла, но вдруг зашаталась и побелела. Капитан ринулся на помощь, поддержал ее, помог сесть.

— Воды, ваше величество?

— Вина.

Он поднес бокал, Минерва лишь пригубила его.

— Знаете, миледи, я страдаю малокровием... Мне говорили, помогает красное вино. От сильного переживания — например, страха — я могу упасть в обморок, поскольку кровь отливает от головы. Это началось, когда мне делали кровопускания, пытаясь исцелить от выдуманной хвори. Но то был не последний раз, когда мне вскрывали жилы. Позже сию забаву повторил некий Мартин Шейланд в уютном подземелье, полном мертвецов. Знаете, что самое любопытное? Он преследовал цель, сходную с вашей: создать особенное снадобье — эликсир бессмертия. Правда, даже он не опустился до того, чтобы выкачивать гной из трупов!

— Ваше величество, я ждала от вас понимания. — Не лице фрейлины проступили злость и обида. — Я пошла на унижение не затем, чтобы получить в награду ваши упреки. Знахарка не стала мертвее от моих действий, я никому не причинила зла. Но вы можете выиграть очень многое. Я старалась для вас, поймите это!

— Ах, вот как! Отчего же не довели старания до конца и не испытали жидкость на себе? Возможно, потому, что там полно трупного яда? Ваш подопытный может попросту умереть! Именно это случилось с большинством узников Шейланда!

— Ради вас я испытала бы на себе что угодно, и яд в том числе. Я боялась иного: в случае успеха Ориджин сочтет меня слугою Кукловода, а вас — стало быть, самим злодеем. Я слишком близка к вам, чтобы стать подопытной.

— Удобно... — выронила Минерва и залпом осушила бокал.

Ее мучения — боль, обиду, оживший в памяти ужас — капитан ощущал, как свои собственные. Этого больше нельзя было терпеть.

— Ваше величество, позвольте мне прервать этот разговор. Фрейлина совершила ошибку, которую позже осознает. Сейчас я провожу ее.

— Да, капитан, буду благодарна...

Но вдруг взгляд Минервы заострился, засиял голубою искрой догадки.

— Нет, постойте. Миледи, а откуда вы узнали?

— О чем, ваше величество?

— О теории герцога Ориджина. О мертвой Знахарке и снятом с нее Предмете. Лично я услышала то и другое в приватной беседе с герцогом — вскоре после того, как вы являлись со странною просьбой. Неужели герцог так же разоткровенничался и с вами?

— Я использую разные источники, ваше величество...

Ложь не давалась Лейле Тальмир. Слишком много осталось в ней благородства, чтобы лгать без колебаний.

Владычица выдохнула:

— Холодная тьма! Вы подслушали!

— Я не...

— Вы увидели, как ко мне вошел Ориджин, и решили подслушать разговор! Только так могли узнать, не иначе!

— Ваше величество...

— И я даже знаю, зачем! Не ради меня — о, нет! Вы по-прежнему хотите землю! Вы искали зацепки, что продать мне, чем бы надавить... И нашли эту дрянь, и принесли мне, ожидая благодарности!

— Это не так!! — вскричала фрейлина.

— Ступайте к Ориджину, — бросила Минерва. — Он не догадался слить гной из трупа — подскажите ему. Возможно, наградит вас за находчивость. А может, прикончит на месте. Как я успела понять, он мало похож на Мартина Шейланда. Но дерзайте! Вам же так нужна земля — стоит рискнуть!

Фрейлина поклонилась владычице, опустила шприц на пол и сказала вовсе не то, чего можно было ждать:

— Ваше величество, есть в мире кое-что кроме интриг и заговоров. Бывает так, что человеку очень нужна помощь.

Она ушла, а владычица обратила к капитану некий взгляд... вопросительный, пожалуй. Очень недурно было бы сейчас сказать что-нибудь, подходящее к случаю.

Есть такая порода придворных, что любит резать правду в глаза всем, кому ни попади, даже самому владыке. В этом поначалу есть опасность, но когда уж снискал репутацию правдолюбца и приучил к этому двор — дальше получаешь выгоду. Слывешь прямым и честным, пользуешься доверием, владыка тебя отличает. Притом мозги свои ты понапрасну не сушишь: что взбрело на ум, то говоришь.

Но капитан Шаттэрхенд не принадлежал к этой породе. Искренне верил: императору нужно говорить лишь то, что он хочет слышать. Владыка знает, чего и когда хотеть. Пожелает услышать горькую правду — сам прикажет; а без приказа лезть никак не годится. Потому капитан сказал только:

— Странное дело, ваше величество.

— Странное?..

— Да, ваше величество. Не ожидал такого от леди Тальмир. Я могу идти?

Минерва прищурилась:

— Капитан, что вы хотите сказать?

— Только то, что больше здесь сказать нечего. Какая-то кровь, какие-то трупы — скверно все это. По-другому и не скажешь.

Она вздохнула.

— Вы темните, капитан. Теперь и вы тоже... Ладно, ступайте.

Он попытался выполнить приказ, но не смог: ноги не понесли к двери. Так и замер, таращась, как дурак.

— Ваше величество... поверьте, я совсем не темню... Просто не хотел говорить то, что вы не хотите слышать. Было бы неправильно — без приказа-то.

— А чего я не хочу слышать?

— Ну... ваше величество, мне подумалось... леди Тальмир, возможно, права.

Ее глаза неприятно сузились:

— В чем права, тьма сожри? Что нам стоит делать зелья из трупов?! Или что я должна по первому капризу фрейлины давать ей земли и титулы?!

— Виноват, ваше величество. Мне показалось, что вы повелели говорить. Простите, я не так вас понял.

— Нет, вы поняли верно. Я приказываю, капитан: объясните! Лейла Тальмир пыталась подкупить меня омерзительной дрянью! В чем ее правота?!

— Ваше величество, ну... если брать по военной науке, то всегда лучше иметь сведения, чем не иметь. Разведка всегда полезна, какие бы ужасы она не открыла. Знаешь, чего ждать — сможешь подготовиться.

— Подготовиться — к чему? К миру, где лучшими солдатами становятся отбросы, испившие крови мертвеца? Я не могу и не хочу готовиться к этому. Надеюсь, Праматери разделят мои взгляды и не допустят такого будущего!

— Ваше величество, если кровь этой покойницы имеет силу, то нам стоит хотя бы забрать и сжечь труп, чтобы не достался каким-нибудь колдунам. А если кровь не имеет силы, то мы просто обретем покой. В любом случай, эксперимент будет полезен...

— Хотите выпить? — Минерва тронула пузырек носком туфли.

— Ваше величество, боюсь, что и здесь фрейлина права: испытав на одном из ближних вассалов, вы навлечете на себя подозрение.

— Тогда к чему вы ведете? Найти преступника в темнице, влить в него кровь колдуньи... Тьма, чем я буду лучше Мартина Шейланда!

Капитан мотнул головой:

— Я не об этом, ваше величество... Я вот о чем: простите леди Тальмир. Она не желала вам зла.

— Напрасная уверенность! Вы просто не слышали наш прошлый разговор. Фрейлина попросила у меня много денег и ленное владение с титулом. Попросила так настойчиво и жестко, что вернее сказать — потребовала. Отказалась назвать причины. Единственное объяснение звучало так: "Миледи, это лично моя тайна". Затем опустилась до подслушивания! Сидела у какой-то щели и слушала мой разговор! Могу ли я знать наверняка, что фрейлина все еще служит мне? Возможно, она уже продалась кому-то, или стала жертвой шантажа. Может, затея с кровью — вовсе не ее задумка, а чья-то провокация. Кто-то из моих врагов, возможно, только и ждет, что я соглашусь, а после обзовет меня колдуньей и подругой Кукловода!

Шаттэрхенд оробел, как и всегда, встречаясь с логикой Минервы. Владычица мыслила слишком изощренно, изо всего умела сделать выводы, притом абсолютно логичные. Однако сегодня именно в безупречности ее мышления капитан чувствовал изъян. Нечто о том, что люди — не Праматери. Люди ошибаются, делают глупости и подлости, часто вовсе не со зла, не по расчету, а лишь потому, что далеки от идеала. Прощать стоит не только тогда, когда есть на та рациональные причины. Прощение — единственный способ принять свое и чужое несовершенство; не прощать — значит, спорить с богами и отрицать человеческую природу.

То была слишком мудреная мысль для капитана гвардии, он не осознал ее полностью, а лишь прошел по краю, и тщетно стал искать слова, чтобы выразить. А владычица тем временем сказала:

— Впрочем, другое хуже всего... Вы правы: вряд ли фрейлина переметнулась, не такой она человек. Но простить ее все же не могу. Я слишком устала прощать, вот в чем дело. Слишком многие причиняли мне страшное зло: Сибил Нортвуд, приарх Альмера, братья Шейланды. И всякий раз я не могла воздать им по заслугам. Сибил исчезла, приарх недосягаем, Шейланды под защитой Ориджина... Всегда есть весомая причина, вынуждающая стерпеть, утереться, сделать вид, будто простила. Как же я устала от того, что слаба, а враги — безнаказанны! Если есть в человеке запас прощения, то мой исчерпан до дна. Серебряный Лис выпил последние капли. Скорее всего, фрейлина виновна лишь в том, что выбрала неудачный день для своей выходки. Но даже эту малую оплошность я не могу простить.

Столько горечи звучало в словах Минервы, что душа капитана наполнилась сочувствием и гневом. А следом пришло чувство бессилия: ничего тут не поделаешь. Да, все так и есть, это скверно, но против правды не попрешь. Жизнь часто горька, и самое мудрое, что можно сделать, — смириться с нею.

— Да, ваше величество, — осторожно сказал Шаттэрхенд, чувствуя разом свою правоту, слабость и трусость.

— Благодарю вас, капитан. Очень ценно, что вы меня поняли.

Он забрал шприц — не оставлять же эту дрянь, — и ушел.

Капитан не знал, что делать с бессильем и тоскою. То и другое он ощущал очень редко, и по неопытности не имел защиты. Вполне возможно, демон тоски еще долго терзал бы его и побудил бы напиться вдрызг или с кем-нибудь подраться. Но, к счастью, капитана отвлек неожиданный рапорт:

— Лейтенант Август Мейс по поручению капитана Уитмора. Имею устное сообщение для владычицы.

Этот молодой лейтенантик был самым прославленным неудачником лазурной гвардии: рота под его командованием потеряла достояние Династии. Преступных действий Мейса протекция не обнаружила, потому его не вышвырнули к чертям, но и ничего важного больше не поручали. Мейс был оставлен при дворе из жалости.

— Какое еще сообщение? Вы не можете знать ничего, что достойно ее ушей!

Лейтенант повторил:

— Капитан Уитмор передал известие. У него для ее величества крайне важные сведения.