Коца, зайдя в проход между киоском и ограждением автостоянки, прислонился к стене, чтобы перевести дыхание. Мужик настороженно остановился поодаль.

— Заходи, ну тебя в баню, — махнул валютчик рукой. Добавил для нагнетания обстановки. — Ментов сзади не заметил?

— Это тебе они наступили на мозоль, — окрысился снова пастух, невольно озираясь по сторонам. — А я сам по себе.

Коца, высморкавшись как можно смачнее под ограду, начал с признания:

— Денег добыть я не успел, — он со значением посмотрел на клиента. — Давай думать как поступить дальше, чтобы голова не болела ни у тебя, ни у меня.

— А у меня она чего будет болеть? — задиристо засопел мужик.

— Ты же не поедешь со мной к одному корешку? Денег у него вагон.

— Не поеду... А к какому корешку?

— На Западном живет.

— Не-е, я города не знаю. За тобой поволокся, не помню с чего.

— За деньгами, — усмехнулся Коца. — А их пока нет.

— Тогда разбегаемся.

— Не повезешь же ты кресты обратно в деревню? — валютчик напустил на лицо строгости. — И другое, что прихватил с собой.

— Больше ничего не прихватывал... Кто тебе сказал?

Коца, стараясь не подавать виду, что заострил внимание на последней фразе, перевел стрелки на продолжение разговора:

— Если не поедешь ко мне или к другу, давай попробуем встретиться часика через два-три. Если не получится сегодня, завтра я буду с деньгами точно. Тебе когда уезжать?

— А тебе не все равно? На автобусе в шесть часов вечера, — простодушно признался мужик. — Пехом, километра два не доезжая до Раздорской.

— По степи?

— Волков давно перебили, и сало успели с них вытопить.

— Раздорская когда-то была казачья столица, Как раз на меже между степняками и русским государством.

— Кто ее, станица и все.

— Ладно, этот вопрос сейчас второстепенный. Так поедешь со мной, или здесь подождешь?

— На холоду?

— Тогда погнали, дорогу я оплачиваю.

Коца со значением тряхнул сумкой, в которой загремела разная мелочь — от серебряных цепочек до старинных монет. Он уже обдумывал, как сначала договорится со знакомым антикваром за приобретенное у мужика, которого на время спровадит сделки на кухню. А когда получит деньги, выкупит остальное, что в тряпке. Может, за пазухой у пастуха этих тряпок не одна, вон как топорщится за брезентовым плащом овчинный мех полушубка. Отпускать лоха, что содрать с бабы трусы и потом отправить ее на все четыре стороны.

— А ехать далеко? — спросил мужик.

Из-за угла палатки заглянул Скирдач, водила шестерок, и молча исчез из поля зрения. Пастух в этот момент торчал к нему спиной.

— Я же рассказывал, на Западный, -Коца чертыхнулся, не хватало,чтобы шестерки пронюхали про георгиевские кресты. Вмиг донесут по инстанциям до верха с золотопогонным контролером во главе, а там цены на раритеты расписаны от и до. Как и сроки за них. — Если не хочешь туда, найдем место поближе.

— Не, если недолго, я тут подожду, — мужик, вроде, начал доверять.

— За час постараюсь управиться, — Коца снова напрягся борзой собакой. — Ты не обманешь?

— Чего обманывать, — пастух рассудительно почесал под носом. — Кресты мне не нужны, а деньгам применение завсегда найдется.

— Не замерзнешь за ларьком?

— Если морозец будет прихватывать, зайду в кофейную, что напротив. Погреюсь супчиком с кофейком.

— Тогда я мигом.

Коца той же борзой, упавшей на хвост зайца, ударился с места в бег, осмотрелся на ходу — ни одного сексота. Затаились по углам, или отправились по домам? Но рассуждать об этом было некогда. Выстраивая в голове план, он побежал вдоль периметра рынка в надежде встретиться с кем-либо из базарных дельцов. В висках стучало: деньги,деньги, деньги... Проскакивая мимо второго входа в рынок возле соборной стены, он засек длинноволосого и худого Микки Мауса, то ли грека с жидовскими корнями, то ли жида с корнями греческими. Тот прятался в гуще азиатов, торгующих хурмой, сушеным урюком и апельсинами. Коца уже пробежал до поворота к остановке автобусов в сторону Северного с Чкаловским, как новая мысль заставила его притормозить. У Мауса было солидной клиентуры побольше, может и ездить никуда не понадобится. И он заскользил в более узкий, чем на главных воротах, проход. Ментов с омоновцами здесь не было, или успели сделать свое дело, или дальше валютчиков решили не идти. Он подскочил к Маусу, дернул его за воротник кургузого пальто:

— Микки, дело есть, — без перехода начал он.

— Какое? — безразлично прогундосил тот.

— Не здесь же расписывать, давай отойдем к промтоварному павильону.

— Если сумма маленькая, пролетай дальше, — посоветовал Маус, обшаривая физиономию Коцы пытливым взглядом. — На рынке положение неспокойное и я не согласен залетать на мелочи.

— Не на один миллион.

— Пошли.

Оба, выбрав уголок, наклонили головы друг к другу. Коца пересказал все, что с ним приключилось, не назвал только цен.

— Я предлагаю тебе перестень и медали, ты, если сговоримся, отстегиваешь бабки, я возвращаюсь к мужику и выкупаю у него что осталось, — выложил он без обиняков. — А потом встречаемся здесь еще раз. Согласен?

— Показывай, — разрешил Маус, добавил, косясь по сторонам. — Кажется, менты натрамбовали нашими не один "воронок". Может, уже свалили.

Валютчик вынул из сумки бумажку с колечком и медалями, всунул в руку менялы. Тот склонился к ним, и сразу затих, причмокивая полунегритянскими губами. Коца вертел шеей, стараясь распознать в гуще народа извечных врагов валютчиков — переодетых сотрудников уголовного розыска. Наконец, Микки оторвал долгий нос от изделий, не поворачиваясь, прогундосил:

— Во сколько ты оцениваешь все?

— А у тебя своих расценок нету? — Коца сразу надыбал волынку. Решил повторить сцену сделки с пастухом. — Давай договоримся сперва за медали, ты по какой цене можешь их взять?

— "За храбрость" должна быть подороже, но она балканской кампании 1877-78 годов, а "За усердие" рангом ниже, но крымская. Серебро. Я забираю обе за штуку пятьсот. Поделюсь, если найду купца, который выложит больше.

Коца утвердительно кивнул. Сделки между менялами проходили довольно часто, редко приводя к повторным разборкам.

— Теперь прикинь стоимость кольца. Ты обратил внимание на вензеля?

— Я без исследований скажу, что перстень принадлежал Евлампию Воронцову, атаману Всевеликого Войска Донского, — хмыкнул Микки Маус. — Был на Дону такой еще во времена наполеоновского нашествия. Если хочешь, я отслюнявлю десять тысяч, а потом вместе сходим к Пулиперу. Он даст сто процентную оценку.

— Отстегивай бабки, мне пора бежать, — заторопился Коца, соглашаясь, он за одну сделку сорвал куш в восемь тысяч семьсот рублей. Подобное бывало только поначалу, когда менялы наворачивали неденоминированных рваных по лимону за день. Тогда доллар не поднимался выше пяти рублей, и многие успели открыть свои дела за границей. Теперь же и штука канала за мясо. — Клиент ненадежный, типа, с ковалевской дачи, надо упредить его бегство в тьмутараканскую глушь.

— Где ты его надыбал? - насторожился Микки Маус.

— Сам напоролся на меня.

— А откуда он, ты не спрашивал?

— Давай этот базар оставим на потом, — валютчик присмотрелся к Микки, он догадался, на чем хотел тот заострить внимание. — Часть суммы отстегни купюрами помельче. Для форсу.

— Только ты просеки все, что нужно, — посоветовал Микки, выдергивая пачки денег из-под полы. — Я не к тому, чтобы по мокрому.

— У самого мысля мелькала, — сознался Коца. Он был уверен, что напарник не пойдет на убийство, но нация, к которой принадлежал Маус, была способна задумать оказию с вывертом не хуже дедушки Альберта по прозвищу Эйнштейн. — Ты подождешь здесь?

— Это место притоптано уголовкой. Я зайду до Каталы, если что, найдешь меня там.

— Заметано.

— Не мельтеши на виду. Тутушка довыпендривался, в морге отдыхает.

— Не понял, — притормозил Коца, чувствуя моментальный холодок по телу.— Кто его?.. Когда?

— Подался часа три назад с одним пидором на Тургеневскую, за территорию рынка, там стояла его крутая машина. В машине и грохнули, при обмене крупной суммы баксов. Он прислонился головой к стеклу, базарный патруль постучал дубинкой — ни ответа, ни привета. Открыли дверь, Тутушка и вывалился.

— Придурковатый какой-то... был. Говорили ему, не отходи от места работы, — Коца с досадой сплюнул.

— У всех у нас одна болезнь — ее величество расейская жадность. К тому ж, наживаться разрешили.

— Облава не по этому ли поводу?

— Запросто.

Коца выскочил из ворот, побежал по периметру автостоянки к месту, где оставил пастуха. Среди рядов машин маячил черный "Ленд Крузер" Слонка, бригадиру было все равно, что отморозки мочат его паству, а менты трахают ее во все дырки. Он попивал баночное баварское, заедая осетровым балычком, закладывая менял, и сам обирая их без стеснения. Коца влился в толпу на Московской, подходя к месту встречи, усек одного из шестерок Скирдача, вжавшегося в стену газетного ларька. Самого мужика на месте не оказалось, валютчик выругался, он не мог себе простить, что упустил такого икряного рыбца! Покрутившись возле ларьков, вскочил в автобус, идущий в его район, и вдруг в окно увидел пастуха со Скирдачом на другой стороне дороги, поодаль топтались шакалы, не успевшие обрасти шерстью наживы. Все стало ясно, теперь нужно было забыть эту удачную встречу и заняться созданием гарантий для собственной безопасности. Коца расстегнул замок на сумке, переложил в нее из-за пазухи пачки денег, полученные от Мауса, сунул сумку снова за отворот рубашки.Затем вытащил из кармана брюк выкидную пику, переместил ее в карман пальто. Встречи с бандитами в подъзде родного дома еще никто не отменял.