Обмануть пророка

— Холодно? Ты не замёрз?

— Нет, — удивился Пашка.

Честно сказать, он даже немного вспотел от таких упражнений. И, если ещё раз честно сказать, о нравственной стороне этой бойни, он как-то не задумывался. Некогда было...

На экипаж напали? Напали... Жить хочешь? Хочу...Защищайся.

А то, что уродцы припёрлись с недобрыми намерениями, это и слепому ясно. С такими-то рожами с добром не приходят. Явно, суки, криминал замыслили.

Глава 3. Это — правда

Наконец все бригады, кроме машины таинственной Биты, собрались в колону и тронулись на северо-восток. Решили, что Бита "догонит". Бабка повернулась к команде между передними сиденьями:

— Хех. А что — нормально съездили. Только Гунн всерьёз повоевал. Просто удивительно.

Шило поправил:

— А мы что? Не считается?

— Ой, да какая это война... Так... Развлечение. Пару раз тесаками махнули.

Солнце уже вышло из-за горизонта и пекло не по-зимнему. Пашка спросил у Тани который час. Та ответила:

— Шесть пятьдесят...

Павел в смятении снова надолго замолчал. Февраль месяц. В шесть пятьдесят ещё темно — ночь. А тут...

Проскочили Алтухово. Когда справа показалась железнодорожная платформа "Алтуховка"... Вот тут и вовсе началось...

Снежный покров, насколько видел глаз, резко закончился. По ровной, как по ниточке проведённой, границе, он перешёл в яркую летнюю зелень. Впереди, асфальт, словно ножом отрезанный, кончился, и колонна скатилась на грунтовую дорогу. Знакомый, много раз проезженный пейзаж, сменился на совершенно незнакомые окрестности. Справа показалось какое-то село.

Дугин ошарашено спросил:

— А это что за посёлок?

Таня, не отрывая щеки от Пашкиного плеча, пожала плечиками:

— Я не знаю. Ты одень шлем и у Бабки спроси. Она тут всё уже изучила, всё знает.

Павел напялил шлем:

— Кхм, кхм... Меня кто-то слышит?

Ответила командир отряда:

— Все тебя слышат. Чего ты хотел?

— А вот там, справа, что за селение?

— Секретарка...

— А... Это... А Тоузаково где? Оно же... Ничего не понял...

Тут откликнулась Таня:

— Тоузаково, это моё родное село. Там у меня мама и сёстры... Только здесь его нет.

Она судорожно вздохнула:

— Видишь, как получается... Не перенеслось...

Пашка нехорошо задумался.

Психика, в столь необычных обстоятельствах, пыталась отстраниться от фантастики, находя разумные и логичные объяснения происходящему, хоть постепенно и сдавая позиции. Но вот сейчас, именно в этот момент, здравому смыслу отступать стало уже некуда. Всё. Финиш. И Пашка, осознав свершившееся и приняв его, замер в каталепсии.

То, что он уже никогда не увидит жену и детей, так врезало ему по мозгам, что голова закружилась, потеплела, а руки и ноги похолодели.

Бабка, выждав некоторое время, спросила:

— Ну, что, Паша, — дошло?

Пашка прохрипел:

— Да, дошло.

Тьма засуетилась. Испугалась:

— Стойте! Остановитесь! Паше плохо!

Колонна остановилась. Пока экипажи свернули уже ненужные тенты с крыш и сняли цепи противоскольжения, Пашка, через силу, с помощью женщин выбрался из машины и сидел на обочине, замерев, с окаменевшим лицом, глядя на травяное море. Сзади Бабка попросила:

— Не надо Тьма... Ванесса, не трогайте его.

Через пару минут она сама подошла, села рядом, спросила:

— Ну, что?

— Сейчас... Поехали...

Попытался встать. Но его повело и он снова плюхнулся на задницу. Прошипел:

— Да твою же мать...

Бабка обхватила его, осторожно прислонила к себе в положение полулёжа. Неожиданно мягко, по матерински прошептала:

— Сиди, Пашенька. Сиди, не шевелись.

Подошла "Ванесса", склонилась над Пашкой.

— Павел Дмитриевич, посмотрите на меня... — повернулась к Бабке, — микроинсульт.

— А что делать?

— Ничего, пусть отлежится. Улей всё исправит.

Павел кое-как справился чувством потери. Так ему показалось. Загнал его внутрь, как мог. Надо было жить дальше. Раньше, он никогда не позволял себе метаться в отчаянии, а тем более — впадать в истерику. Он привык действовать. Но, все же... Пятьдесят лет! Тяжело в таком возрасте начинать всё сначала. Да он и не хотел начинать. Зачем ему это? Без Ларисы... Без Кристинки... Какой смысл? Смысла он не находил.

Вот как оно повернулось. Всё было хорошо, светло, чисто, и потом резко — бац, полное говно. Вот тут — шок.

Да, конечно, семья в полном порядке. И даже он — "там", с родными. И "там" он сделает всё, чтобы у них была счастливая жизнь. Но, честно сказать, большего удара от фортуны, большей подлости от судьбы, он в жизни ещё не испытывал. И даже в страшном сне представить такого не мог.

Встал, шатаясь как пьяный. Расставил руки, поймал равновесие.

— Поехали, Бабка... Чего сидеть...

И мрачно полез на своё место, судорожно хватаясь за дуги и спинки кресел. Колонна тронулась.

Дугин снова напялил шлем и спросил:

— Бригада... В Черновке тоже, как и в Отрадном — твари?

— Да, — ответила Бабка, — вон Беда, всех своих перестреляла.

Пашка горько сморщился, покрутил головой.

— Хорошо, хоть мои на отдыхе...

— Да. Если бы твои не уехали в Болгарию, — предположила Бабка, — неизвестно что с ними было бы. Беду, вон, чуть родной брат не схарчил...

Онемевшие губы шевелились с трудом и язык ворочался еле-еле:

— А вам-то на кой я сдался? Ради меня рисковать головой... Значит я вам зачем-то нужен?

— Конечно, нужен.

Таня обхватила и поддерживала его, чувствовала что ещё слаб.

— Паша, помолчи, посиди тихо. Тебе надо восстановиться. Посиди. Прислонись ко мне... Вот так.

Та, что звали не по-русский, "Ванесса", оглянулась между сидений:

— Она права, Павел Дмитриевич. Расслабьтесь и устройтесь хотя бы полулёжа. Вам сейчас нужен покой.

Пашка и сам понимал, что ему сейчас, лучше всего, спокойно полежать. Слабость в теле отступала медленно, и в голове ещё было горячо. Он прислонился к Тьме и впал в полудремотное состояние, наблюдая, как болезненные симптомы слабеют.

Дальше ехали большей частью молча.

Только Бабка, иногда, комментировала проплывающие окрестности:

— Посёлок Юность, Новобакиевский кластер... Вот само Новобакиево... Старочикеево... Вон там, слева, не знаю что за деревня. Никогда не интересовалась...

С грунтовки внезапно скатились вообще на какую-то коровью тропинку. Агрегат замотало. Справа и слева четко видна полоса границы кластера.

— Этот маленький кластер, пустой. Ни дорог, ни селений. Но, длинный. Где-то, год период перезагрузки. Откуда он — чёрт его знает.

Километров через пять снова выскочили на асфальт, отрезанный как бритвой.

-Усть-Каменский кластер, период где-то тысяча дней. Справа — это часть Кашкино. Ничего примечательного... А вот и сама Усть-Каменка. Так себе село, никогда там не была, и никто ничего не рассказывал...

Снова скатились в степное разнотравье. Снова срез — граница дороги и природы.

— Это Мариинский кластер. Вон там, за водоёмом — часть Мариинска. Свердловская область. На север отсюда, километрах в двенадцати — малый кластер с селом Шмары. Я оттуда. Там у меня сестра жила, а я к ней с детьми в гости приехала. А оно возьми и перезагрузись... А справа, километрах в пяти — Юнусово, маленький кластер, быстрый. Оттуда я Ванессу вытащила. Она к маме приехала, там её и прихватило... Тут дорог нет, поля да редколесье.

Ещё минут через двадцать — следующий кластер. Пашке уже не составляло труда чётко видеть границу, разделяющую странные земельные участки, понадёрганные из разных частей России.

— Захаровский кластер... Вот и само Захаровское. Хорошее село. Было... Период у него больше полутора тысяч дней, так что всё запущено.

Поскочили по асфальтированной центральной улице, сползли на грунтовку и перебрались по насыпному мосту через обмелевшую речку. Через полкилометра снова выскочили на асфальт, сильно потрескавшийся и местами заросший пыреем. Так что скорости не прибавилось.

Через полчаса вышли на четырёхполосную трассу.

— Сафоновский кластер, — объявила Бабка. Период приблизительно сорок дней. Кластер маленький и быстрый. Все тут пасутся насчёт пожрать. Он — майский. Откуда он берётся — не знаю. Наверно откуда-то из сибири. Тут всегда грязно. Весна. Весенняя распутица. Только подсохнет, только дороги наладятся и снова на перезагрузку.

— А вот и наш кластер. Ленинский. Село тут было — Ленино. Болота кругом. Его на картах России нет, я смотрела. Но название-то российское, может даже — советское... Это стаб. Значит — стабильный кластер, не перегружается никогда. Тут можно жить.

Плохо асфальтированная шоссейка шла параллельно железной дороги, слева от неё.

На одиноко стоящей раскидистой берёзе, оторвавшейся от своего лесочка, Пашка заметил скелет, привязанный к стволу. Он показал рукой:

— А это что? Это муляж? Или какой-то еретик?

Все захмыкали. А Бабка, как главный гид экскурсии, просветила:

— Можно и так сказать. Это ростовщик. Вексель, позывной. Он нам, по дури, дорогу перешёл, вот мы его и... Это...

— Вы и таким способом проблемы решаете?

— А что делать, Паша? Что делать? Законов тут нет, милиция только для виду, армии нет. Дикий мир, дикие нравы. Да мы тебе потом всё расскажем.

Вздохнула:

— У нас проблем — куча. Мы, конечно, можем их решить сами. Но без тебя это очень сложно. Очень...

За морем камышей повернули налево, на хорошую грунтовую дорогу и, между большим болотом и сеткой мелиорационных каналов, заросших частым осинником, выскочили к стене. Точнее не так, — к СТЕНЕ.

Пашка слегка офигел.

Стенка, высотой метров пять, сложена из всего, что попадало под руку. Местами из необработанного камня, местами — кирпичная, кое где — из домовых бетонных панелей. Справа, как часть стены, красовался двухэтажный дом, с заложенными кирпичом окнами.

Тяжёлые, самодельные железные ворота, открыты наружу, в воротах стража, все серьёзно, без дураков.

— Приехали. Полис! — объявила командирша. Не для бригады, конечно. Для Пашки.

Потом обратилась к водителю: — Короткий, прикрой Скорого "лешим"...

Какого "Скорого", каким "лешим", Пашка ничерта не понял.

Из караулки выскочил мужичок в стиле "аля прапорщик Задов".

— Привет Бабка. Что везёте?

— Жратва, Пилот. Жратва.

— Значит так... Это...

Пилоту явно неудобно было говорить.

— По городу приказ — рейдерские бригады сдают все изъятые продукты на центральный склад администрации.

Вся бригада ошалело вылупила глаза. Одна Бабка спокойно согласилась:

— Ну администрации, так администрации... Всё?

Пилот удивлённо пожал плечами.

— Да, всё. Проезжайте.

Было видно, что он ждал конфликта, скандала и такое, мгновенное согласие, его удивило. Но и вздохнул он облегчённо — гроза, в которой Пилот мог оказаться крайним, минула.

Тронулись. В рации лихорадочно защёлкало.

— Бабка на связи.

— Я не понял, — удивлённо спросил Якорь, — он чё сказал?

— Сказал, что всю жратву надо сдать администрации.

— Нихрена себе! Бабка! С чего мы будем всё отдавать-то?!

— Что за херня?! Они что там — совсем обнаглели! — возмущался Гунн.

Бабка спокойно ответила:

— Ничего сдавать не будем. Вся колонна за мной в Приют. Ясно?

И выключила рацию. Потом в шлем обратилась:

— Слышал, Скорый?

— Слышал.

— Вот тебе первая проблема. И таких — не одна.

— Ты полагаешь, что я их решу?

— Ну, раньше мы с тобой их как-то решали...

— Не со мной, Бабка. Не со мной. Это был другой человек. А я...

Бабка его перебила:

— Так... Слушай сюда... Ты точно такой же, как и тот "другой". Точно такой же. И вопросы эти ты решишь. Я уверена. Потому, что знаю тебя как облупленного. Ты привык все вопросы решать, а не прятаться от них. А мы тебе в этом поможем. Понял? Вот очухаешься немного, Дар приподымешь, и — вперёд.

Все хором покивали.

Глава 4. Приют

В самом городе добрались до ещё одной стены. Небольшой, такой. Кирпичной. Метра три высотой.

Колонна втянулась в ворота и Бабка приказала:

— Так... Ладно... Сейчас поднимаемся в офис и занимаемся насущными вопросами...

Вылезла, крикнула остальным:

— К пищеблоку на разгрузку! Баллоны в мастерскую! Пошлите ко мне кто-нибудь Зарю!

Внутри огороженного периметра стояла двухэтажка. Явно — жилая. И ещё какие-то подсобные помещения. В глубине двора возвышалась водонапорная башня. Справа, в большом кирпичном здании, явно работал большой дизель. Корабельный, или тепловозный. Провода на столбах. Рядом, на бетонных быках — большая наливная цистерна, снятая с железнодорожного вагона... С цивилизацией тут вроде всё в порядке. Территория ухожена, пешеходные дорожки засыпаны гравием, бордюры побелены. Автомобильные проезды замощены строительными плитами. Чувствуется хозяйская рука.

— Так... Ладно... Пошли, надо кое-что обсудить.

Поднялись на второй этаж и, с шумом и бряканьем оружия, сели в кресла. Бабка заняла место за большим канцелярским столом. Начальник! Только расселись, влетела женщина. Экипированная и подкачанная. Броник одет прямо на футболку. Она с порога задала вопрос:

— Бабка, я не поняла! Мы, что — Скорого с собой привезли?! А почему мне никто ничего не сказал?!

Тут она увидела Пашку, скромно сидящего в уголке и взорвалась реакцией:

— Скорый! Твою мать!

И эта культуристка метнулась к Пашке.

Бабка рявкнула:

— Бита! Стоять!

И потом уже спокойно:

— Бита, это же новик. Не налетай на него. Дай человеку оклематься.

Бита тормознула. Но лицо её сияло радостью.

— Я поняла... Но это... Да дайте же я его потискаю!

И потискала. Потом с сожалением отпустила.

— Скорый, если что от меня надо, ты только скажи...

И вышла, брякая тесаком об ручку здоровенного пистолета.

Пашка осторожно спросил:

— Я надеюсь это не моя... э-э... жена?

Все засмеялись. А Бабка успокоила:

— Нет, Паша, не волнуйся. Ты просто её кум. Вы с Иглой её девочку крестили. Можно сказать — вы ребёнка от смерти спасли... Чёрт!! Где там Заря!!

Командирша покрутила ручку полевого телефона.

— Сонечка. Дай мне Янку-Зарю... Не отвечает. Ну ладно...

Бабка помотала головой огорчённо, подошла к окну и воскликнула:

— Так вот же она!

Открыла створку и крикнула во двор:

— Заря! Поднимись ко мне!

И бригаде:

— Ну, что будем делать в связи с новыми требованиями?

Шило поморщился:

— Чем дальше, тем хуже. Сначала — налоги. Теперь и вовсе — всё отдай. Обнаглели в конец. Что дальше? Работать за пайку?

Дверь открылась и влетела худенькая девица. Как и все женщины в этой конторе, она была одета в мужской камуфляж. А голову подвязала банданой.

— Привет! Что ты хотела? — обратилась она к шефу.

— Заря, у нас пропавшие продукты есть?

— С чего бы они пропали? — обиделась Заря.

И тут она увидела Пашку. Замерла на пару секунд, потом быстро пошла к нему не отрывая взгляда.

— Скорый? Это же Скорый!

И накинулась на него с объятиями.