Книга 1

Но кровать — это так, мелочь. То... то есть та... та, кем действительно нужно гордиться, лежит на кровати.

Гарпия.

Ну как гарпия... оборотень, в боевом состоянии представляющая собой смерть, парящую в небе на своих собственных крыльях. Когтистая тварь, специально спроектированный для охраны периметра острова, гибрид человека и демона, способный обрушивать на свою жертву ураганный ветер, творимый одним лишь взмахом крыла, визг, от которого, кажется, готова лопнуть голова, и сотворённые магией флешетты, пробивающие навылет не только палубу деревянную корабля, но и керамические пластины брони самоходных установок, среди которых однажды мне пришлось прятаться. Да и ещё — ко всем вышеуказанным недостаткам, гарпии обладают отличной регенерацией, делающей их практически бессмертными, а всё потому, что черпают свои силы из генераторов Пустоты. Но стоит заглушить те генераторы, и всё — песенка гарпий спета; не только гарпий, но и автоматических турелей, пушек разных мастей, а также сторожевых некро-псов, големов и много чего ещё, на что мне повезло не натолкнуться за время моего нахождения на острове.

Не смог удержаться — легонько шлёпнул по попке гарпию.

Упругая, как живая.

Красавица, как обычно никак не отреагировала на меня, но я не обиделся.

Хороша?

Я бы так не сказал.

Я бы сказал, что гарпия — совершенство, обличённое плотью.

Хотя, как по мне, так два двадцать росту — это многовато. Я ей до груди-то с трудом достаю. Кровать, опять же пришлось делать большую — чтобы не свисала гарпия с краёв.

Ну и раз упомянул о груди... её считай и нет. Но вообще-то так оно и должно быть — гарпию ведь создавали для боёв, а не для развлечений. Тем более, нужно признать, большая грудь смотрелась бы негармонично на поджарой гарпии.

Но хватит уже — пора подумать о том, что же можно с собой прихватить.

Алхимических фонарь? Вещь крайне полезная, если хочешь почитать книгу, а солнечного света или ещё нет, или уже нет, или мало. Крюк для крепления на поясе тоже имеется, что превращает фонарь из крайне полезного в незаменимый — молчащим-то разницы нет день или ночь, не глазами они видят, в отличии от меня, так что без надежного источника света при недостаточной освещённости мне никак. Уточняю — без мощного, светящего ровным, слегка голубоватым светом источника в крепком металлическом корпусе, пользуясь которым можно не опасаться, что в один неприятный момент, в самый разгар боя, я вдруг окажусь в темноте — без такого фонаря мне никак. Вообще никак. И я несказанно счастлив, что нашёл этот фонарь. Жаль, правда, что всего один... хотя с другой стороны — зачем мне два? И одного хватает.

Или вот — отличный мушкет, которому когда-то принадлежал смотрителю этого острова. Помимо, уничтожения чужих видов, занимался этот смотритель ещё крайне одним интересным делом — вёл дневник. И благодаря этому, узнал я и что это за остров, и где размещены генераторы Пустоты, в общем, много чего узнал, даже узнал, что звался смотритель Юлиус Антоний Кланг, но вот от последнего мне не тепло ни холодно.

— Поди ж ты, как смотрителя звали запомнил, а своё имя-то помнишь? — поддел Гнев.

— Так ли оно важно? Имя это.

Так вот, мушкет. Исконное оружие этого острова. Приводится в действие короткой молитвой. Одна молитва — один выстрел. При попадании в живой организм, пуля из мушкета, которая является призываемым существом-паразитом, начинает перестройку этого организма, результатом которого является рыдающий или кающимся, тут я не совсем уверен, что правильно понял термин... но да чёрт с ним, с верным толкованием термина, важно, что мне нужно быть как можно дальше от рыдающего в тот момент, когда слезы побегут по щекам его, иначе ведь и извечная моя удача не спасёт.

Сначала слезы, а потом из глотки жертвы вместе с рыданиями начнут вырываться полчища насекомых, которые будут атаковать лишь представителей того вида, к которому принадлежит рыдающий. Насекомые эти будут заражать всё новых представителей вида, а те обращаться во всё новых рыдающих. И всё будет продолжаться это до тех пор, пока не останется больше тех, кого можно будет заразить.

Отличное оружие. Один выстрел и проблема с гостями решена... была бы, будь они представителями другого вида, но они люди, так что мушкет останется здесь, а вот его огнестрельный собрат — карабин — несмотря на тот факт, что он оказался абсолютно бесполезен против молчащих, составит мне компанию. С ним две обоймы по пять патронов каждая и ещё дюжина патронов россыпью. Патронов было больше, но что-то потратил пробуя приноровить огнестрельное оружие под убийство молчащих, а что-то на банальное освоение оружия.

Не забыть моё старое клеймо надеть на безымянный палец. Осталось оно ещё с тех славных времён когда в частной компании "Олафсон и Олафсон" я был начальником особого охотничьего участка, занимавшегося поставкой для армии разного рода монстров. Остальные участки тоже занимались отловом и клеймлением монстров, но только особый участок, которым руководил я, получал заказы на вампиров и их кровососущих собратьев, бывших основой для построения почти любой наступательной операции.

Хорошее клеймо, никогда меня не подводило, хоть и не использовал я его ни разу с тех пор, как скоропостижно самоустранился с должности, доставшейся мне, считай, случайно.

Шлем? Без него обойдусь, как и без кольчуги, поножей и прочего, хватит одной маники, привык я к ней, да и щит она неплохо заменяет. Лишнее таскать — только скорость терять. Хотя, конечно, иногда всё же бывает и кирасу надену, ну или щит прихвачу, но не так что бы всё сразу: и шлем, и кольчугу, и кирасу, и поножи, и щит ещё в придачу. Бывает, в общем, когда, например, взбредёт мне в голову полезть в место какое, в какое никому нормальному в голову полезть не взбредёт.

Рюкзак, конечно, рюкзак, без него никуда.

И еды надо обязательно прихватить. На неделю или лучше даже на декаду — всё равно замазка много места не занимает, да и весит мало.

Ах, да замазка... не молчащие, не гарпии и не автоматические оборонительные системы, как может показаться на первый взгляд, являются основной проблемой не только на острове, но и вообще во всей Мертвятне. Основная проблема — отсутствие еды. Нет тут ни насекомых, ни животных, ни птиц, ни рыб. Нет вообще. В связи с чем довольно долго пришлось питаться орешками там, кореньями, ягодами, травками, отчего весу сбросил преизрядно, даже рёбра стали заметны, чего за мной вроде до того не водилось.

Голод и гарпии в небе.

Всегда две. В вышине. На земле. Всегда рядом.

Смотрели как стая некро-псов гнала меня, как уходил я от голема пусть и не быстрого, но безустанного, как поворачивал назад, выходя на уцелевшие периметры оборонительных турелей.

Спускались, смеялись, иногда нападали, а иногда и оружие подкидывали, дневник смотрителя опять же благодаря им попал ко мне.

И вот однажды после одного нападения я просто не смог подняться — не осталось уже никаких сил. Так и лежал на спине, наблюдая за двумя гарпиями в небе. А потом за одной — вторая улетела куда-то на восток.

Жалел лишь о том, что не удалось убить хотя бы одну из гарпий. Убей я хотя бы одну — умирать было бы может быть не легче, но тогда хоть что-то грело бы меня.

Вторая гарпия вернулась быстрее, чем я успел задуматься куда же это она могла улететь, и рядом со мной приземлились пачка универсального питания.

Гарпии решили подкормить свою игрушку, чтобы с ней можно было поиграть ещё немного.

Я давился массой по вкусу больше всего напоминавшей землю, улыбаясь тому, что встреча с Чужой Молодицей вновь откладывается. Гнев же одобрительно рычал, будто бы зная, что шанс отомстить представится уже скоро.

Транспортник, на борту которого были контейнеры с универсальным питанием, мне удалось найти через два дня.

Ещё через два дня я убил тех двух гарпий, что в тот момент следили за мной.

Через декаду, скрывшись от преследования на подземных уровнях, я вышел к генераторам Пустоты.

Опять меня понесло... так вот, замазка — это универсальное питание. Ну а что? Нормальное название, всё равно настоящее название на упаковке я прочитать не смог.

Два пустых бурдюка также прихвачу — потом наполню водой.

Верёвку тоже, как обычно беру. И пусть ни разу она мне не пригодилась — пусть. Креплю её к правому боку рюкзака. К левому креплю алхимический фонарь. Скатанный в трубу плащ пристёгиваю сверху — не на сырой же земле спать право-слово.

Маника на мне. Гладиус на поясе вместе с НЗ — огнивом, двумя полосами ткани, успешно заменявшими бинты, и упаковкой замазки. Засапожник, как и следует из названия — в голенище правого сапога.

— Не шали без меня. — улыбнулся я и опять не смог удержаться и коснулся рукой попки красавицы.

Как живая.

Оно и хорошо, что только как.

'От живых одни проблемы — вон появились живые, и проблемы не заставили себя ждать'. — поддакивает Гнев.

Карабин фантастическим котёнком приютился на коленях. Снаряженный рюкзак лежит рядом, у колонны,— одно движение и он уже у меня за спиной. Игломёт и обоймы к нему тоже рядом, но справа — за мной могут прислать и тех, кого свинцовыми пулями-то не взять. А могут и не прислать. Всякое бывает. Бывает даже то, чего не бывает.

— Бывает даже то, чего не бывает. — повторил я мысль, но уже вслух.

Вслух мысль прозвучала ещё глупее.

Пожал плечами.

Бывает.

Хочешь сказать что-то умное самому себе, а потом вдруг оказывается, что сказал глупость. Или банальщину какую. Банальщина хуже глупости. Глупость хоть улыбку вызовет, а я люблю улыбаться. Для себя улыбаюсь. Для себя и немного для Неё.

Для кого это, для Неё?

Ну тут надо вернуться не на год-другой — сразу на десяток лет, когда ещё я ни о каком острове Молчания знать ни знал и не клеймил вампиров. Жил себе, в небольшой городке, чему-то учился, чему-то учил сам. Жил, пока одним летом не попал к добрым дядькам-докторам. Добрые дядьки-доктора не долго думали, диагноз поставили и пошли по домам, а я остался в палате умирать.

Страшно умирать, лёжа в придорожной траве и тщетно пытаюсь зажать рану в разорванном горле.

Страшно умирать, задыхаясь в дыму костра, что под твоими ногами, понимая, что уже совсем скоро ненасытное пламя доберётся и до тебя.

Страшно умирать на алтаре, жертвой безумных фанатиков безумному богу.

Страшно умирать и в палате под присмотром врачей, когда вроде бы и капельницы тебе ставят и таблетки разные дают, уколы, а ты умираешь. Неспособный заснуть от боли, скрипя зубами выполняешь рекомендованный процедуры, но тем самым лишь множа свои страдания. "Мертвец". — читаешь в глазах медсестёр. Один из сотен, что видели глаза тех медсестёр. Один из тысяч, что увидят ещё те глаза.

Умираешь, ища хоть что-то, за что зацепиться. И находишь, то единственное, чему научил тебя этот проклятый мирок.

Гнев.

Стоишь обоими ногами в могиле, а Чужая Молодица стоит где-то рядом, в темноте.

— Тебе ведь всё равно с кем сегодня танцевать? — скалишься из могилы.

— Всё равно. — молчит Она.

— Тогда подожди, чтобы мне не было стыдно, пригласить такую даму на танец.

— Подожду. — молчит Она.

Выживаешь, питаемый Гневом.

Губы, привыкшие кривиться от боли, теперь кривятся в улыбке.

А чего тут такого? Можно жить и с такой улыбкой. Вон многие уже давно и не живут, а я как-то умудряюсь, да и ещё при это улыбаюсь. Улыбаюсь для себя и немного для Неё.

Потом была дорога. Длинная, наверное. Опасная, безусловно. Скучная, местами.

И надо же такому случиться — пришли гости.

Глупые гости.

Трудно ненавидеть тех, кому твоя жизнь безразличная, но кто по долгу службы должен хотя бы сделать вид, что спасает тебя. Трудно, но я смог. Чтобы ненавидеть тех, кто пришёл меня убить, мне даже причин находить не нужно. Они сами принесли причину на остриях своих клинков.

Безусловно, я постараюсь понять кто же такие эти мои названные гости. Чего они так обыденно пришли убивать незнакомого им человека, меня. Постараюсь, но потом, когда все они будут мертвы. Все они, сколько бы их там ни было, кем бы они там ни были, детьми, женщинами или стариками.

Я жесток?

Возможно.

Двое явились ко мне с целью лишить меня жизни, так почему я не имею права лишить жизни общество (народ, государство или откуда они там взялись), которое дало жизнь этим двоим?

На что я опираюсь, позволяя себе подобные заявления?

На вертихвостку Справедливость? Убийство многих в ответ на попытку убийства одного даже я с трудом смог бы подвести под термин "справедливость".

На волчицу в шкуре овцу — теорию меньшего зла? Так я бы мог процитировать одну ныне покойную девушку, которая говорила, что нет меньшего зла, есть... мог процитировать бы, но не буду хотя бы потому, что не хочу сегодня цитировать глупышку, не нашедшую в себе силы свернуть с дороги ведущей в объятия Чужой Молодицы... но вернёмся от девушек к меньше злу. Так вот, в своё время я уже выбирал меньшее зло и оно таковым в большинстве своём оказывалось только для меня и только некоторое время.

На бездушную логику? Да, она всегда придёт на помощь, даже если ищешь причину для убийства детей, женщин и стариков. Дети вырастут и могут прийти мстить за своих отцов, а к тому моменту может уже и не сыщется козырной карты в моём рукаве. Женщины всегда могут нарожать новых мстителей взамен тех, с которыми я разберусь. Старики всегда могут отравить мысли молодых идеей мести и тогда не только дети убитых мной, но и совершенно посторонние люди могут прийти за мной. Вот и выходит, что если подойти к вопросу убийства со стороны логики, то лучше сразу всех убить, чтобы не позволить проблемам сегодняшнего дня прорасти в день завтрашний.

На слепца-закона? Уверен, покопайся я в памяти, найду подходящий под этот случай закон. Как говорится, dura lex, sed lex. И нет уже кровавого убийцы — есть палач, приводящий в исполнение приговор. Вот только изменение названия не изменяет сути. Убийство остаётся убийством, а убийца — убийцей.

Так на что же я опираюсь? Раз и одно не для меня, и второе — не моё, и третье с четвёртым — дорогой мимо идут.

На себя, как не эгоистично это звучит. Я буду убивать до тех пор, пока врагов не останется или не пойму, что дальше убивать уже нет смысла, ведь есть поражения от которых и государства не оправляются, какими бы могучими они ни были до того.

Четверо пеших воинов. Они не заставили себя долго ждать, и это ещё сильнее испортило мне настроение. Наверное, и часа не прошло с тех пор, как я убил первых гостей. Такая оперативность не может не раздражать.

Идут. Спокойные, будто бы не убили тут только что их товарищей.

Стрелять пока рано, подпущу на шагов сто, может чуть меньше. Сто шагов — это секунд десять форы. Более чем достаточно для пяти выстрелов на четырёх целей.

— Рцы, не меньше! — донеслось до меня довольное восклицание. — Не соврал значит!

— Не соврал, значит, а я уж грешным делом подумал — обделался со страху наш Глориндвейн, вот и померещилось ему невесть что.